— Я б сама их резала! — бешено выкрикнула Стелла. Подбежав к мертвому сарацину, она яростно пнула его сапожком. — Падаль!
— Кровь Вильфреда… — усмехнулся Роджер, но не закончил. В отдалении послышался цокот копыт.
Подскочив к костру, Роджер схватил копье. Иоаким последовал его примеру. Козма, бросив саблю, подобрал арбалет. Стелла наложила стрелу на тетиву лука. Цокот доносился все ближе, скоро из-за скалы показались морды коней. Роджер всмотрелся и опустил копье.
— Готово, господин! — ощерился Сеиф, спрыгивая коня. — Мы перестреляли стражу. Они не успели понять…
Роджер молча обнял его.
— Все кони ваши! — крикнул он подъехавшим воинам. — Все, что здесь лежит — ваше! Вся добыча…
Туркополы оживленно загомонили, спрыгивая с коней. Роджер повернулся и пошел к башне.
— У тебя кровь, рыцарь! — сказал Козма, поравнявшись. — Дай гляну!
Роджер отмахнулся. Перед стенкой, где лежали тела убитых сарацин, он вдруг остановился и резким движением воткнул меч меж камней — рукоятью кверху. Опустился на колени, осеняя себя крестом. Зашептал молитву.
Стелла встала на колени позади Роджера; следом, после некоторого колебания, присоединились Козма и Иоаким.
— Патер ностер! — возгласил рыцарь.
— Патер ностер! — нестройно повторила ватага.
— Ты явил чудо, поразив всех наших врагов и сохранив нас, — продолжил Роджер. — Великая милость для грешных рабов Божьих! Веди же и впредь нас путями своими…
5
Козма догнал Роджера и поскакал рядом — нога к ноге. Рыцарь хмуро глянул на незваного соседа.
— Ги совсем плох! — сказал Козма.
Роджер не ответил.
— Стрела раздробила ему локоть. Когда я вытаскивал наконечник, кончик обломался и остался в кости, — продолжил Козма.
— Сарацины так делают нарочно: или надсекают наконечники или куют их из хрупкого железа, — сердито пояснил Роджер. — Застрянет в кости или меж ребер, а добрый христианин мучайся! Адово семя!..
— Кость воспалилась, рука почернела, у Ги лихорадка, — сказал Козма. — Он постоянно впадает в беспамятство.
— Хочешь, сказать, что Ги умирает?
— Ему надо помочь.
— Как? Я приказал сделать конные носилки, дать ему вина с травами, чтобы унять боль. Что еще?
— Надо остановиться.
— Нельзя подвергать опасности всех из-за того, что одному плохо.
— Ги нужно лечить. Я отрежу ему больную руку. Иначе он умрет.
Роджер пристально посмотрел на Козму. Тот понял.
— Я уже делал это, рыцарь!
— Ты уверен, что Ги выживет?
— Совершенно не уверен! Но если не сделать, умрет непременно.
— К вечеру мы будем в христианском селении, там есть храм и кладбище при нем. Если Ги будет жив, его исповедуют, причастят. Если умрет, отпустят грехи посмертно. Он воин, павший в битве за веру, душа его будет в раю. Я дам денег на траурную мессу.
— Христианин должен помогать ближнему жить, а не умирать.
Ноздри рыцаря затрепетали.
— Кто ты такой, чтоб упрекать меня?!
— Жаль Ги! — вздохнул Козма. — Хороший мальчик.
— Под Тивериадой погибли сотни мальчиков! — сердито сказал Роджер. — На битву шли все старше шестнадцати. Никто не дал им последнего утешения, по ним не служили мессу, их тела даже не предали земле — кости павших растащили хищные птицы и звери. Чем Ги лучше?
— Черт забери тебя, барон! — вскричал Козма. — Все это печально, но я не видел тех мальчиков! Ги умирает у меня на глазах, а ты не позволяешь его спасти!
Лицо Роджера вспыхнуло, но он сдержался.
— Прошлой ночью ты убил лучника, который целился в меня, — сказал он сквозь зубы. — Поэтому я прощаю тебе дерзость. В этот раз. Ты чужеземец, и многого не знаешь. Ги — знатного рода, но он младший сын владельца майората, в родной земле у него нет будущего. Он приехал в Левант, чтобы стать рыцарем и защитником веры. Как сотни других. Его семья будет скорбеть, если мальчик умрет, но они будут гордиться тем, что Ги пал за веру. Если ты отрежешь руку, и Ги выживет… Что делать в Леванте воину без руки? Семье Ги калека тоже не нужен. Куда ему идти? Просить милостыню у храмов?
