Психопатологию подросткового возраста не следует приравнивать, особенно в прогностическом аспекте, к психопатологическому состоянию взрослого человека, хотя в некоторых случаях может наблюдаться существенное сходство[52]. Это становится особенно ясно в связи с теми симптомами или проявлениями, о которых я уже упоминал. Они могут напоминать патологию автономии взрослого человека, например, навязчивое, одержимое и даже паранойяльное состояние, но эти реакции и тревоги подростка могут оказаться лишь признаками переходного состояния в процессе развития и укрепления автономии, причем только при определенных внешних условиях. Часто легко заметить следующее: как только достижение подростком автономии и самоуважения становится более свободным, значительно уменьшается или вовсе прекращается его демонстративное застенчивое самовыражение. С другой стороны, верно и то, что эти состояния могут существовать и при более продолжительной патологии автономии, как разновидности ригидного характера.
Глава 3. Ригидная личность
Я описал несколько разновидностей невротических состояний и тенденций: состояние навязчивой одержимости и паранойяльное состояние, садистские и мазохистские склонности — как проявления ригидного характера. Перед тем как перейти к подробному описанию этих состояний и тенденций, я приведу общее описание ригидного характера, и это общее понимание станет основой дальнейшего объяснения. В этом случае лучше всего в первую очередь обратиться к состоянию навязчивой одержимости и паранойяльному состоянию, так как они являются наиболее содержательными. Разумеется, все эти психиатрические и психологические категории и обобщения являются широкими: никто не подпадает под такое описание полностью и никто не может сказать, что оно совершенно к нему не относится.
Люди, о которых пойдет речь, характеризуются непомерной и напряженной взвешенностью поведения. Те области жизни, которые обычно характеризуются спонтанным поведением и довольно быстрым принятием решений — пойти или не пойти в кино, как провести выходной день, — наполняются серьезными, взвешенными размышлениями, зачастую полными сложных задач.
Поведение такого человека может быть практически постоянно целеустремленным, сосредоточенным на том, чтобы добиться прогресса, какого-то ощутимого результата или, по крайней мере, продолжать планировать дальше. Такой человек мало делает то, что ему просто хочется. Такая целеустремленность поведения может стать очень интенсивной: тщательной, выверенной, напряженной, с полной концентрацией внимания на поставленных целях. Хотя в отдельных случаях эти целенаправленные усилия человека могут показаться непроизвольными или даже импровизированными. Такая целеустремленность не допускает отклонений или отвлечений. Именно поэтому она называется ригидной.
Такое непрерывное, всегда хорошо продуманное, целенаправленное и напряженное самоуправление включает в себя особый тип самоосмысления или самоосознания. По сравнению с другими людьми, ригидные личности управляют собой, более тщательно и напряженно осмысливая, что и как они делают. Они никогда не забываются и не теряются. В некоторых случаях даже их жесты -рукопожатие, походка — могут быть заранее продуманы и предусмотрены, чтобы достичь какой-то цели или избежать нежелательного воздействия. Следовательно, их поведение является не только взвешенным, но и зачастую напыщенным и неестественным.
У людей с ригидным характером сама по себе автономия вызывает настороженность и беспокойство. Их очень беспокоит проблема «уступчивости». Паранойяльная личность бдительно следит, чтобы ею не помыкали, не использовали в своих интересах, не сделали посмешищем и не обманули. Навязчивая личность озабочена тем, чтобы «не уступить» соблазну, лени или своим эмоциям. Оба типа ригидного характера должны постоянно подкреплять и усиливать свое ощущение контроля над ситуацией: паранойяльная личность — через стремление всегда оказаться «над» ситуацией, ожидая и пытаясь предвидеть все возможные неприятности; навязчивая личность — испытывая свою «силу воли», используя свою активность, деятельность и результативность. Обе они чувствуют особое уважение к «силе» и отвращение к «слабости», которые для них в основном означают силу или слабость воли. Разумеется, в каждом случае более ригидная паранойяльная личность превосходит в напряженности усилий относительно менее ригидную навязчивую личность.
Совершенно ясно, что у таких людей происходит особая и весьма специфичная борьба за владение собой, что достижение ими автономии сопряжено с приложением особых усилий, а если пойти несколько дальше, можно предположить, что их ригидность становится итогом их усилий и результатом их борьбы. Неочевидна лишь причина такой борьбы, — например, причина отвращения к «слабости» и «уступчивости» или к ослаблению напряженного или волевого самоуправления, то есть, иначе говоря: какое значение будет иметь для человека такое расслабление или «слабость».
Я уже указывал на то, что для ригидной личности значит «слабость» в первую очередь. Это подразумевается в том значении, которое имеет для нее «сила» — способность что-то перебороть, чему-то противостоять и преодолевать свои чувства, сопротивляться искушению, соблазну, тому, что хочется делать. Таким образом, слабость, «уступчивость» себе, «потеря контроля» и проявление «безволия» — это значит следующее: человек делает то, что хочет, а не то, что должен. Иными словами, ригидная личность ощущает себя слабовольной или плохо владеющей собой, когда ее желание и намерение противоположны ее волевым установкам. Еще точнее: ригидная личность ощущает ослабление самоконтроля, если ее волевые установки, которые она считает своими желаниями, противоположны ее реальным, но непризнаваемым ею желаниям и намерениям.
Позвольте привести пример, взятый из психотерапевтической практики. Двадцатичетырехлетняя женщина, недавно разочаровавшаяся в своей любовной связи, несколько минут рассказывала о своем решении переехать в другой город, чтобы «начать все сначала». Несмотря на повторяющиеся эмоциональные заявления о своем намерении и принятом решении совершить этот переезд, она не сделала ни одного практического шага в этом направлении. Ниже в сжатом виде приведена запись этого случая, когда она пришла на терапию, очень опечаленная и расстроенная своим слабоволием в этом отношении:
Пациентка'. Что со мной происходит! Я хочу переехать, но, оказывается, не могу приступить к этому переезду. Все дело в моей инерции. Это для меня типично... Не делать того, что я действительно хочу сделать!
Терапевт'. Обычно людям не приходится преодолевать такую сильную инерцию, чтобы сделать то, что они действительно хотят. В сущности, если они к чему-то очень стремятся, то их очень трудно удержать.
Пациентка'. Наверное, я не совсем точно выразилась, что очень стремлюсь. Но я знаю, что в общем-то мне бы этого хотелось.
Терапевт'. Очевидно, что быстро это сделать не получится.
Пациентка'. Но я знаю, что это было бы хорошо для меня.
Терапевт'. Это совсем другое, чем хотеть это сделать.
Пациентка'. Хочу или не хочу, мне следует это сделать! Мне нужно научиться быть независимой! Мне нужно уехать туда, где я не смогу все время звать людей себе на помощь, где просто никто не придет, где мне придется позаботиться о себе самой, потому что чужая душа — потемки. И тогда я или утону, или научусь плавать!
Терапевт: Я понимаю, почему вы не спешите сделать этот шаг.
Пациентка: Это было бы ужасно! (Начинает рыдать.)
То, что с незыблемой и моралистической точки зрения этой женщины ощущалось как необъяснимое и расстраивающее ее слабоволие, как «инерция» или неспособность сделать то, что она «действительно хотела», по существу, было ее сильным желанием вообще этого не делать. Она думала, что ей следует это сделать, и была уверена в том, что хочет это сделать, но фактически она этого не хотела. То, что она ощущала как слабоволие («инерцию»), в действительности была не признаваемая ею склонность к тому, чтобы сделать нечто прямо противоположное.
