— Вы не любите мужа, он надоел вам? Зачем же вы его терпите около себя? Его необходимо отдалить от вас, и я это сделаю.
— Нет, князь, этого вы не сделаете.
— А почему, моя чародейка?
— Довольствуйтесь тем, ваша светлость, что мой муж вам не мешает, — едва скрывая свой гнев на Потемкина, проговорила ему красавица Ольга.
— Еще бы он мне помешал.
— У него на то есть права, ваша светлость.
— Какие?
— Права мужа.
— Стоит мне захотеть, и ваш муж со своими правами будет от вас далеко, далеко…
— Вы этого не захотите, ваша светлость.
— На то я буду ждать ваших приказаний, моя прелестная хозяюшка.
— Ждите, князь, может, и дождетесь, только не теперь…
— О, какое счастье, вы, вы подаете мне надежду…
— Да, князь, повторяю, только не теперь…
— Послушайте, Ольга Даниловна, на время мне надо с вами проститься, — меняя разговор, промолвил князь.
— Как, вы уезжаете? — притворяясь опечаленной словами Потемкина, промолвила хитрая красавица.
— Ненадолго, ненадолго.
— Куда вы едете?
— В Киев, там государыня. Приготовления к присутствию ее величества здесь, в Крыму, почти все уже окончены, и весной, как только вскроются реки, государыня-императрица прибудет сюда водою… Я также приеду и тогда, и тогда…
— И тогда, ваша светлость, я попрошу вас убрать куда-нибудь подальше мужа…
— Не попросите, а прикажете — я ведь ваш раб, а вы моя повелительница — вы… вы чародейка. Вы околдовали меня, — страстным голосом проговорил Потемкин. Признание в любви готово было у него сорваться с языка.
Но в это время в дверях появилась прислужница и сделала знак Ольге.
— Простите, ваша светлость, меня зовут, я ненадолго принуждена вас оставить, — проговорив вежливо эти слова, Ольга вышла из комнаты. Потемкин мысленно послал страшное проклятье не в пору вошедшей прислужнице, которая помешала объясниться в любви с красавицей хозяйкой.
Пробыв еще несколько в доме Серебрякова, князь Потемкин уехал, простившись со своей «чародейкой», как называл он Ольгу.
На этот раз Потемкин простился с Ольгой надолго, он спешил в Киев, где находилась императрица, ожидавшая, когда реки очистятся ото льда, чтобы предпринять путешествие в Крым.
XXXI
У князя Потемкина не все еще было приготовлено к встрече императрицы; поэтому дальнейшим «шествием Екатерины» как-то медлили.
К тому же зима в 1787 г. была довольно суровая, и вскрытие Днепра было позднее. «Как подымемся из Киева, сие одному Богу известно; вскрытие Днепра, по здешним запискам, бывает в течение марта, редко в феврале и еще реже в апреле, я надеюсь, что будем на воде в половине апреля. В Тавриду приеду и выеду в мае. Мои расчеты по сей поездке почти безошибочны», — так писала императрица Екатерина Алексеевна графу Салтыкову.
В 1787 г. Днепр очистился ото льда в конце марта.
22-го апреля императрица со своей блестящей свитой отправилась из Киева в дальнейшее путешествие.
Не щадивший издержек, изобретательный князь Потемкин старался «усладить взгляд высокой путешественницы».
Ехали цо Днепру на галерах, красиво убранных, со всеми удобствами для путешествия; галеры были в римском вкусе, на них было 8000 человек.
Про свое путешествие по Днепру императрица так пишет:
«Я выехала из Киева 22-го этото месяца, и вот уже три дня мы плаваем по Борисфену на веслах; все здоровехоньки. Новостей для вас никаких не имею, кроме того только, что из всех моих плаваний это едва ли не самое затруднительное, потому что эта река представляет столько изгибов, такое множество островов и островков, что до сих пор нам не приходилось пускать в дело паруса; Днепр гораздо быстрее Невы. Теперь мы находимся между двух берегов, из которых один принадлежит Польше; польский берег горист, а русский очень низменный».
В Каневе произошло свидание русской императрицы с польским королем Станиславом-Августом.
Роскошная флотилия императрицы подплыла 25-го апреля к Каневу. Флотилия эта состояла из 22 мачтовых галер, за которыми тянулось множество шлюпок, лодок и челнов. На восьмой галере «Сноп» находился граф Безбородко и другие сановники и вельможи. На девятой галере, которая называлась «Днепр», под красным павильоном, находилась сама государыня, а десятую галеру, называемую «Буг», занимал светлейший князь Потемкин со своей свитой.
