За исключением некоторых случаев психопатологической симуляции, кажется весьма сомнительным, что сознательное продолжительное чувство позитивной самооценки или самоуважения является важной составной частью нормальной жизни человека. Разумеется, мы испытываем преходящее чувство гордости и удовлетворения в связи с некоторыми нашими успехами и/или социальным признанием этих успехов, но в первом приближении мы знаем, что в длительном или постоянном довольстве собой легко узнать компенсаторные усилия, лишенные убежденности и только отчасти подкрепленные нашей уверенностью в себе. По существу, людям, которых мы считаем уверенными в себе или уважающими себя, больше присуще не столько стремление как-то себя оценить, сколько отсутствие внимания к этому вопросу.
Этот вывод подтверждается наблюдением пациентов, успешно прошедших курс психотерапии. Этим людям была свойственна низкая самооценка или ощущение неполноценности. Постепенно на смену этому чувству пришло не чувство застенчивой гордости и не чувство самоценности, а снижение интереса к этой проблеме. Они просто стали меньше интересоваться оценкой себя, а больше — своей деятельностью и реальной жизнью. Вместе с тем оказывается, что самооценка или самоуважение во многом похожи на ощущение хорошего физического самочувствия или здоровья. Она ощущается как таковая по случаю, но в основном проявляется как отсутствие болезненного и мучительного самоосмысления и как готовность действовать, в особенности — выносить суждения, принимать решения и, главное — следовать в жизни своим путем[48].
Самооценку или, что для меня предпочтительнее, самоуважение можно сравнить с физическим самочувствием и в другом смысле. Состояние здоровья, как и болезнь, имеет физиологическое обоснование. Но смысл заключается в том, что, в отличие от болезни, здоровье или хорошее самочувствие не нужно объяснять. Мы не должны искать особых причин тому, что у человека нет болей в желудке или нет язвы. Мы считаем это само собой разумеющимся, мы этого ожидаем, ибо это следует из нашего общего понимания человеческой физиологии. Наличием особых условий объясняется только болезнь. Наверное, то же самое можно сказать о самоуважении по сравнению, скажем, с чувством неполноценности: развитие самоуважения можно считать общим отражением нормального личностного роста и развития автономии; оно непосредственно не зависит от особых условий: наличия умений, достижений или успехов.
Я думаю, в этом заключаются не только наши пожелания, чтобы было именно так; опыт показывает, что самоуважение или, напротив, чувство неполноценности присуще людям совершенно разного уровня интеллекта, с любым ощущением своей значимости или успешности, и даже очень ограниченным, и даже неполноценным людям, хорошо осознающим свои ограничения и свою неполноценность. Если эффективные, умелые действия являются главным и прямым источником самоуважения, тогда не очень понятно, почему это качество не должно в основном быть присуще самым блестящим, самым знающим и самым успешным людям.
Мы увидели, что в процессе развития ребенка его поведение постепенно становится менее пассивным и неотложно-реактивным на его окружение и все активнее управляется в соответствии с его собственными планами. В манере речи он уделяет больше внимания характеристике своего поведения. По-моему, главным образом именно это общее развитие автономии ребенка, в которой действие будет играть свою роль, а не прямое ощущение эффективного действия, становится основой развивающегося ощущения личной значимости, становления индивидуальности и, в конечном счете, личного авторитета и самоуважения. Ребенок чувствует себя более значимым, ибо он действительно становится таким, причем не столько в смысле возрастания технической компетентности, сколько в более глубоком внутреннем смысле, становясь независимым субъектом действия в окружающем мире. Умелые действия, достижения и успех — отдельные внешние проявления этого развития, а потому они могут служить и часто служат внешними подтверждениями, объективными доказательствами значимости человека и его права на самоуважение, особенно если самоуважение оказывается недостаточным или что-то мешает его выражению. Но если развитие автономии прошло нормально, самоуважение в основном не будет зависеть от того, что человек может делать и как хорошо он это делает, не будет требовать особых оправданий, а будет лишь отражать, что человек является или становится автономной личностью.
