– Да, сэр. С чего мне начать, сэр?
– С устной формы. Потом будете отдыхать. Завтра будет письменная форма. Сравнение я поставлю где-нибудь на неделе. Мы все еще вылавливаем блох в новой программе перекрестного допроса.
Глядя на человека без лица, Перчевский стал рассказывать. Самой примечательной чертой допрашивающего были сморщенные, в голубых венах, изношенные руки. Он был старым, его инквизитор…
Обычно человек без лица старым не был. Как правило, это был молодой эксперт, психолог-юрист. Старики в Бюро были бывшие оперативники, штабисты на высоких должностях, лица, принимающие решения, но не технические работники.
Почти всех стариков он знал. Вопросы он выслушивал внимательно, но никак не мог узнать вопрошающий голос. Он был изменен технически. Он снова стал рассматривать руки. Они тоже не давали ответа.
Он заволновался. Что-то где-то пошло не так. Иначе не стали бы задействовать главный калибр.
Процедура отчета и депрограммирования шла месяц. Допросы и перекрестные проверки его ответов сопоставлялись так тщательно и так часто, что когда его наконец отпустили, у него уже не было чувства, что задание было частью его жизни.
Будто у него удалили какой-то орган по молекуле и осталось только непонятное чувство пустоты.
Через пять недель после прибытия на Луну-Командную ему выдали розовую пластиковую карточку, во всех отношениях идентичную белой, которую выдали после санобработки. Выдали ему также конверт с отпускными документами, деньги, банковские книжки и удостоверение со всеми аксессуарами, которые полагается иметь человеку, дабы существовать в электронной вселенной. Включая адрес.
Неулыбчивая амазонка открыла дверь и выпустила его на свободу.
Он вышел в транспортные тоннели Луны-Командной. Обратно из Зазеркалья. И сел в автобус, как любой космонавт в увольнении.
Комната была точно такой, как он ее оставил, – только они переместили ее на тысячу километров с прежнего места. Он плюхнулся на кровать и не вставал почти два дня.
Корнелий Перчевский был одинок. Друзей у него было немного – профессия не позволяла. Еще пять дней он провел в своей комнате один, осваиваясь с книгами, коллекциями и памятными безделушками, которые можно было считать следом во времени его настоящей личности. Эта личность, подобно протею, медленно возвращалась к своей естественной форме. Он начал проявлять интерес к тем немногим вещам, которые были объединяющим полем для его настоящего и прошлого.
Достав пишущую машинку и блокноты, он несколько часов тюкал по клавишам. Из истерзанного чрева его души рвался наружу крохотный эмбрион боли. Перчевский отстучал свой агентурный номер, добавил код клиента и заложил листы в факсовый аппарат.
Через год или два, если повезет, на одном из его счетов материализуется пара кредитов. Он снова лег и стал смотреть в потолок. Через некоторое время он заключил, что достаточно уже провел времени наедине с собой. Процесс выздоровления начался. Он снова мог видеть людей. Он поднялся, подошел к зеркалу и стал рассматривать собственное лицо.
. Процесс депластификации закончился. Он всегда занимал меньше времени, чем залечивание внутренних повреждений. И эти повреждения, кажется, никогда не исцелялись до конца.
Он выбрал из шкафа гражданский костюм, оделся.
К общественной жизни он вернулся, выйдя в небольшой магазинчик. Автобус был полон. Он ощущал давление всех этих личностей, обступивших со всех сторон… Не слишком ли рано он вышел? Каждое новое восстановление длилось чуть дольше и было чуть менее эффективно.
– Уолтер Кларк! – воскликнула владелица магазина. – Где тебя черти носили? Ты уже полгода не заглядывал! И выглядишь так, будто выскочил из ада.
– Как жизнь, Макс? – Его лицо раскрылось в улыбке. Господи, до чего же хорошо, что кто-то рад его видеть! – Я только что из госпиталя.
– Опять из госпиталя? Почему же ты мне не позвонил? И что случилось? Какой-нибудь экспансионист из каменного века опять ткнул тебя копьем?
– Нет, на этот раз вирус. С виду была настоящая лейкемия, и они даже понятия не имели, где я мог его подхватить. Есть у тебя для меня что-нибудь новенькое?
– Сначала сядь, Уолтер. Потому что действительно у меня для тебя кое-что есть. Когда это появилось, я пыталась тебе позвонить, но твой ящик твердил только, что тебя нет. Тебе надо приспособить к нему ретранслятор. А сейчас давай я тебе кофе налью.
– Макс, я на тебе женюсь.
– Не выйдет. Мне слишком хорошо одной. И вообще, зачем разрушать отличную дружбу? Она поставила перед ним кофе.
