Учение Клода Бернара давало возможность не только констатировать патологические изменения, чем обычно ограничивались последователи Вирхова, но и проверять способы их устранения. Это новое физиологическое направление было следующим шагом в науке.
Казалось бы, Сергей Петрович должен был сразу безоговорочно увлечься новыми перспективами, открываемыми Клодом Бернаром. Но курс экспериментальной патологии ему не понравился. Лишь позднее он осознал значение экспериментальной патологии.
В Париже Сергей Петрович продолжал свои лабораторные исследования; о них он писал Белоголовому:
«Не удовлетворяясь чтением и посещением клиник и лекций, я устроил у себя дома маленькую лабораторию и принялся за работу с жадностью голодного волка… Окончил работу с кровью и получил много новых и хороших результатов, которые дали мне возможность объяснять многие фанты, приобретенные мною еще в Вене…
Вместе с этим у меня вышла коротенькая работа о диффузии хемитина и железного пигмента; эту последнюю работу отдал Бернару, который принял в ней большой интерес и поместил.
Как видишь, душа моя, работы было не мало…»
Одновременно Боткин заканчивал свою докторскую диссертацию, экспериментальную часть которой провел еще в лаборатории Гоппе-Зейлера.
Тема ее: всасывание жира в кишках. Выяснить детально процессы пищеварения и обмена в человеческом организме было очень важно для медицины, ведь многие болезни ссяэаны с нарушением этих процессов.
Клодом Бернаром были сделаны особенно важные открытия в этой области. Его работы по физиология пищеварения и обмена веществ, вышедшие в 1849 и 1853 годах, были награждены премией Французской академии наук. Для ознакомления с ними Боткин и приехал в Париж.
Суть исследований самого Боткина заключалась в следующем.
Экспериментальная физика доказывала, что нейтральные жиры не могут проникать через перепонки, что до того как жир проникает через животную перегородку (кишки), должен произойти процесс омыления его, то есть жир должен перейти в состояние, растворимое в воде.
Так ли происходит этот процесс в живом организме?
В результате детального изучения Боткин показал, что стенки кишок в организме приобретают способность пропускать жиры и придает им эту способность желчь. Удалось Боткину подметить и еще одну очень важную деталь: кишки покрыты эластичным слоем эпителия, и, если этот слой разрушен, расстраивается весь процесс всасывания жира.
Окончив диссертационную работу, Сергей Петрович направил ее на рассмотрение в Медико-хирургическую академию, куда он был приглашен к тому времени на кафедру терапии.
Пожалуй, не менее, чем Клод Бернар, привлекал Сергея Петровича в Париж Арманд Труссо, считавшийся лучшим терапевтом Франции. Труссо был противником целлюлярной теории, он писал о ней: «Смотря на живой организм как на небольшой мирок, состоящий из разнородных и независимых один от другого элементов, она, естественно, отвергает общее лечение, которое не может оказать влияние на элементы, несходные и до некоторой степени противодействующие один другому, она забывает о человеке и думает лишь о клеточках и теряется, таким образом, в бездне бесконечно малых величин».
Он сетовал на то, что с возникновением в медицине новых наук «терапия осталась в полном пренебрежении» и никто ке думает о том, «как облегчить страдания больных или исцелить их…». Болезнь стала предметом отвлеченных занятий: ее изучают так, как изучали бы, например, растение, животное или какое-нибудь простое явление природы. Патология стала «простой естественной историей болезней».
Эти высказывания Труссо взволновали Сергея Петровича, ои всегда был особенно чуток н вопросам врачебного долга. Быть может, действительно пристрастие к новым методам, помогающим определить болезнь, отвлекает от основного — лечения больного? В тот период в Западной Европе имели успех взгляды некоторых медиков, отрицавших возможность лечить больного существующими терапевтическими средствами. Блестящее развитие патологической анатомии н диагностики, сумевшей к этому времени завоевать положение «точных наук», н сравнение с ними терапии, остающейся еще в состоянии «искусства», служило основанием этому модному учению, названному «врачебным, или терапевтическим нигилизмом». «Научно образованный врач не придает никакого значения врачеванию», — утверждали эти горе-новаторы. «Фармакология — это наука о действии на организм веществ, с помощью которых болезнь вылечить нельзя», — острили они.
Сергей Петрович отрицательно относился к таким мнениям. Понимал он и то, что интуиция врача не потеряла своего значения в практической медицине, что она остается в ней как неизбежный фактор гам, где точное знание еще бессильно. Но он твердо верил — наука победит эмпирию, надо всемерно обогащать медицину точными знаниями. «Клиницист обязан применять к больному все, что дает современная научная медицина». И чем глубже будут его знания, тем скорее удастся превратить медицину из искусства в науку.
А Труссо, талантливый терапевт, имевший европейскую славу, поднявший собственное «искусство лечить» на небывалую высоту, с настойчивостью защищает «свою медицину» от втор ження новых идей. Нет, Сергей. Петрович не согласен с Труссо.
Посетив клинику Труссо, Боткин был разочарован, он писал Белоголовому: «Клинику Труссо держит довольно рутинно; удовлетворившись госпитальной диагностикой больного, он назначает совершенно эмпирическое лечение… Труссо здесь считается одним из лучших терапевтов; аудитория его всегда полна. По моему мнению, одна из главных причин его успеха есть его ораторская способность, сильно подкупающая французов…»
Боткина поразило и разочаровало общее состояние медицины в Париже. В урологической клинике Кодемона врачи, как заметил Боткин, не придавали значения микроскопическим исследованиям. Сергей Петрович писал: «…В двух случаях камня почек и последовательного затем страдания пузыря, несмотря на все положительные данные в моче, диагностика и, конечно, лечение были неправильны. Ошибка была сделана при мне и лучшими авторитетами города».
С огорчением рассказывает Боткин в письме Белоголовому о том, что он нашел во французских клиниках детских болезней. «Смертность детей жесточайшая, что, кажется, отчасти зависит от не совсем хорошего ухода, скверно топленных комнат и пр. Здесь эпидемия круппа, и почти все они отправляются на тот свет с прорезанным или целым горлом».
Из своих наблюдений над работой европейских знаменитостей Боткин сделал для себя еще раз все тот же вывод! «…врач должен быть клинически образовав; клинику нельзя доверять даже очень хорошему врачу-практику; у подобного руководителя диагностика всегда будет носить лишь госпитальный характер[3] и лечение больного, не имеющее экспериментального обоснования, неизбежно сведется к эмпирическим назначениям…» Боткин считал подобное лечение «недобросовестным», «рутинным», «недобрым делом».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