Галеры «Днепр», «Сноп» и «Буг» были богато убраны и разукрашены.
По пушечному сигналу с высоты Каневской горя раздались выстрелы. Каневские горы были усыпаны народом.
Польский король подъехал к галере императрицы на великолепной шлюпке. Прошло почти тридцать лет, как не видались императрица Екатерина и король Станислав-Август.
С достоинством и с некоторою холодностью встретила Екатерина польского короля и не более часа беседовала с ним о политических делах Польши.
Всесильный Потемкин был доволен королем польским. Один из современников замечает, что то обстоятельство, что король Станислав-Август еще несколько лет оставался на престоле, должно приписать выгодному впечатлению, произведенному Станиставом-Августом на Потемкина.
XXXII
Вскоре после свидания князя Потемкина с королем Станиславом-Августом светлейшему, дремавшему в своей каюте, пришли доложить, что какой-то пан, находящийся в свите польского короля, желает его видеть «по нужному и спешному делу».
— Кто он, как фамилия? — спросил Потемкин у адъютанта, который докладывал ему о приходе на галеру неизвестного пана.
— Не могу знать, ваша светлость; незнакомец пан из свиты короля, хорошо говорит по-русски, а свою фамилию не сказал.
— А вы у него спрашивали?
— Так точно, ваша светлость, не говорит.
— Странно, непонятно!
— Только говорит пан, что ему необходимо видеть вашу светлость.
— Пусть войдет.
— Слушаю, ваша светлость.
В роскошно обставленную и отделанную каюту князя Потемкина вошел какой-то человек, рослый, плечистый, с длинными поседевшими усами на красном бритом лице; опухшие глаза и щеки, а также темно-бурый нос вошедшего пана ясно говорили, что он один из рьяных поклонников Бахуса.
Недружелюбным взглядом встретил князь Потемкин вошедшего и резко проговорил:
— Кто входит к князю Потемкину и желает с ним говорить, тот прежде всего должен назвать свою фамилию.
— Так и примем к сведению, — пробасил в ответ Потемкину вошедший. Голос его показался князю знакомым.
— Ну-с, государь мой, извольте сказать мне прежде свою фамилию, а потом скажите, зачем ко мне пожаловали.
— Что же, сказать можно, князь… Фамилия моя Волков, а звать меня Михайлом…
— Как, возможно ли! — с удивлением и досадой воскликнул Потемкин.
— На свете все, князинька, возможно… Невозможного ничего нет…
— Ты… вы… вы Волков?
— Так точно; Михайло Волков, готовый к услугам вашей светлости.
— Ну, в услугах твоих я не нуждаюсь.
— Это и понятно… Теперь Мишка Волков не нужен стал вашей светлости.
— Ты… ты все жив? — с неудовольствием проговорил Потемкин.
— Как изволишь видеть, ваше наисветлейшая светлость, — насмешливо ответил Волков и прибавил:
— А тебе, князинька, похоронить меня хочется, знаю.
— Где столько времени пропадал и зачем ко мне пожаловал?
— Да, князинька, давно мы с тобою не видались; десять годов прошло… Ты спрашиваешь, где я был; отвечу: обошел и объехал я почти все государства, был в разных городах и всяких…
— А зачем на тебе польская одежда?
— Потому, что я нахожусь в свите его величества польского короля.
— Стало быть, ты изменник! — крикнул строго Потемкин.
— Пожалуйста, князинька, без возвышения голоса; я к такому обращению не привык…
— Как же ты, будучи изменником, осмелился ко мне явиться?
— На этот раз не по своей охоте я к твоему сиятельству пришел. Послом я к тебе.
— Тебя ко мне прислали?
— Да, прислали.
— Кто, кто же?
— Его величество король Станислав-Август.
— Не врешь?
— Чего мне врать-то. Я, князинька, ваше сиятельство, давно вранье оставил.
— Хорошо и сделал… А все же ты изменник!.. Так и звать буду я тебя.
— Сделай милость, называй меня, как хочешь. Мне все равно…
— Что же от меня угодно королю?
— Твоего расположения, князинька… твоего внимания к его величеству, к королю польскому.
— Что же я должен делать? — спросил с неудовольствием у Волкова Потемкин.
— Немногого, князинька, только повлиять на императрицу, словечко ей за короля замолвить… И за это его величество король готов уступить тебе огромное поместье.
— Вот что, так польский король хочет меня подкупить, и ты, изменник, между мною и королем сводчиком задумал быть! И ты смел явиться ко мне с таким предложением!.. Да ты что, о двух головах, что ли? — крикнул Потемкин, сердито ударив рукою по столу.