«Ишутинцы» мечтали, сохранив традиционный российский уклад, перестроить его на принципах социализма. По их мнению, российское общество должно быть перестроено на началах крестьянских общин и кооперативных артелей. Для этого надо было сокрушить существующий строй, свергнуть царя. Однако такие намерения приходилось скрывать от большинства участников кружка. Ишутин понимал: в народе радикальные меры не найдут поддержки.
Почему? Население по большей части бедствует, едва сводя концы с концами; находящиеся «при власти» неправедно богатеют, нередко за счет казнокрадства. Разве плохо отказаться от такого государственного устройства?
В данном случае, как это часто бывает, сказывалась распространенная в массах легенда о том, что верховный правитель хорош, а дурны его подчиненные, чиновники. Отчасти мнение было справедливое. Тем более что убийство царя само по себе могло бы принести народу не освобождение, а дополнительное порабощение. Кто знает, какой человек воссядет на трон? И почему бы ему быть добрее своего убиенного предшественника?
Однако все это оставалось в области мечтаний. В сущности, кружковцы никак не были связаны с народом. Пора было бы переходить к практическим действиям. Но как это сделать и что предпринять? В сущности, они были слабы для серьезных выступлений. Именно это подвигло их на индивидуальный террор.
На основе своего кружка Ишутин стал сколачивать глубоко законспирированную организацию с характерным названием «Ад». Ближайшей ее задачей стало цареубийство и уничтожение предателей, после чего, как предполагалось, народ встряхнется от вековой спячки и сбросит иго эксплуататоров. Или, во всяком случае, на престол взойдет государь более либерального направления и проявивший больше заботы о русском народе.
В марте 1866 года Каракозов выпустил в Петербурге рукописную прокламацию «Друзьям рабочим» с призывом к революционным выступлениям. Чтобы «из искры возгорелось пламя», он решил убить царя.
4 апреля, когда Александр II выходил из Летнего сада и садился в свою коляску, Каракозов выстрелил в него и промахнулся. Согласно официальной версии, точному попаданию помешал стоявший рядом мещанин Осип Комиссаров. Возможно, так оно и было. Все-таки в русском народе преобладали «царисты».
Государь записал в дневнике об этом событии: «Гулял с Марусей и Колей (детьми. – Р.Б.) в Летнем саду… выстрелили из пистолета, мимо… Убийцу схватили… Общее участие. Я домой – в Казанский собор. Ура – вся гвардия в белом зале…»
Каракозова схватили, пытали, судили и повесили 3 сентября на Смоленском поле в Петербурге. (О том, что его пытали, в частности, лишением сна, свидетельствовал П.А. Кропоткин, слышавший об этом от одного офицера.) Ишутина арестовали, судили, приговорив к смертной казни, заменив ее пожизненными каторжными работами. После ареста он прожил всего 7 лет, не дожив до сорокалетнего возраста. Его организацию разгромили, а ее участников репрессировали.
«Выстрел 4 апреля был нам не по душе, – писал Герцен. – Мы ждали от него бедствий, нас возмущала ответственность, которую брал на себя какой-то фанатик. Мы вообще терпеть не можем сюрпризов ни на именинах, ни на площадях: первые никогда не удаются, вторые почти всегда вредны. Только у диких и дряхлых народов история пробивается убийствами». (Последнее замечание было опровергнуто последующими историческими событиями, вплоть до нашего времени.)
Ему ответил неистовый революционер-анархист М.А. Бакунин: «Я так же, как и ты, не ожидаю ни малейшей пользы от цареубийства в России, готов даже согласиться, что оно положительно вредно, возбуждая в пользу царя временную реакцию, но не удивлюсь отнюдь, что не все разделяют это мнение и что под тягостью настоящего невыносимого, говорят, положения нашелся человек, менее философски развитый, но зато и более энергичный, чем мы, который подумал, что гордиев узел можно развязать одним ударом. Несмотря на теоретический промах его, мы не можем отказать ему в своем уважении и должны признать его “нашим” перед гнусной толпой лакействующих царепоклонников».
Не совсем прав Бакунин, предполагая «теоретический промах» у террориста. Да, безусловно, ответом на покушение было ужесточение карательных мер со стороны правительства. Но именно этого добивались некоторые теоретики терроризма.
Александр II
По их мнению, обострение борьбы между революционерами и их противниками должно привести в конце концов к открытому столкновению, социальному взрыву. Индивидуальный террор провоцирует аналогичные меры со стороны государства. Таким путем предполагалось вызвать дестабилизацию общества, страх перед новыми покушениями, растерянность и смуту.
