— По ночам в тиши, я пишу стихи… Кто сказал, что пишет каждый в девятнадцать лет?.. — пьяно продолжал Иоаким. — В каждой строчке только точки после буквы «эл»… Ты поймешь конечно все, что я сказать хотел… Сказать хотел и не сумел…
Роджер хохотал, уже не стесняясь. Туркополы повизгивали от восторга. Козма тоже не удержался — прыснул.
— Ты говорил: не понравится! — весело заметил Иоаким, закончив, хотя Козма ничего такого не говорил. — Сейчас еще урежу!
— Только не про ветку, что ветер клонит!.. — попросил Козма. — Не переживут…
Иоаким урезал другое. Он бренчал по струнам совершенно невпопад, закатывал глаза, выкрикивая:
— Я с тоской смотрю на бархан, вглубь песков ушел караван, злой самум заносит пески, Но всегда и везде помни ты…
«Зачем я ему каракаоке дарил?! — вздохнул Козма. — Даже здесь не отдохнуть…»
— Я буду ждать тебя возле пальм у трех дорог, — надрывался Иоаким, — знаю я, вернешься ты, как ни был путь далек. Не стану верить я ни в судьбу, в грозный рок, все равно дождусь тебя возле пальм у трех дорог…
Роджер от хохота сорвался на икоту, туркополы упали на четвереньки, исступленно хлопая ладошками по каменному полу, смеялись девушка и Ги, только Иоаким сохранял сосредоточенно-лирическое выражение лица. По всему было видно, что петь ему жутко нравится. Закончив гнусавить, он встал и потянулся.
— Сплясать бы!
— Лучше пригнись! — посоветовал Козма. — Вытянулся, дылда! Получишь стрелу в башку!
— Не-а! — покрутил головой Иоаким. — Угол большой — вчера проверяли. Зубцы закрывают надежно — с умом люди строили.
Словно подтверждая его слова, высоко в небе пропела стрела и сиганула в неизвестность.
— Злобствуют! — заключил Иоаким. — Пение мое услышали. То ли еще будет! Теперь ты! — протянул он Козме инструмент.
— Что за чудо? — сказал Козма, рассматривая его. — Ладов нет, одни струны.
— Они сказали «баглама», — кивнул Иоаким на туркополов.
— Побагламим…
Козма пощипал струны, подтянул колки, настраивая звук, затем попытался взять несколько аккордов. Инструмент ответил недовольной какофонией. Козма вздохнул и попробовал перебор. Отсмеявшаяся публика смотрела на него с жадным ожиданием.
— Требуете продолжения банкета? — весело сказал по-русски Козма. — Будет! Это был первый акт морализонского балета. Раз вам нравится караоке…
Эти глаза напротив калейдоскоп огней.
Эти глаза напротив ярче и все теплей.
Эти глаза напротив чайного цвета.
Эти глаза напротив что это, что это?..
Бархатистый звучный баритон выводил слова мягко и задушевно, точно попадая в тон. На площадке притихли. Только Иоаким не пожелал быть просто слушателем. Подлетел к девушке и протянул руку.
— Леди?
— Я не леди, — зарделась та. — Стелла!
— Звездочка, значит… Идем танцевать, Стелла!
— Я не умею под такую музыку.
— Уметь тут нечего!..
Иоаким бесцеремонно взял Стеллу за руку и вывел на середину площадки. Обнял ее правой рукой за талию, левую заложил за спину. Девушка приподняла подол длинного платья, и они вдвоем плавно закружились в такт сладким словам песни.
Эти глаза напротив пусть пробегут года
Эти глаза напротив, сразу и навсегда
Эти глаза напротив и больше нет разлук
Эти глаза напротив мой молчаливый друг…
Стелла и в самом деле мгновенно освоилась: кружилась, мягко шаркая по камням кожаными подметками сапожков. Иоаким вдобавок постукивал каблуками. Туркополы притихли, время от времени цокая языками.
Роджер глянул на Ги. Тот, повернувшись спиной к зубцам, во все глаза смотрел на танцующих. Лицо оруженосца шло красными пятнами.
«Совсем ошалел мальчишка от ревности! — сердито подумал Роджер. — Еще бросится! Иоаким, прихлопнет его как муху! Подобрали себе беду…»
Но Ги сдержался. Козма кончил петь, Иоаким отвел Стеллу к ее мешку и церемонно раскланялся.
— Кто еще споет? — спросил весело.
— Можно я? — воскликнула раскрасневшаяся Стелла.
Иоким забрал инструмент у Козмы и отнес его девушке.
— Умеешь?
— Это мой саз, — ответила Стелла. — Они его у нас забрали. Больше нечего было…
Площадка притихла. Стелла перебрала струны и, быстро работая колками, вернула инструменту лад, сбитый Козмой.
Юный рыцарь в землю Палестины за море собрался,
Его воля Господня путями благими вела,
Юный рыцарь с семьею своею навек попрощался,
Он мечтал о победах, но доля была тяжела…
Голос у Стеллы оказался странно низким, даже с легкой хрипотцой. Но это только придало очарование неизвестной балладе. Стелла вдруг резко ударила по струнам, голос ее взмыл, зазвучав яростно и страстно:
Как блестит его щит, и доспехи на солнце сияют!
