— Ну почему на ее месте не оказалась я? — заголосила Сиси. — Разве это справедливо, чтобы дети умирали прежде своих родителей? Отчего Господь забрал Сильвию, когда он мог бы взять меня?
— У меня нет ответа на этот вопрос, — спокойно сказала Энни.
Она отказывалась верить в то, что Сильвии нет в живых, несмотря на то, что стала свидетельницей ее смерти. Она все надеялась, что вот-вот зазвонит телефон и на том конце провода послышится голос ее подруги, страстно желающей поболтать и немного посплетничать.
«Ни за что не догадаешься, что произошло, Энни!»
«Тебе лучше присесть, Энни! У меня для тебя невероятная новость».
Вернувшись домой, Энни услышала, что звонит телефон. Она осторожно подняла трубку, почти уверенная в том, что это Сильвия пытается связаться с ней с того света.
— Привет! — весело произнес мужской голос. — Помните меня? Это Бен Уэйнрайт. У вас одна из моих картин.
— Помню.
— Дело в том, что я сейчас в Манчестере. Как вы смотрите на то, чтобы поужинать со мной сегодня вечером?
— Боюсь, ничего не получится, — с сожалением сказала Энни, — я только что вернулась с похорон. Умер человек, который был мне очень дорог. Вряд ли я буду для вас интересным собеседником.
— Меня бы это ничуть не смутило, лишь бы вы были рядом.
— И все же нет. Спасибо за приглашение.
Кассета с фильмом «Три монетки в фонтане» по-прежнему была в видеомагнитофоне. Энни посмотрела его с начала до конца. Теперь он даже отдаленно не был похож на фильм, который ей когда-то так нравился. Тогда, в четырнадцать лет, он казался ей исполненным драматизма и невероятно романтичным, а сейчас — довольно банальным.
Энни выплакала все глаза. То, что было началом, стало концом. Сколько бы она ни прожила на этом свете, ей уже никогда не суждено встретить такую подругу, как Сильвия.
Через месяц после похорон Бруно и Сиси заявили, что отель «Гранд» продается, а они переезжают в Италию.
— Вдвоем? — с надеждой спросила Энни.
Бруно, взяв Сиси за руку, сказал:
— Вдвоем.
— Я так счастлива за вас, хотя буду ужасно скучать. — Энни робко улыбнулась. — А как же девочки? — Она была удивлена, узнав, что они решили оставить своих внучек.
Лицо Сиси сразу же омрачилось тревогой.
— Именно это и заставило нас уехать, Энни. Ты видела Майка после похорон?
— Я звонила ему несколько раз, но его секретарь или домработница неизменно отвечают, что он не может подойти к телефону. Когда я приходила навестить девочек, его нигде не было видно.
Они прижались к Энни, четыре маленькие потерянные души. Дороти все спрашивала, куда подевалась их мама.
— Похожую картину наблюдали и мы, — кивнув головой, сказала Сиси, — до тех пор, пока в последний наш приход Бруно буквально силой не вломился в его кабинет. Майк изменился, Энни. Его лицо как будто окаменело. Он ясно дал нам понять, что больше не желает нас видеть. Возможно, потому, что мы напоминаем ему о Сильвии. Он пообещал, что раз в год будет отпускать детишек к нам, тем более что Жасмин и Ингрид уже достаточно взрослые, чтобы летать самостоятельно. Они уже ждут наступления летних каникул, чтобы погостить у нас. Вот мы и подумали, что лучше уехать сейчас и заняться обустройством нового гнезда.
— Ты тоже обязательно приезжай, Энни, — расчувствовавшись, сказал Бруно. — У меня такое ощущение, словно я расстаюсь со своей дочерью.
Энни смотрела вслед этим людям, которые сыграли в ее жизни такую огромную роль. Бруно уже не был таким понурым, как в день похорон. Он был первым мужчиной, в которого Энни влюбилась, хотя даже не догадывался об этом.
Сжав подоконник обеими руками, Энни вдруг подумала, что очень скоро не останется никого, с кем можно было бы попрощаться.
ГЛАВА 7
Париж раскинулся перед Энни ковром из мерцающих огней. В темноте улицы и дома выглядели просто чудесно. Неоновые огни на высотных зданиях то вспыхивали, то снова гасли, как будто посылали таинственные сигналы.
Чтобы попасть к куполу базилики Сакре-Кер, Энни пришлось преодолеть в буквальном смысле слова сотни ступеней — в течение целого дня она то и дело бросала взгляды на этот белокаменный монумент, возвышающийся над городом и сияющий огнями. Отдышавшись, Энни вошла внутрь храма и пришла в восторг от вида статуй и витражных окон. Она зажгла три свечи и, опустившись на колени, помолилась за всех, кого знала.
Когда Энни снова вышла на свежий воздух, она села на верхнюю ступеньку каменной лестницы, восхищаясь открывшейся взору восхитительной панорамой.
На раскинувшейся внизу террасе кто-то жонглировал светящимися булавами. Лениво бренчал на гитаре музыкант. На ступеньках было полным-полно людей: пожилые пары, скромно держащиеся за руки, и молодые люди, которые стояли обнявшись.
Энни приехала в Париж одна.
Первый день путешествия заняла поездка. Уже стемнело, когда туристический автобус прибыл на место, а к тому времени, как Энни высадили у отеля и предоставили номер — мрачную комнату с высоким окном, приближалась полночь.
Пока Энни не очутилась в базилике Сакре-Кер, второй день ее отпуска прошел достаточно хорошо. С чувством исполненного долга она поднялась на лифте на Эйфелеву башню, посетила Лувр и Нотр Дам, поглазела на витрины магазинов, расположенных на Елисейских полях.
Она искала в сумке карту, и вдруг чей-то знакомый голос воскликнул:
— Миссис Менин! Энни!
Энни обрадовалась, когда рядом с ней на ступеньки сел мужчина в джинсах и плотном вязаном свитере. Юэн Кэмпбелл! Они редко общались в Ливерпуле, однако сейчас у Энни было такое ощущение, словно она встретила горячо любимого человека. Схватив Юэна за руку, Энни неуверенно улыбнулась.
— О, как же я рада вас видеть!
Он тоже был один, и Энни показалось, что Юэн так же, как и она, обрадовался их встрече. Судя по выражению его худого загорелого лица, было видно, что он испытывал облегчение и удовольствие. Две заблудшие души, подумала Энни, волею случая оказавшиеся вместе в незнакомом городе. Юэн поинтересовался ее впечатлениями, и она призналась, что даже не знает, что сказать.
— Я весь день чувствовала себя несколько странно, — произнесла Энни, — словно смотрю на мир сквозь темные очки.
Спустя какое-то время они покинули ступеньки и начали медленно прогуливаться по оживленной площади, деревья на которой были украшены гирляндами разноцветных огней. Художники предлагали нарисовать портрет за сотню франков. Кафе были до отказа набиты людьми.
— На этой площади я встретил свою жену, — печально сказал Юэн. — Нам было всего восемнадцать лет. Год за годом мы продолжали приезжать сюда. — Он посмотрел на Энни грустными темными глазами. — Думаю, ни для кого не секрет, что случилось?
