Генерал-майор Петров Макарий Иванович— преподаватель Артиллерийской академии РККА. Арестован 30 июня 1941 г. Обвинялся в участии в военном заговоре и вредительстве. Постановлением Особого совещания при НКВД СССР 13 февраля 1942 г. приговорен к расстрелу. Определением Военной коллегии от 7 декабря
1955 г. реабилитирован.
Бригинженер Шапошников Николай Александрович — начальник кафедры Военно-морской академии. Арестован 1941 г. Обвинялся в антисоветской деятельности. Под следствием находился до начала 50-х годов.
Генерал-лейтенант Селиванов Иван Васильевич— командир 30-го стрелкового корпуса. Арестован 23 ноября 1941 г. Обвинялся в принадлежности к контрреволюционной заговорщической организации. Постановлением Особого совещания при НКВД СССР
13 февраля 1942 г. приговорен к расстрелу. Приговор приведен в исполнение 23 февраля 1942 г. Определением Военной коллегии от 4 сентября 1954 г. реабилитирован.
В постановлении Государственного Комитета Обороны от 16 июля 1941 г. фигурировали, наряду с другими, командир 30-й горно-стрелковой дивизии генерал-майор С.Г. Галактионов и командир 60-й горно-стрелковой дивизии генерал-майор М.Б. Салихов. Их обвиняли в преступной бездеятельности, сдаче занимаемых позиций без боя, в развале управления войсками. В частности, Галактионов обвинялся в сдаче противнику г. Бельцы. Военным трибуналом Южного фронта он 8 августа 1941 г. был приговорен к расстрелу и был расстрелян в г. Первомайске.
Определением Военной коллегии от 29 мая 1961 г. реабилитирован.
Относительно М.Б. Салихова: военный трибунал Южного фронта 21 июля 1941 г. приговорил его к лишению свободы сроком на десять лет, но отбытие наказания было отсрочено до окончания войны. Сниженный в должности до командира полка, Салихов в августе 1941 г. попал в плен, где в начале 1943 г. перешел на службу к генералу Власову. В мае 1945 г. сделал попытку бежать в американскую зону, но был задержан и отправлен в Москву. 1 августа 1946 г. по приговору Военной коллегии за измену Родине был повешен.
Трагично сложилась судьба командира 14-го стрелкового корпуса генерал-майора Д.Г. Егорова. Направляясь к новому месту службы, он несвоевременно прибыл в штаб Приморской армии. Военный трибунал Южного фронта за халатность и разгильдяйство в условиях боевой обстановки приговорил Д.Г. Егорова к пяти годам лишения свободы с отсрочкой исполнения наказания до окончания боевых действий. Сниженный в звании, Егоров командовал полком, а затем дивизией. Погиб в мае 1942 г. под Харьковом.
Осенью 1941 г. были арестованы и преданы следствию, а затем суду командующие армиями, войска которых отступили до Москвы. Это командующий 50-й армией генерал-майор А.Н. Ермаков и командующий 43-й армией генерал-майор П.П. Собенников. Оба они получили по пять лет тюрьмы. К судебной ответственности был привлечен и командующий войсками Орловского военного округа генерал-лейтенант А.А. Тюрин — за низкую готовность вверенных ему войск. Он был приговорен к семи годам лишения свободы. Ко всем названным генералам была применена отсрочка приговора, и они были направлены на фронт. Тюрин, Ермаков и Собенников в годы войны командовали корпусами, были заместителями командующих армиями, заслужив новые звания и ордена.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Самой глубокой и точной проверкой военных кадров, несомненно, является война. Даже такая непродолжительная и локальная, как война СССР с Финляндией в 1939—1940 гг. Приведенные в соответствующей главе примеры — наглядное тому свидетельство и подтверждение вывода о том, что репрессии 1937—1938 гг. фактически обезглавили Красную Армию, лишив ее опытных командиров — организаторов боевой подготовки в частях и соединениях, а также умелых штабных работников. Война с финнами ярко высветила многие слабые стороны РККА, и поэтому резонным будет вопрос — а почему это произошло? В силу каких причин?