Рукоятку меча твердо держит стальная рука!
Он копьем и клинком сарацинов как вихрь побивает!
И его добрый конь топчет мертвое тело врага…
Козма сглотнул, пораженный: не ждал такой силы от девочки. Не ждали, похоже, и другие. Лицо Роджера застыло, даже Иоаким угомонился, потрясенно пристроившись на своей кошме.
Юный рыцарь пред Гробом Господним приносит обеты,
В черный плащ одевает его сам магистр-отец,
Белый крест лег ему на плечо — лучше счастия нету,
Он монах-иоаннит, он защитник Господних сердец…
Стелла снова грянула припев:
Как блестит его щит, и доспехи на солнце сияют!
Рукоятку меча твердо держит стальная рука!
Он доспех сарацина ударом одним пробивает!
И его добрый конь топчет мертвое тело врага…
Две капли выбежали из уголков глаз Роджера и проторили дорожки по щекам и исчезли в бороде. Но рыцарь не заметил этого, обратившись в слух.
Годы, словно ветра, над пустыней, свистя, пролетели,
И как крест на плече стала белой его голова,
Саранчою враги на страну короля налетели,
Но пока рыцарь с нами и вера Господня жива!
Голос певицы заполонил все, проникая в каждую клеточку потрясенных слушателей.
Щит изрублен, доспехи избиты и меч зазубрился,
Но все также крепка и надежна стальная рука,
Боже дай ему силы за Землю Святую вступиться!
Пусть Господень престол над Левантом сияет всегда!..
Стелла всхлипнула и замолчала. На площадке воцарилось молчание. Первым нарушил его Роджер.
— Кто сочинил сирвенту? — спросил хрипло.
— Я, — тихо ответила Стелла.
— Кто рассказал тебе о рыцаре?
— Отец. Он служил в крепости ионитов на краю пустыни. Отец очень любил своего комтура и часто вспоминал его. Много лет назад отец отличился в бою, и ему пожаловали земли недалеко от Иерусалима. Он женился, завел семью, но господина своего не забывал…
— Как звали отца?
— Вильфред. По прозвищу «Рыжий».
Роджер кивнул. Он хотел еще что-то сказать, но установившуюся после песни возвышенную атмосферу гнусно испортил хмельной Иоаким:
— Богиня!.. Ты не звездочка, а звезда! Растроган и смят!..
— Мы в восхищении! — съязвил Козма.
Иоаким, не обращая внимания на его тон, подошел к Стелле, упал на колени. Схватил руку девушки и припал к ней губами.
— Отныне я твой навеки!
Стелла зарделась, но руки не убрала. В следующее мгновение Ги вихрем подлетел к Иоакиму, рванул за плечо. Иоаким качнулся, но устоял. Ловко двинул локтем оруженосца в пах. Ги зашипел от боли, приседая.
— Щенок! — Иоаким выпрямился и смотрел на соперника, покачиваясь. — Тебя кто звал?
Ги отступил и вдруг выхватил меч.
— Стоять! — заревел Роджер, вскакивая. — Всех зарублю!
Ги опустил клинок.
— Ты где должен быть?! — заорал рыцарь на оруженосца. — Марш к зубцам!
Ги бросил меч в ножны и понуро пошел обратно.
— Ты! — яростно глянул Роджер на Иоакима. — Поди вниз! Проспись! С вечера на стражу. И пусть только будешь нетвердо стоять!..
— Не понимают тут высокого, — грустно пожаловался Иоаким неизвестно кому. — А счастье было рядом… Пойдем, Сеиф! — обернулся он к туркополу. — Там в бурдюке еще осталось…
Когда вся компания исчезла в проеме винтовой лестницы, Роджер вновь опустился на кошму под зубцом.
— Все женщины! — проворчал сквозь зубы. — Глотки из-за них готовы грызть! Зачем взяли ее?.. Друг друга резать? Мало сарацин за стенами?
— Обычное дело, — возразил Козма. — Успокойся! Поцапались мужики. Это все вино. Завтра помирятся.
— Не жил ты здесь, чужеземец! — набычился Роджер. — Не знаешь, что такое женщина в Леванте. Это было мужское королевство: на одну женщину-христианку три жениха. Вдовы здесь немедленно выходили замуж снова, девочка не успевала родиться, как ее уже обручали. Мать нашего короля, Мария, была замужем четырежды, ее последний муж, барон д' Ибелин, уцелев в битве у Тивериадского озера, сразу поскакал в Иерусалим, чтобы забрать ее — так боялся потерять. Но жители не выпустили барона с королевой, заставив возглавить оборону города… Женщин здесь не хватало всегда; рыцари встречали каждый караван паломников, выискивали незамужних и вдов, предлагая им брак. Паломниц недоставало, да и не все соглашались остаться, рыцари насильно крестили сарацинок, женились на них. Потом сарацинки резали их во сне и сбегали к своим… Из-за женщин лились потоки крови, они царствовали здесь, пока одна из них не погубила королевство.
