Я рванула выполнять команду. Наташка, закусив от усердия губу, пилила ножом полотенце и вслух радовалась тому, что «скрашивать» жизнь чокнутому «заседателю» нам с ней осталось уже меньше десяти минут. А в конце деланно вздохнула:
– Как быстро летит время!
– Быстрее, чем хотелось бы. Сейчас мы все взлетим! – мрачно предрек «заседатель». – В дипломате взрывное устройство. Бросайте все и немедленно уходите. Слышите, что говорю?! Убирайтесь отсюда!
Если бы не эти его заботливые слова…
– Во-первых, не говоришь, а орешь! – затараторила я, подлетая к нему с кучей инструментов.
– Во-вторых, я тебе руки освободила, неужели не чувствуешь, как они у тебя трясутся? А ты даже спасибо не сказал, – поддержала меня Наташка. – В третьих… – Она столкнула Литвинова на пол. – Так будешь ближе к цели.
Я высыпала перед ним инструменты, по собственному почину, откинув в сторону два гаечных ключа. Через пару минут, дипломат был сам по себе, а мы втроем – сами по себе. Литвинов, несмотря на явно плохое самочувствие, проявил изрядную прыть, что при его раненой ноге было удивительно. Вскочил, схватил дипломат и выкинул его в предусмотрительно открытое Наташкой окно. Дипломат описал дугу и полетел вниз.
Я мысленно ахнула и болезненно сжалась, представив, как эта бомба разорвется в самом неподходящем месте, унося жизни многих людей. Тем более удивил счастливый Наташкин вопль: «Yes!!!» Почти сразу раздался хлопок, по моему разумению, слишком слабый, и следом – безумный хохот Литвинова. «Оба свихнулись!» – решила я, но выступить с обвинительной речью мне не удалось.
– Перестань корчить рожи! – незлобиво заявила мне Наташка. – Иди, посмотри, как удачно все обошлось.
Картина за окном была вполне мирной. Застывшая на начальной стадии и огороженная забором стройка. Можно сказать, по причине выходного дня безлюдная. Если не считать четырех наших меньших братьев собачьей наружности. Они мирно бегали мимо ощерившегося сваями котлована, время от времени заигрывая друг с другом. Рядом с забором росли тополя с аккуратно огороженными стволами. В еще не осыпавшейся кроне одного из них пристроилась часть дипломата.
– Взрывное устройство сверхмалой мощности, – продолжал веселиться бывший смертник. – Гуманисты, мать их… Рассчитывали, что от полученных повреждений истеку кровью и тихо сдохну, не привлекая внимания общественности, а заложили китайскую хлопушку. Он вдруг взглянул на часы и засуетился, бормоча, что еще не вечер, а посему ему следует быстренько собраться и бежать как можно быстрее и дальше.
– Они обещали к вечеру наведаться, чтобы выкинуть мои останки собакам. Представляете?
– Нет, не представляем, – ответила за нас двоих Наташка. – Лично моя боксериха питается специальным кормом для собак. Между прочим, мы на машине. Если хотите, можем вас немного подвезти. Положим, не слишком далеко, но все-таки… Вы, кажется, ранены в ногу?
– Ерунда, как говорится, бандитская пуля. Резиновая. Только поцарапала. Скорее всего, я им живой нужен. Очень благодарен вам за предложение… Подождите… А как вы очутились в моей квартире?
– По чистой случайности, – сообщила я, надеясь, что этим объяснением все и ограничится. Но Литвинов продолжал пытливо изучать наши физиономии.
– Да, по чистой! – подключилась Наташка. – Чистота – залог здоровья. Мы искали Татьяну Ивановну – ну, ту, у которой дочь фотомодель. Ее зятя срочно госпитализировали, и он просил ей об этом сообщить. А номер квартиры не назвал. Приехали на ваш этаж наугад, увидели, что дверь открыта, и вошли. Никто не отзывался. Думали, мало ли что случилось. Как оказалось, правильно думали – в ванной ваш труп торчал… Извините, мы же не знали, что вы живы. А тут во входную дверь кто-то стал ломиться. Мы со страху – на балкон, а дверь за нами захлопнулась. Еще раз извините, мы ее немного выломали… – Наталья скромно потупилась. – У нас мобильников с собой не было, а то бы мы в милицию позвонили.
– Хорошо, что не позвонили… Значит, я и в самом деле сознание потерял. Помогите мне переодеться и кое-что вынести, – тихо сказал Литвинов. – И не извиняйтесь. По большому счету, это мне надо просить у вас извинения за все, что произошло. До конца жизни буду помнить… – Голос у него сорвался, и он обреченно махнул рукой, оставляя нам право додумывать продолжение по собственному усмотрению.