— Я расскажу тебе одну историю, — спокойно ответил Козма. — Испанский рыцарь по имени Мигель де Сервантес в битве с сарацинами был ранен в левую руку. Рана зажила, но рука повисла плетью, рыцарь не мог ею пользоваться. Но он продолжал сражаться. Попал в плен, его выкупили… Сервантеса по возвращению в Испанию не взяли в войско, хватало молодых и здоровых. Тогда он стал писать книги и сочинил историю про рыцаря по имени Дон Кихот. Книгу стала читать вся Европа. Имя Сервантеса прославилось в веках! К старости он стал монахом. Представь, что кто-то решил, что Мигелю не следует жить…
— Я не знаю такой книги.
— Она сюда еще не пришла.
— Испанцев мало в Леванте, — задумчиво сказал Роджер. — Они бьются с сарацинами в своей земле. Но рыцари храбрые, приходилось видеть в сражениях…
— Мужчина без руки может быть писцом, управителем, священником. Он может стать отцом и дать миру сыновей — будущих рыцарей. Он может принять постриг и быть монахом, который постигнет суть веры так, как не дано нам суетным…
— В часе езды отсюда есть разрушенная крепость, — сказал Роджер. — Коням и людям нужен отдых, обед. Но как только все отдохнут, мы тронемся. Если успеешь…
Козма поклонился и отстал. Поравнялся с носилками, укрепленными между двумя конями: один конец — на крупе передней лошади, второй — на шее следующей. Ги, привязанный к носилкам ремнями, был без сознания. Козма потрогал его лоб, покачал головой. Достал из седельной сумки баклагу, смочил из нее тряпицу и обтер юноше лицо. Затем сунул влажную тряпицу под полукафтан раненого — на грудь.
— Совсем плохой, да?
Козма повернул голову. Сеиф, догнав его, ехал рядом. Козма кивнул, безмолвно отвечая на вопрос.
— Скоро умрет? — спросил туркопол.
— Будем лечить! — сердито ответил Козма.
Сеиф кивнул, словно соглашаясь с тем, что делать это нужно, но по его лицу было видно, что в успех лечения туркопол не верит.
— Я видел: ты утром точил саблю, — сказал Козма. — Маленьким тонким камнем. Он есть у тебя?
— Ты будешь точить меч? — заулыбался Сеиф. — Ты не доставал его из ножен с тех пор, как тебе его дали.
«Глазастый!» — обиженно подумал Козма. Но вместо ответа требовательно протянул руку. Сеиф, не прекращая скалить зубы, порылся в седельной сумке и вложил в ладонь Козмы круглый тоненький камень. Козма повертел его в пальцах, удовлетворенно кивнул. Затем в свою очередь порылся в седельной сумке и достал короткую железную пилку на простой деревянной ручке. Отпустив поводья, на ходу стал вжикать камнем по маленьким зубьям. Сеиф скакал рядом, приоткрыв от удивления рот. Козма невозмутимо закончил заточку, попробовал зубья ногтем и сунул пилку на место. Затем достал странный нож (маленькое лезвие на длинной и тонкой железной ручке), наострил и его.
— Что делать будешь? — спросил Сеиф, когда Козма вернул ему камень.
— Отрежу Ги руку. Иначе умрет.
— Да? — удивился туркопол. — Можно мне смотреть?
— Любишь кровь?
— Я видел, как человеку отрезают голову ножом, видел, как отрубают, — стал перечислять Сеиф. — Видел, как разрывают на куски лошадьми, как отрубают руки и ноги. Но никогда не видел, как живому отпиливают руку.
— Смотри! — пожал плечами Козма. — Если хочешь… У тебя есть что-нибудь крепче вина?
— Сикер!
Сеиф пошарил в другой седельной сумке и достал глиняную баклагу в кожаном чехле.
— Крепкий?
— Когда пьешь — во рту горит! — довольно улыбнулся туркопол. — А голова становится совсем дурной. Зато ночью не холодно и весело идти на врага. Пробуй!
Козма зубами вытащил кожаную пробку, глотнул и сразу закашлялся. Сеиф довольно ощерил зубы.
— Арабы называют его «алкогол». В нем можно растворять даже камни.
— Можно я возьму для него? — Козма указал на Ги. — Ему надо выпить перед тем, как я отрежу руку. Потом я верну баклагу.
— Бери совсем! — махнул рукой Сеиф. — У меня еще есть. Мы взяли много добычи.
— Вы вчера полдня хоронили убитых врагов, — сказал Козма, пряча баклагу. — И в первый раз на дороге тоже хоронили… Господин был недоволен, теряли время, но вы настояли. Почему?
— Человека нельзя бросать на земле. Аллах запрещает. Каждый мусульманин в любую минуту должен быть готов к смерти, поэтому носит с собой свой гроб, — Сеиф коснулся рукой чалмы на голове. — Нужно просто размотать ее и получится саван. Завернул в него мертвого и похоронил.
— Но убитые были твоими врагами!
— Мертвый — уже не враг. Он человек, которого нужно хоронить, — упрямо сказал туркопол. — Врагами могут быть только живые.
— Как получилось, что мусульманин воюет на стороне христиан с другими мусульманами?