Если это рассуждение правильно, было бы ошибкой распространять данный вывод и на ощущение неполноценности, а именно: что это ощущение непосредственно порождается недостатками или ограничениями компетентности. Конечно, встречаются люди с сомнительной самооценкой, наделяющие разные недостатки и ограничения глубоким и общим смыслом, словно они служат мерой их человеческой состоятельности. Вероятно, специфический фокус такого беспокойства время от времени или даже часто меняется: проблемы с обучением или с карьерным ростом, физическая слабость, неудовлетворительная сексуальная жизнь и так далее. Нередко бывает, что явно компетентные и успешные люди считают какие-то свои отдельные недостатки явным свидетельством своей общей неполноценности. С другой стороны, когда люди, в особенности дети, уже избавившиеся от чувства неполноценности, терпят неудачу в деле, в котором они хотели бы добиться успеха, — правда, это дело не является для них очень важным, -оказывается, что они признают неудачу с сожалением или разочарованием как конкретное ограничение, иногда с чувством, что оно является лишь временным, во всяком случае не придавая этой неудаче общего смысла с точки зрения своих основных качеств. С этой точки зрения даже серьезные ограничения не обязательно становятся смертельными.
Это признание является очевидным даже в следующем случае детских воспоминаний мужчины с диагнозом «задержка психического развития»:
Похоже, я знал, что нахожусь где-то в тени, знал, что я какой-то не такой, как все, знал, что у меня были проблемы, но когда ты молод, то не думаешь, что это проблема. Многие люди были такими же, как я. Проблема заключалась в том, что ко мне словно приклеился ярлык, что я такой... Я любил ездить в лагерь. Начальство и вожатые были хорошие. У меня была эта проблема с ногами. Ноги были довольно слабые. Когда я в походе отставал от группы, другие участники могли нести меня на спине, потому что я был довольно легкий... Я радовался тому, что я легкий, потому что так им было легче. Мне нужна была помощь, и они мне помогали... Я и не думал, что они меня понесут... Оказалось очень важно, что я там был.[49]
Чувство неполноценности подразумевает не столько наличие реальных недостатков, которые, в конечном счете, занимают основное место в жизни любого ребенка, сколько осознание норм, которые придают таким ограничениям значение, которого иначе они бы не имели. Вполне вероятно, что ощущение ничтожности или неполноценности, выраженное в той или иной форме, является частью всех неврозов. Общей составляющей всех неврозов является некоторое ослабление автономии, а следовательно, и некоторое снижение самоуважения. Но существует особое чувство неполноценности, когда эта проблема и это ощущение становятся особенно острыми, доминирующими и даже навязчивыми. В этом смысле ощущать свою неполноценность — значит сжиться с образами и идеями о том, каким человек должен быть, и постоянно соотносить себя с этими мерками. Скорее всего, именно такое ощущение неполноценности порождает явные симптомы.
По-видимому, именно у таких людей возникает некое раздвоение личности, двойственная установка, порожденная в процессе детского подражания, и тогда продолжается и даже усиливается идентификация с взрослыми, вызывающими восхищение или, уж по крайней мере, производящими впечатление. Я понимаю, насколько парадоксальным кажется утверждение, что подражание ребенка взрослым, которое должно было привести к разрыву между ними, становится неотъемлемой частью субъективной жизни ребенка. Вместе с тем, в конечном счете, в основе такого подражания лежит разрыв между высшим и низшим. Цель ребенка в подражании взрослым — устранить этот разрыв, но в реальности ребенок не может стать тем, кем он не является, то есть взрослым. В этом смысле процесс идентификации никогда не может быть совсем успешным. В процессе развития нормального ребенка он ощущает свою автономию и свою значимость, снижается его интерес к подражанию взрослым, оставляя у него те характерные черты и результаты влияния, которые имели свои корни в самой личности ребенка.