Сборы заняли от силы минут пять. Задействованы были все трое. Сам Литвинов постоянно носился то в коридор, то в туалет. Основная часть времени ушла на перевязку его ноги и временную смену Литвиновым половой принадлежности. Обнаруженный мною в шкафу старенький плащ настоящей хозяйки квартиры был ему узок в плечах, но большой и не менее старый платок с крупными желтыми розами на коричневом фоне скрыл этот недостаток, а заодно и лысую в районе темечка голову беглеца. Наряду не соответствовали только мужские ботинки, но посмеяться над внешним видом Литвинова никому не пришлось. Высунувшись из подъезда, он предусмотрительно огляделся по сторонам. Несколько прохожих явно были заняты думами о своем, но Литвинов вышел только тогда, когда они прошли мимо. Открывая машину, Наташка напомнила ему, что он для нас человек посторонний, его проблемы нас не интересуют, а следовательно, плакаться нам не стоит.
Ни мне, ни Наташке уже не хотелось знать никаких подробностей запутанной истории, начавшейся вчерашним вечером. А сам Литвинов, памятуя Наташкин наказ, предпочитал о ней умалчивать. Сидя на заднем сиденье «Ставриды», крепко вцепившись в своего деревянного идола – семейный тотем – с которым ни за что не пожелал расставаться, он монотонно уговаривал нас не думать о нем плохо. Он не бандит. Просто ученый. Профессия – палеонтолог. И совершенно непонятно, почему на него открыта охота. Никому ничего плохого не сделал.
– Ума не приложу, кому я помешал!
– Горе от ума, значит, – хмыкнула Наташка. – Только вот сейчас вы будете выглядеть полным идиотом, если в таком виде пересядете в такси. Здесь за поворотом у них стоянка.
Мужественный вид Литвинов принял прямо в машине. Мы помогли ему дотащить до такси спортивную сумку. Замотанного в два ярких пододеяльника индеегиптянина Литвинов так и не выпустил из рук. Желтые звезды на синем фоне просто завораживали. На прощание он попросил номера наших телефонов. – «На самый крайний случай. Если вас не затруднит. Честное слово, обещаю не тревожить по пустякам. Просто больше мне не к кому обратиться». Сунув деревянного спутника под мышку, он выудил из кармана пиджака телефон. Наташкины глаза подозрительно затуманились, когда она полезла в сумку за своим мобильником. Я ее опередила. Была уверена, что в ближайшее время Литвинову Натальин стоматолог ни к чему. Впрочем, бывший шеф сына – тоже. Бедняге ногу бы залечить да индеегиптянина не потерять. Свой мобильник держала наготове. Как и Литвинов. И сразу предложила ему перезвонить. Он очень внятно, следя за правильностью набора мною цифр, продиктовал свой номер и очень обрадовался моему звонку. Я добросовестно сообщила ему по телефону наши с Натальей номера. Сначала городские, потом мобильный Наташкин. На этом мы с ним и расстались, лелея надежду больше никогда не встречаться, о чем Наташка не преминула громко заявить. И очень обрадовались, переступив порог коридора родного дома.
Из квартиры Анастас Ивановича доносились крамольные речи ее мужа. Бунтовщик организовал акцию протеста против овсяной каши на завтрак и ужин. Тонким, срывающимся от гнева голоском он упорно посылал жену в Англию. Вместе с овсяной кашей, обещая лично пробить ей визу и приобрести авиабилет в один конец.
– Тс-с-с, – прикладывая палец к губам, прошептала Наташка. – Восстание рабов. Сейчас начнется подавление. Господи, как дома-то хорошо!
7
Димкин обещанный сюрприз привел меня в грозовое состояние. Вопреки ожиданиям, домой я попала раньше мужа, чему искренне порадовалась. Все версии, оправдывающие мое длительное отсутствие, остались про запас. Будет что соврать другим разом. Прихваченные по пути полуфабрикаты сэкономили массу времени. Дети еще днем разбежались в разных направлениях – воспитывать было некого. Я торчала перед телевизором, где демонстрировали сплошные детективы. Замучилась отслеживать действия и ошибки премудрых оперов и следователей, ухитряясь смотреть пять программ сразу. Переключалась с одной на другую, благодаря рекламным роликам, и старательно выбрасывала из головы набегавшие мысли о Литвинове, рыжей девице и Петуховых.
К десяти часам вечера я была несказанно раздражена тем фактом, что муж не соизволил ни разу позвонить и поинтересоваться, где меня целый день носило. А дети, похоже, вообще часов не наблюдают. Хотя для их статуса это вполне нормально. В свое время им тоже предстоит поволноваться. Мои будущие внуки постараются. Мобильники у всех, как по заказу, сообщали о временной недоступности абонентов. К одиннадцати задумалась: ну, детки – понятно, свидания – дело ответственное. Явятся, напомню им, кто я такая, и ладно, нотации здесь бесполезны. Но вот где может носить Димку, причем под прикрытием работы? Только бы ничего плохого со всеми ими не случилось. Главное, не надо самой думать о плохом. Не долго и накаркать. Зачем я вообще вышла замуж! В начале двенадцатого меня уже трясло крупной дрожью. Просто так. Перестаралась, сдерживая думы о плохом, тогда как думы о хорошем закончились, исчерпался лимит. Требуя от себя спокойствия, я никак не могла накапать себе настойку пустырника. Три капли в мензурке не считаются. В основном «успокаивалась» поверхность стола.