Можно безапелляционно утверждать, что одной из основных причин неудачных действий советских войск в начальном периоде как финской кампании, так и Великой Отечественной войны явились последствия жестокого истребления старшего и высшего командно-начальствующего состава в 1937—1938 гг. Изучение архивно-следственных дел и дел надзорного производства показывает, что во многих корпусах и дивизиях в те годы одним махом, в один-два дня обезглавливалось их руководство. В мифические заговорщические организации зачисляли, как правило, командира дивизии (корпуса), его заместителя, начальников штаба и политотдела, то есть основных руководящих лиц. Туда же добавляли командиров и комиссаров полков, и в результате получалось полное обновление основных руководящих кадров. На смену им приходили так называемые «выдвиженцы», то есть командиры и начальники, занявшие новые должности не в аттестационном порядке, будучи подготовленными к исполнению этих обязанностей, а всего лишь в силу сложившихся обстоятельств и по воле вышестоящих начальников, нередко перепрыгнув через несколько ступеней служебной лестницы, а значит, не имея должных знаний и навыков для успешной работы в новом качестве.
Поэтому вполне закономерно вытекает и другой важный вывод — не будь репрессий против комначсостава РККА, в первую очередь против ее элиты, во второй половине 30-х годов, можно было бы избежать и трагедии 1941 г. Под этим имеется в виду не начало войны как таковой, а позорное отступление Красной Армии до Москвы, потеря Прибалтики, Белоруссии, Украины, южных областей Советского Союза. И это вывод не только автора, но и выдающихся полководцев Великой Отечественной войны, живших и работавших в атмосфере 37-го года, испытавших горечь неудачных зимних боев на Карельском перешейке в 1939 г., активных участников событий лета и осени 1941 г. Речь идет о мнении по этой проблеме Маршалов Советского Союза Г.К. Жукова, И.С. Конева, А.М. Василевского.
Например, Г.К. Жуков, командовавший в 1937—1941 гг. дивизией, корпусом, армейской группой войск, военным округом и возглавлявший Генеральный штаб РККА, делает следующий вывод: «...не будь 1937 года, не было бы и лета 1941 года, и в этом корень вопроса. Не будь 1937 года, мы к лету 1941 года были бы несомненно сильнее во всех отношениях, в том числе и в чисто военном, и прежде всего потому, что в рядах командного состава нашей армии пошли бы на бой с фашизмом тысячи и тысячи преданных коммунизму и опытных в военном деле людей, которых изъял из армии
1937 год. И они, эти люди, составили бы к началу войны больше половины старшего и высшего командного состава армии»1.
Георгию Жукову вторит Иван Конев, во второй половине 30-х годов командовавший дивизией, корпусом, армией, военным округом: «...Неизвестно, как бы воевали Тухачевский или Дыбенко — беру крайние точки, — но не подлежит сомнению, что если бы тридцать седьмого — тридцать восьмого годов не было, и не только в армии, но и в партии, в стране, то мы к сорок первому году были бы несравненно сильней, чем мы были. В том числе и в военном отношении... И мы начали, если говорить о руководящих кадрах во всех сферах, войну с тридцатью или сорока процентами кадров, которые могли бы иметь, не будь тридцать седьмого — тридцать восьмого годов...»2
Маршал А.М. Василевский в разговоре на данную тему с писателем Константином Симоновым сказал кратко, но емко: «Что сказать о последствиях для армии тридцать седьмого — тридцать восьмого года? Вы говорите, что без тридцать седьмого года не было бы поражений сорок первого, а я скажу больше. Без тридцать седьмого года, возможно, и не было бы вообще войны в сорок первом году. В том, что Гитлер решился начать войну в сорок первом году, большую роль сыграла оценка той степени разгрома военных кадров, который у нас произошел...»3
И еще один негативный аспект репрессий против командно-начальствующего состава Красной Армии — в частях и подразделениях была в значительной мере утеряна вера в них, в силу их прика
за, что сильно подорвало состояние воинской дисциплины и единоначалия. Да и как не потерять эту веру, если сегодня командир дивизии, бригады или полка — полный единоначальник, приказы которого подлежат безусловному исполнению (за неисполнение —суд военного трибунала), а завтра его во всеуслышание объявляют врагом народа, а отданные им приказы — вредительскими. Результат — полное смятение в умах подчиненных: кому верить?
В 1941 г. такое положение было на руку шкурникам и паникерам. Известно немало случаев, когда целые подразделения по причине паники снимались с занимаемых позиций, оголяя тот или иной участок фронта. Танки противника прорвались вглубь нашей обороны, полк оказался в окружении — красноармейцы и младшие командиры ропщут: «Предательство!» Не подвезли своевременно боеприпасы на огневые позиции, — опять глухой ропот: «Вредительство!». Предателей и вредителей видели прежде всего в высших эшелонах армейской власти, предполагая именно там центры вражеского влияния. Именно там, наверху, в высоких штабах якобы сидели люди, по вине которых и творились всякие безобразия в организации боевых действий, в снабжении продовольствием и боеприпасами, в прикрытии пехоты с воздуха и т.п.
