ответил Виго.
−Э−м-м-м… сожалею, − буркнул Морис.
− Ну… Это было давно. Так с чего начнём? — спросил Виго, глядя на то, как тает в дымке Нижний ярус с его лачугами.
Коляска подъехала к воротам, ведущим на Голубой холм.
− Твоя сестра писала, что в дом пробрались… И, как говорит мой опыт, хм… — Морис положил шляпу на сиденье рядом с собой и переплёл пальцы, впившись в лицо Виго цепким взглядом голубых глаз, — в дом могли пробраться только те, кого туда впустили. Кто впустил? Понятно, что кто-то, кто имел возможность. В таких делах подозревать нужно самых близких. Я бы начал со слуг. Стоило бы у всех отобрать ключи, сменить охрану, камердинеров и горничных, кухарок, конюхов, всех, кто обслуживает семью. Затем узнать, не расплатился ли из обслуги кто с долгами или не приобрёл что-то дорогое или крупное. Не выиграл ли в карты или получил наследство. Ну, или просто, может, кто-то сам уволился. Люди глупы. Как только им выпал большой куш, они тут же пускаются во все тяжкие.
− Думаешь, кого-то подкупили? — спросил Виго задумчиво.
− Сто к одному, что это так. Могли ещё шантажировать, и это тоже вариант. Так что всех слуг, у кого есть какие-то неблагонадёжные дети−мужья−жёны-внуки-племянники, тоже стоит взять на заметку. Если у кого-то сына посадили за воровство, а потом вдруг отпустили, это тоже повод начать подозревать. Слуг надо набрать новых, желательно тех, кто не служил у ваших врагов. А потом уже можно взяться и за семью.
− Семью? — удивился Виго. — Ты же не думаешь, что это мог быть кто-то из родственников?
− Почему же не думаю. Очень даже думаю, — невозмутимо ответил Морис. — Если хочешь добиться успеха, подозревать надо всех. Даже тебя! — он усмехнулся. — А если серьёзно, то половину всех преступлений с отравлениями главы семейства совершают жёны и дочери.
− А вторую половину?
− Любовницы и продажные женщины, − развёл руками Морис. — Яд — оружие женщины.
− Морис! Ты же не думаешь, что донна Виолетта, Лив или Изабель…
− Или те, кто таким способом желает избавиться от жён или дочерей, скомпрометировав их. Что тоже неплохой вариант, − перебил его Морис, подняв вверх большой палец. − Мне нужно будет знать всю подноготную каждого члена семьи. Слабые и сильные стороны, привязанности и прочее. Но члены семьи не должны знать, что я подозреваю их. Есть кто-то, кому смерть дона Алехандро будет очень выгодна?
Есть ли?
Виго задумался. У отца очень много врагов. Слишком много, чтобы ответить на этот вопрос однозначно.
− Мне проще сказать, кому она будет невыгодна, − криво усмехнулся Виго.
— И это, кстати, ещё один вариант. Рассмотреть друзей и врагов. Тех, кто пострадает от смерти дона Алехандро. Может быть, всё это затевалось ради них, чтобы ослабить их позиции, а твой отец всего лишь… сопутствующий ущерб.
Виго посмотрел на Мориса и впервые подумал, что, кажется, он ошибся в своей первой оценке, думая о нём, как о неудачнике-детективе, перебивающемся случайными заработками, ловя воров-дилетантов. Видимо, в Департаменте сыска рекомендовали этого «мавра» не зря.
— А почему тебя зовут Мавром? — просил Виго, разглядывая светлую кожу, голубые глаза и рыжеватые волосы детектива.
− Долгая история, — усмехнулся Морис. — А зачем ты притащил с собой это?
Он ткнул ногой в длинный кофр.
— А это понадобится мне для поединка чести.
− Поединок чести? — недоумённо переспросил Морис.
− Ну да. Кровная месть — это тебе не просто убийство, это поединок чести. Я должен найти обидчика и сразиться с ним. И его полагается убить в честном поединке. Шпагой.
− Шпагой?! Ты хочешь сказать, что умеешь фехтовать? — брови Мориса поползли вверх.
− Умею. И весьма неплохо, − усмехнулся Виго. — Я же ибериец. И сын гранда к тому же. Поверь, я умею драться.
— Это уже какое-то средневековье и дикость! Разве не проще вздёрнуть его на виселице?
− Ну, да. Ну да. А вздёрнуть на виселице, как предлагаешь ты, это гораздо гуманнее, да?
− Ну… не то, чтобы гуманнее… но это же будет справедливость. Так сказать, исполнение закона. А своими руками… Драться на шпагах? Помилуй бог! Хорошо, что я не ибериец!
— Сказал тот, кто брал в оплату за поимку преступников шкурки горностая, фишки из казино и золотые зубы, — снова усмехнулся Виго.
— М-дя… Моя слава меня опередила. И кстати, а почему ты не думаешь, что это была просто месть одного из тех эйфайров, которых твой отец упёк в резервацию, а читай, в тюрьму? Ну, или месть противников закона, за который он ратует? У закона же есть противники, верно?
— Это было бы слишком просто, Морис. Эйфайры не глупы. Даже наоборот, они умны, и поэтому всё ещё живы. Они понимают, что такое убийство в первую очередь ударит по ним.
— Может, кто-то отчаялся? Сглупил? Перепил рома? Месть, опять же, не стоит сбрасывать со счетов…
— Это продуманное и просчитанное нападение, ведь до этого были ещё письма. Угрозы, которые присылали моей сестре Оливии. Это не кто-то набросился на улице в порыве ярости − преступник проник в дом. Пришёл и ушёл, и ищейка не взяла его след. Его никто не видел, и это всё это точно не преступление, как ты там говорил, на почве страсти? Да. Тут виден холодный расчёт. Кто-то хочет запугать нашу семью.
— Ладно. Мне нужны эти письма и твоя сестра. Начнём с неё.
− Ты всё увидишь. А сейчас, главное, не отходи от меня и наблюдай. Всё, что тебе покажется странным, скажешь потом мне. У тебя свежий взгляд… А первое впечатление — всегда самое верное.
Коляска остановилась перед высокими коваными воротами.
— Добро пожаловать в Вилла Бланко, — угрюмо произнёс Виго, глядя на величественный особняк.
— Э-э, погоди, погоди! Дай мне надеть ботинки…
Глава 5. Дон Алехандро де Агилар
Особняк за годы его отсутствия почти не изменился. Да и чему тут меняться?
Традиции, традиции, традиции…
Дом был буквально пропитан ими, как оладья кленовым сиропом. Всё та же лепнина, позолота, тяжёлые портьеры из зелёного бархата с золотыми кистями, семейные портреты в золочёных рамах, позолоченные люстры…
Золото, золото, золото…
Анфилада комнат на первом этаже нужна была лишь для того, чтобы полнее продемонстрировать гостям богатство синьора де Агилара. Статуи из мрамора, доспехи, алебарды, золочёные кирасы − в этой части дом очень сильно напоминал музей.
Виго медленно шёл, прислушиваясь к звукам собственных шагов. А Морис слегка отстал, глазея на двухметровые фамильные