Кроме того, громкие террористические акции напоминали властям и народу, а также просвещенным гражданам других стран, что в России действуют тайные общества революционеров, бросивших вызов самодержавию. Слабых духом это заставляло трепетать, а сильных вдохновляло на революционные подвиги (или на противодействие им).
На ситуации в России могла сказываться «психическая эпидемия» покушений, прокатившаяся в предшествующие годы по миру. В Америке был застрелен президент Линкольн. Рабочий Гедель, а затем доктор Нобилинг стреляли в императора Германии. Испанский рабочий Монкаси попытался убить короля Альфонса ХII. Повар Пасанате бросился с ножом на итальянского короля.
В период либеральных реформ Александра II большинство идейных революционеров отвергали метод террора. А желающих совершить цареубийство даже ценой собственной жизни было, по-видимому, немало. П.А. Кропоткин, член тайного кружка народников, свидетельствовал:
«Из южных губерний приехал однажды в Петербург молодой человек с твердым намерением убить Александра II. Узнав об этом, некоторые чайковцы долго убеждали юношу не делать этого; но так как они не могли переубедить его, то заявили, что помешают ему силой. Зная, как слабо охранялся в ту пору Зимний дворец, я могу утвердительно сказать, что чайковцы тогда спасли Александра II. Так твердо была настроена тогда молодежь против той самой войны, в которую она бросилась потом с самоотвержением, когда чаша ее страданий переполнилась».
Если у кого-то была надежда запугать покушениями царя и вынудить его пойти на уступки, она ни в коей мере не оправдалась. Как бы ни относиться к русским царям, трусостью они не отличались. В частности, во время покушений на его жизнь Александр II проявлял спокойствие и мужество. (Однажды на охоте он выстрелил в медведя, ранив его. Зверь смял охотника, бросившегося вперед с рогатиной. Царь подошел к медведю и застрелил его в упор. Кстати, отдавая должное царю, полезно вспомнить и о мужестве медвежатника.)
Либеральные реформы Александра II и относительная свобода печати вызвали, скажем так, «предреволюционное брожение» в российском обществе. Они возбудили в среде образованных сословий надежды на дальнейшую модернизацию государственной системы, вплоть до принятия конституции (к чему стремились главным образом демократы-западники) или укрепления местного самоуправления и сельских общин, о чем мечтали славянофилы и революционеры-народники.
Время шло, а дальнейшего развития реформы царя-Освободителя не имели. Не потому, что Александр II был упоен самодержавием или ему не хватало государственной мудрости. Он находился в трудном положении, опасаясь, что будут поколеблены устои российского общества, начнется борьба за власть, а там еще народные бунты, революция, распад державы.
…Утром 2 апреля 1879 года, проходя по Дворцовой площади, царь увидел странного господина в чиновничьей фуражке и с напряженным взглядом, шедшего ему навстречу. Правая рука этого человека находилась в кармане пальто. Он достал из кармана револьвер и выстрелил в царя. Сохранив присутствие духа, Александр II быстро повернулся и бросился бежать. Он не забыл правила: в таких случаях следует двигаться не по прямой, а зигзагами. Это спасло ему жизнь. Террорист продолжал стрелять в него, но не успевал прицелиться. Лишь одна пуля слегка разорвала царскую шинель.
(Тот, кто полагает, будто Александр II струсил, не в состоянии отличить глупую браваду или полную потерю самообладания безоружного человека, остолбеневшего перед убийцей, от четких разумных действий того, кто умеет владеть собой в экстремальных ситуациях.)
Нападавшего схватили. Им оказался Александр Константинович Соловьев – убежденный народник, несколько лет проводивший революционную пропаганду среди крестьян различных губерний Центральной России. Суд над ним был скорый: приговорили к смертной казни через повешение.
Казалось бы, стрелявший в царя должен быть закоренелым злодеем или убежденным анархистом-террористом, бесшабашным разрушителем общественных порядков. В действительности было не так. Н.А. Морозов, с которым они вместе «ходили в народ», называл его «застенчивым и молчаливым». И добавлял: «Соловьев мне особенно нравился своей мягкой вдумчивостью и приветливостью. Его молчаливость явно не была результатом ограниченности. Нет! Когда его спрашивали о чем-нибудь, он всегда отвечал умно или оригинально, но и он, как я, и даже несравненно больше, любил слушать других, а не говорить им что-нибудь свое».