– Ox ты! Настоящий. Макс, я тебя люблю.
– Кенийский.
– Иногда бывает полезно близкое соседство Старой Земли. Кое-что хорошее оттуда можно добыть.
– Кофе и оперетту. А вот и коллекция. Лучшее уже ушло – сам знаешь, как это бывает. Я же не знала, когда ты появишься, и не могла держать это вечно.
Перчевский отпил кофе. Закрыв глаза, он медленно гнал молекулы своего родного мира по вкусовым сосочкам.
– Понимаю. Я и не ждал, что ты будешь что-нибудь держать, если есть другой покупатель. Он открыл старинный альбом с марками.
– А ты не в сторону Улантского Марша подавался, Уолтер?
– Улант? Да нет, я был в другой стороне. А что?
– Слухи ходят, и мне любопытно стало. Ты же знаешь, как оно на Луне-Командной. Говорят, что Улант перевооружается. Сенаторы бьют копытом. Высшее Командование заверяет, что это чушь. Но у меня тут бывает пара хмырей из руководства Корпораций, и они говорят, что Служба просто темнит, а на самом деле что-то там происходит. И недавно тут проходило много тяжелых кораблей. И все они шли от Рукава к Маршу.
– Ничего этого не слыхал, Макс. Я еще не смотрел головизор, как вернулся. И так отстал, что уже, боюсь, никогда не догоню. Вот эта гамбургская… заметки на всю страницу. Что они значат?
– Их оставил Джимми Игл. Сразу почти, как мне досталась коллекция. Здесь много подделок. Фальшивые гашения. Большинство марок хорошие. Он пометил копии. Так ты вообще никаких новостей не знаешь?
– Макс, когда я вернулся из Иллвинда, я был так болен, что ничего не видел. И мне было все равно. Я понятия не имею, зачем мы держим посольство на этой дыре. Или зачем меня туда послали. Единственный раз я там видел местных жителей – двух взломщиков, которых мы поймали за попыткой открыть сейф посла. Миссия военной помощи им нужна, как Старой Земле второй Джошуа Джа. У них вполне адекватные методы убийства друг друга.
– Так ты даже не знаешь, чего учудил Джа?
– Нет, а что? Это я хотел бы услышать. Джошуа Джа был одним из самых вредных типов в политике Старой Земли. Репортеры головидения прозвали его клоун-принцем Сенегала. Головизионные каналы использовали его угрозы и напыщенные жесты для добавки юмора в выпуски новостей, которые иначе были бы слишком мрачны. Самопровозглашенный император Экваториальной Африки для своих подданных и соседей предметом для юмора не был. Его свихнувшиеся проекты и эдикты всегда оплачивались кровью.
– Пока тебя не было, он вторгся в Мавританскую Гегемонию.
Перчевский расхохотался:
– Шайка психов вломилась в чужой дурдом.
Старая Земля входила в Конфедерацию без права голоса. Но и Конфедерация, и правительство планеты избегали вмешательства в местные дела. Правительство – потому что никакой власти у него не было. Конфедерация – потому что затраты на исправление положения дел на родной планете рассматривались как неприемлемые.
Земля была одним из немногих миров Конфедерации, где существовало множество национальных государств. И единственным, на котором их число доходило до неимоверных двухсот двадцати девяти.
Юрисдикция правительства планеты действовала только в тех странах, где соглашались признавать его декреты.
Несколькими столетиями раньше на Земле было только два государства: Мировое Содружество и Соединенная Азия. Соединенная Азия в течение всей своей краткой и бурной истории была бессильна.
Мировое Содружество могло бы создать планетное государство, если бы не коллапс в Момент Падения, названный так потому, что в этот момент времени мощность производства белка в агропромышленном комплексе упала ниже требований абсолютного минимума выживания населения.
– Ты еще самого интересного не знаешь, Уолтер. За первую неделю мавританцы перестреляли половину собственных военно-воздушных сил. А империя потеряла в болотах целую танковую бригаду, потому что Джа приказал идти по прямой всю дорогу до Тимбукту. У головизионщиков был великий день. А на этой сиренево-коричневый фон. У нас есть на нее сертификат Фонда.
Перчевский поднял марку и посмотрел на ее реверс.
– У меня уже такая есть. Я просто смотрю.
– Ну, в общем, мавританцы оказались не такими неуклюжими, как имперцы. И осадили Дакар.
– А что делал Совет?
– Ржал до колик. Решили не мешать падению Джа. Дошли сведения, что другие страны не будут принимать беженцев из Империи. Джа и его банда слишком уронили репутацию Старой Земли.
