нужны были сведения. Я оказался одним из претендентов, которые могли располагать какой-то информацией. Так-то оно и так. Но прогадали суки, что я ребят своих предам, что я Отчизну свою продам. Ни слова не сказал. Затем меня, как и очень многих бесполезных пленных, отправили в «исправительные точки», — я их так назвал — где нас заставляли непосильным трудом добывать ресурсы для армии и населения. С рассвета и до заката пахать на полях — это лишь женщинам и детям; мужчинам — шахты и лесоповалы денно и нощно. Эти нелюди даже своих же отправляли на работы! Свой же народ рабами сотворили!
Не знаю, сколько пудов я накопал железа, меди, угля… но зрение моё мне спасибо не сказало… как и ноги, руки, спина, плечи. Вскоре стали расходиться раны. Вновь начали кровоточить… Я сам… своими трясущимися руками без трех пальцев зашил заново. Но хуже того… без трав я не мог терпеть эту боль. Я падал в обморок каждые два часа. Так я обрёл зависимость от болеутоляющих, которые там называют «miretyp bioqok» — в дословном переводе «блаженная вода». — Он достал из-за пазухи бутылек с ядрёно-зеленой жидкостью. Дрожащими руками снял колпачок и сделал глоток. — Теперь я хожу только с ними.
Могу также рассказать про то, как нас заставляли ковать для них мечи и доспехи. Я пытался было отказаться, но меня избили кнутом до полусмерти. Я лежал на земле с полсуток, мои раны на спине пекло солнце. Потом меня несколько дней тошнило, кружилась голова — видно, перепекся. Я бы показал эти увечья, но мы в общественном месте. Да и ты бы не хотел, наверное, видеть этот кошмар. Так я жил последние годы. Тебе уже, должно быть, двадцатый год пошёл, Эди? — Он кивнул. — Вот. Я даже стал вести учёт дней. Заниматься особенно было нечем. Но я уже тогда прекрасно знал, что непременно покину тот лагерь. Я готовил план, набирал силы, мало-помалу крал еду, искал оружие… И думал о том, как принести с собой не только полумертвое тело, но и пользу стране. Я изучал их диалект, учил язык. Через три года я уже мог понимать их и говорить простейшие фразы. И пришёл час. В лагерь прибыла важная персона. Один из генералов высшего звания. Он должен был проверить какие-то отчётности, насколько я понял из разговоров других пленных. Я воспользовался этим. Под покровом ночи я затаился в пшеничном поле, подслушивая беседу генерала с надзирателем…
Буду говорить на всеобщем, чтобы ты понимал:
«Ты хоть понимаешь, как сильно ты меня подставляешь перед лордом?!»
«Прошу меня простить, ваше благородие… но я не виноват! Неурожайный год… почвы здесь хорошие, но и они имеют свойство со временем портиться. Им нужно время на восстановление…»
«Меня это не интересует! Была установка, а ты её не выполнил! А отвечать буду за твою оплошность я! Ты это понимаешь? Да ты даже норму по добыче железа, угля и золота не выполнил!»
«Господин… я… я как мог гнал этих бедолаг! Они не могут выкопать столь огромное количество того, чего нет и в помине в этих землях! Мы израсходовали все возможные ресурсы… Нет! Просто нет! Мы не знаем, чем кормить рабов… не то чтобы ещё и норму выполнить… К тому же — непосильную!»
«Да у нас по всей стране одни и те же жалобы, понимаешь? Лорду неинтересно слышать о неудачах! Ты даже представить себе не можешь, что бывает с теми, кто его разочаровывает… А если я скажу ему, что мои лагеря не справляются? Тогда и мне будет несладко».
«Нет! Ну нет у нас этих ресурсов! Нет и нет! Что я могу сделать!»
«Да я понятия не имею! Перерой всё кругом! Заставь этих отбросов работать круглосуточно! Мне нужна норма! Иначе лорд будет недоволен. Мы не имеем права разочаровывать его. Мы в состоянии войны, которую обязаны выиграть. Такова ставка».
«Да вы изверг… Рабы — те же люди. Мы не можем так издеваться над ними…»
«Пусть изверг. Хоть демон. Мне, в общем-то, всё равно. Выполни план. Вся страна голодает. Нам не хватает ресурсов ни на простых жителей, ни на армию. А вместе с тем население всё растёт. Если ты и прочие надзиратели не сделают невозможное, то Игъвар падёт. Наш дом падёт. Слышишь? Если моя дочь будет плакать из-за голода… я первым делом приду к тебе! Так что я жду выполнения нормы. Страна ждёт выполнения нормы!»
— То есть, если верить словам игъварцев, то их положение скуднее нашего. А значит, победа будет за нами, — произнёс в завершение своего монолога Джеймс. — После той ночи я уже был в бегах. Добрался более или менее спокойно. Спасибо дяде Эверарду. Навыки разведчика сыграли не последнюю роль.
— Предлагаю продолжить дорогу. Осталось не так долго, а лошади, верно, отдохнули, — сказал Ольгерд.
Через минуту они уже вновь скакали по просторам долин. Дождь не утихал. Как и гроза.
III.
— Зел, мне сообщили, что они уже в городе, — поведал королю Эйдэнс.
— Да. Обеспечь им доступ во дворец. Ольгерда и Джеймса проводи до их покоев. Не для их ушей будет разговор, — сказал Зельман Златогривый.
Помнишь, как я впервые вернулся домой с боевым ранением? Не знаю, почему я решил вспомнить именно это. Но тот день я уж точно забыть не смогу вовек. Ты была голой. Накинулась на меня, как я зашёл за порог. Всё шло своим чередом, пока ты не нащупала рукой свежий шрам на спине. Он был не столь заметным и уж тем более не был серьёзным. Но тебя не проведёшь. Ты аж вскрикнула. Я и не знал, что ты так перепугаешься. Ты подняла на уши всех знакомых лекарей и врачей из округи… Мне было приятно, но и немного неловко. Я думал, что шрам, полученный в бою, — есть повод для гордости. Но для тебя это был, скорее, очередной повод для волнений. С каждым разом ты больше и больше боялась отпускать меня на службу. Хоть и возвращался я довольно быстро. Тебе было тяжело, я знаю… Но я у тебя большой болван! Я делал вид, что мне это безразлично… Я идиот, дурак, каюсь. Я жалею, что не ценил это. Но не думай, что мне было всё равно на тебя. В глубине души я всегда дорожил каждым твоим касанием, каждым твоим словом, но боялся это показать. Да, я часто тебе это говорю, но… но я должен. Мне так легче. Пусть даже ты
