выходит из поля зрения Сети.
Ничего. Мать что-то говорит и никак не реагирует на него.
Ее здесь нет. Она подсунула ему запись.
Но зачем?
Мать пыталась отвлечь его внимание.
Он выбегает из комнаты.
Уже подбегая к спальне дочери, он чувствует запах дыма и явственный поток эо. В ярости он рычит и выбивает дверь.
Полукровка Аринэ лежит на полу, скорчившись от спазма, ее тело полыхает. От яркости и жара, исходящих от нее, в комнате расплавились свечи и опалились корешки книг. По полу комнаты стелется густой дым. Рядом с Аринэ валяется обугленная подушка. Авар кидается к дочери, рвет алые ленты на запястьях, вытаскивает дочь из постели и выбегает из комнаты. Терри холодная, как лед, но он слышит дыхание и как медленно бьется ее сердце. Терранс прижимает ее к груди, и от злости каменеет лицом.
Во всю силу легких он кричит:
— Будь ты проклята! Будь ты проклята! Будь ты проклята!
Эхо от его крика разбегается по дому.
Он держит на руках хрупкое, невесомое тело Каттери и словно вновь оказывается в том дне, когда она родилась, когда плакала у него на руках. Тот день пропитал его, будто яд, пропитал надеждой.
Холодный и равнодушный внутренний голос, голос его матери говорит ему: чтобы родиться, нужно умереть.
Через час авар, Преподобный и доктор собрались вокруг тела Аринэ. Девочка была еще жива, но неудачная трансформация местами прожгла плоть до костей.
— Будьте благоразумны, авар, — говорит Преподобный, глядя, как лицо авара, при виде полукровки, наливается кровью. Татуировка йондаля на правой стороне его лица светится в темноте, он сжимает руки в кулаки и в тишине раздается отчетливый скрип кожаных перчаток.
Келли лежит на белых простынях — черный, дымящийся силуэт. Кожа потрескалась и кровоточит, губы шевелятся, она что-то говорит, но слов не разобрать.
— Тут я б-бессилен, — говорит доктор. — Не-не-закон-н-ченная транс-с-сформация, так бы-бы-вает у полукровок.
— Полагаю, мы можем только молиться, — говорит Преподобный. — Ее жизнь в руках Творца.
Терранс подходит к кровати и склоняется над телом Келлианы, он методично осматривает ее, сначала запястья, потом шею, грудь, лодыжки. Он ищет печать, точку контакта. Он знает, что его мать использовала девочку, но не понимает как. Он ищет, но не находит ответа. Он наклоняется еще ниже и вслушивается в шепот. Губы у Келли серые, как пепел, лоб покрылся запекшейся кроваво-черной коркой. Одежда местами прогорела, местами сплавилась с кожей.
— Вы можете разобрать, что она говорит, авар? — спрашивает Преподобный.
— Вы п-п-подозреваете, — оборачивается на Преподобного доктор, — что ее ус-с-стами г-г-говорит Творец?
— Пути Творца неисповедимы, доктор, в предсмертной агонии у неведомых такое случается. В своем паломничестве я был свидетелем многих удивительных вещей.
— Язык, на котором она говорит мне не знаком, — отвечает Терранс. Выпрямляется и смотрит на Преподобного. — Я бы избавил ее от страданий, раз ничего нельзя сделать.
Авар говорит вслух то, что думает, но Преподобный и доктор одновременно качают головами.
— П-п-лохая идея, — пугается доктор.
— Если она умрет сама, авар, — говорит Преподобный, — то это будет просто не удачное перевоплощение. Она юна, никто не усомнится в несчастном случае, но если вы оборвете ее жизнь намерено, то Дом Аринэ встанет против вас и, поверьте, Император этим воспользуется. Не много ли нам врагов?
— Вы как всегда очень разумны, Преподобный, — говорит авар. — У нас больше нет времени, это была первая попытка, но не последняя, чем быстрее мы покинем этот дом, тем лучше. Я отпущу слуг и отправлю Руперта в порт, нанять корабль.
— И где же мы собираемся укрыться от всевидящего ока Ордена, авар? — спрашивает Преподобный.
— В единственном месте, где оно не видит, — отвечает Терранс. — За Белыми Хребтами.
Лицо доктора вытягивается, он открывает рот, но вместо слов из горла вырывается хрип. От страха он забывает, как говорить, хватает ртом воздух и мычит что-то. Даже непроницаемое лицо Преподобного идет рябью, но он лишь кивает и ничего не говорит.
Бергий
— На две четверти уже как, — говорит кузнец, укладывая последние сумки в телегу, чешет щетину на подбородке и осеняет себя знаком Веды. — Да убереги нас Ясноликая! — Кузнец хлопает Бергия по плечу своей огромной ручищей и запрыгивает на козлы.
— Ну, будь праведен, Бергий!
— И ты будь, Эгор! Доброго пути! — отвечает Бергий и отходит в сторону.
Телега со скрипом медленно удаляется по пыльной дороге.
Бергий смотрит вокруг: деревня пустеет. Люди собирают то немногое, что могут увезти и отправляются кто куда: кто в столицу, кто к границе с Халирутом. Там говорят, земля плодоносит. Черная, как кость саага, куда палку не ткни, везде прорастет.
Но люди у пролива Трех Столбов живут много поколений и к холодам всегда возвращаются на свои разоренные земли. Чтобы там не говорили неверные, а леса здесь живые и густые, как нигде на всем побережье Дерентии, есть ради чего вернуться. С третьего даннур ринну на кулус охотятся, в первые два даннур энну на дичь и кабана. В канун эннувин вода покрывается льдом и приходят пятнистые нерапы. Тогда раздолье: и шкуры, и жир, и мясо. Земля здесь может и скромна на урожай, зато камень и металл отдает с охотой.
Бергий одергивает серый китель и потирает ладонью лысину.
Он уже решил, в этом году полиционеры уйдут последними. Дома надо проверить, двери, да окна заколотить, мало ли кто забыл. Все ценные вещи перетащить в убежище. Хранилище зерновое проверить, да колодцы закопать, а то киатту всю воду пометом отравят. Работы много.
Бергий щурится и смотрит вдаль, туда, где сквозь туман еле пробивается огонек маяка. Дом авара лен Валлина. Проклятый дом, как теперь говорят. Многие и уезжают то так рано, торопятся, бегут, вовсе не от тумана с воды, а от скверны. Дочь авара все никак помереть не может. Суеверные плюют через плечо, да окойо через слово поминают. Что ж ты, Бергий говорят, выжидаешь, того и гляди встанет проклятое отродье, да на охоту выйдет. Его люди хоть и молчат, но тоже нервничают. У всех семьи. Самим бы поскорее отправиться, но служба такая, приказано ждать, будешь ждать.
Бергий четыре раза перечитал письмо, что принес почтовый сааг, прежде чем понял: не дать авару лен Валлину покинуть дом до приезда харонов предстоит именно ему и его отряду. И печать то на бумаге не простая, Ордена печать. А внизу приписка: с одобрения его святейшества, Императора Дариуса Дерентийского.
В сердцах Бергий, конечно, сплюнул. Подумал, походил по кабинету, выглянул в окно, где его лучники тренировались, а потом
