«Любви для счастья бывает мало», — вторил ему грустный мамин.
Князь где-то пропадал по своим княжьим делам вот уже пять дней, лишь изредка перезванивая мне на мобильный. От Дэйра тоже — ни слуху ни духу не было. Конечно, Элен не могла упустить такой замечательный шанс и направила все свои усилия на то, чтобы снять с меня гипотетические розовые очки. А я… я слишком соскучилась по ней, чтобы убегать от этих разговоров, и слишком любила и восхищалась ею, чтобы пропускать их мимо ушей.
Мама всегда начинала исподволь.
— А у него есть какое-нибудь хобби? — любопытствовала она. — Давно было интересно, чем может увлекаться такое древнее существо.
— Ну, конечно, есть. Заигрывания с инквизицией, — отшучивалась я и тут же озадачилась: действительно, а как Ксиль проводит свободное время? Не всегда же он сражается или действует на нервы окружающим.
Какие страны ему нравятся?
Что за книги он читает?
Есть ли у него заветная мечта?
У Элен была тысяча вопросов. А у меня — ни одного точного ответа. Только шутки, легкомысленные замечания и смешки. Мама медленно, но верно подводила меня к мысли о том, как мало у нас общего… Да я и сама это понимала — где-то в глубине души. Наверняка все мои чаяния Ксиль знал на три шага вперед. Но для меня-то князь был закрытой книгой!
Я не понимала его. Конечно, когда мы вместе влипали в какое-нибудь приключение, это не слишком-то и волновало — выбраться бы без потерь. Но теперь, в разлуке, появилось время обдумать все заново… Да что там «все», хотя бы последний месяц!
Максимилиан часто вел себя, как шестилетний ребенок — эгоистично, капризно и алогично. Но параллельно он умудрялся проворачивать уму непостижимые фокусы. Например, князь «раскачивал» психику Дэриэлла, то подводя его к черте срыва, то заботливо отталкивая от нее. И постепенно целитель изменялся. Исчезали заботливо возведенные барьеры, недопустимое и немыслимое сперва становилось возможным, а потом и вовсе единственно верным…
Ксиль попросту дрессировал Дэйра — сейчас, когда Элен задавала такие правильные и жестокие вопросы, это становилось очевидным.
Глупые, демонстративно-несерьезные заигрывания, своевременная и необременительная поддержка, настойчивое сокращение дистанции — Ксиль постоянно то присаживался на ручку кресла рядом с целителем, то запускал в медовые пряди жадные пальцы… Все шло в ход. Максимилиан словно приручал Дэриэлла, приучал его к себе. И потом… случайность или продуманный ход?.. крепко-накрепко привязал, когда поймал в плен запутанных отношений князь-подопечный.
В то, что почти состоявшаяся смерть целителя была подстроена — да даже в то, что Ксиль просто воспользовался ситуацией к своему удовольствию — верить не хотелось.
Вопрос — ради чего? Неужели из-за моей вскользь брошенной фразы: «Жаль, что вы не друзья»? Или у князя были свои причины?
Стоило задуматься, и голова шла кругом.
Пересказывая события, произошедшие в Кентал Савал, маме, я заново посмотрела на них — холодно и непредвзято, насколько это возможно. И перепугалась. Уж слишком много совпадений выходило… Да, вряд ли у Максимилиана было достаточно возможностей, чтобы подстроить Дэйру потерю чувствительности (боги, я правда об этом думаю? ) или повлиять на решение Меренэ удалить брата от политических интриг.
Но кто мешал князю просто подловить момент — и обернуть все в свою пользу? Расчетливо, коварно, бессовестно — словом, по-шакарски.
Вот от подобных мыслей становилось совсем скверно.
Разумеется, я знала, что Ксиль может быть эгоистичным манипулятором, особенно когда считает, что действует во имя высшей цели. Взять бы, к примеру, тот давний случай, когда он склонял меня лечь на алтарь и стать добровольной жертвой… Тантаэ говорил, что в то время я уже была в определенной степени дорога Ксилю. Тем не менее, Северный князь готов был пожертвовать своими чувствами и моей жизнью, без раздумий и сожалений.
К «темной стороне» Максимилиана я уже почти привыкла. Но все же вновь столкнуться с ней лицом к лицу мне бы не хотелось.
Словом, мамины старания не прошли зря. Все чаще мною овладевали сомнения. И еще — я почувствовала себя беспомощной, осознав, что наши с Ксилем отношения зависят исключительно от него, от его интереса ко мне.
Как я могу удержать такое древнее и прекрасное существо? На одной чаше весов — чувство вины, симпатия и, возможно, нечто большее, чем простая привязанность. На другой — огромная разница в опыте, возрасте и чуть ли не диаметрально противоположные жизненные ценности… В таком свете в «вечную и единственную» любовь, о которой говорил Тантаэ, верилось все меньше.
Конечно, по ночам, когда сны наполнялись запахом смятой травы и цветов, сомнения отступали. Я просто ощущала себя единым существом с Максимилианом, только разделенным на два тела. Наша потайная долина, вечно звездное небо и неощутимое касание рук…
Но по утрам мистическая ниточка между нами, невидимая связь истончалась. Я опять начинала мучить себя размышлениями на тему «пара — не пара». И пока Ксиль был далеко, эти отношения казались все более эфемерными и надуманными.
— Ерунда, — хмыкнула Этна, когда я по телефону обмолвилась о своих терзаниях. — Это такой принцип дурацкий. Вот была куча проблем, и думать о всякой дури вы не успевали. А сейчас все в порядке, а ты просто себе по привычке выискиваешь всякую фигню, от которой адреналин вырабатывается. Плюнь, и все. Если судьба — поженитесь, если нет — разбежитесь. В худшем случае он тебя бросит и ты его никогда не увидишь. И что, умрет от этого кто-то? — цинично поинтересовалась подруга.
— Не умрет, — да уж, точно, раздуваю проблему из ничего. — Но я его люблю.
— Если любишь, заканчивай с этими сомнениями, — по-доброму посоветовала Этна. — А? Мам, иду. Все, Нэй, до встречи на площади, сейчас говорить не могу.
— Ладно. Пока.
— Покедова, — в трубке помедлили. — Да все хорошо, правда, Нэй. Не забивай себе голову ерундой.
После этого разговора от сердца отлегло. Но подленькое, грязное чувство затаилось где-то в темном уголочке, дожидаясь своего часа.
— Эй, — холодные, как ледышки, пальцы Феникс осторожно легли на плечо. — Чего молчишь? Я думала, ты там без нас скучала…
Энни выглядела мило и как-то по-домашнему уютно — ненакрашенная, немного сонная, в пушистом голубом свитере. Даже, пожалуй, немного старомодно — в лучшем смысле этого слова, словно в противовес яркой, модерновой кухне, где мы расположились — с огромным окном в полстены, занавешенным асимметричной шторой с геометрическим узором, угловым диванчиком с красной обивкой «под кожу», с металлически блестящей техникой и черно-белой мебелью.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
