Я не совершил никакого преступления. Я бы мог совершенно открыто приехать в Каролину или в любой суд Америки, и они не смогли бы оказать моей вины. Даже представитель государственного департамента открыто признал, и это было его заключение, что у них не было никакого доказательство моей вины, никто не смог доказать моей вины.
Это из ряда вон выходящий факт. Им не нужно было ничего доказывать, они просто придумали преступления, которые я никогда не совершал. Нельзя доказать невинность невинного. Доказать можно только вину виноватого. Они не смогли доказать факт совершения мной преступления, но, тем не менее, прокурор решила, чтобы всех саньясинов выпустили под залог, но при этом она настаивала, чтобы меня не выпускали под залог, потому что я, дескать, опасный человек. Я меня было очень много денег и тысячи друзей, которые могут сделать все, что угодно для меня.
Таковы были мои преступления. За это меня нельзя было выпускать под залог. У меня были тысячи друзей, и они могли бы сделать для меня все, что угодно, и поэтому они решили выслать меня под охраной полиции обратно в Орегону и уже там решать, что со мной делать.
Если бы там был хотя бы один здравомыслящий судья, он бы понял, что я не совершал никаких преступлений. Быть богатым и иметь много друзей — это еще не преступление, что же это значит, богатых нельзя выпускать под залог? Если у меня столько друзей, меня нельзя выпускать под залог? Если меня любят столько людей и готовы для меня на все, что угодно, даже готовы пойти на смерть ради меня, что же теперь это вменять мне в вину? Нельзя такого человека называть опасным, если столько людей его любят, этого уже достаточно. На самом деле, подписи такого человека следует верить, она становится гарантией.
Но этот судья не был настоящим. Это была женщина, причем она была всего лишь судьей штата, она только ждала своего назначения и должна была стать федеральным судьей.
Тюрьма в Оклахоме
Четвертого ноября Раджниша перевели в окружную тюрьму округа Оклахома. Правительственный прокурор, прокурор США настаивал на том, чтобы вопрос о том, чтобы меня отпустили под залог, решался в Орегоне. Это казалось нелепым, шесть человек вместе со мной были арестованы здесь, и их отпустили под залог, почему же мне этого не разрешили?
Это происходило по той причине, что они решили меня провезти по нескольким тюрьмам. Самолету нужно всего шесть часов, чтобы перелететь в Орегону, но они нашли какой-то самолет, который везет заключенных, останавливаясь по пути. Даже сам пилот самолета сказал мне, что еще никогда раньше с таким не сталкивался. Вот что он мне сказал: «Когда мы подлетали к штату Орегона, внезапно мы получили приказ, сменить направление полета. И тогда я понял, что они решили просто помучить вас». И мне пришлось полететь в другую часть страны, в другую тюрьму, которая находилась на большом расстоянии, и за двенадцать дней мы сменили пять тюрем».
Интересно то, что когда каждый раз самолет приземлялся, я выходил из него, и садился в полицейскую машину, человек, который забирал меня и передавал в руки чиновника государственного департамента, шептал мне на ухо, а я сидел рядом, и мог слышать о чем он шептал: «Этот человек опасен, не делайте ничего прямо, даже не прикасайтесь к его телу, потому что за ним наблюдает весь мир, и после того, как его выпустят, он расскажет все, что происходит в этих тюрьмах. Так что будьте с ним вежливыми, и ведите себя достаточно разумно, не относитесь к нему, как к преступнику».
Это послание передавалось постоянно каждый раз, когда меня перевозили из одной тюрьмы в другую. Они не прикасались к моему телу, и не делали ничего напрямую. Они пытались делать всякие гадости косвенным образом, но им не удавалось вывести меня из равновесия.
Например, я приехал в одну тюрьму около одиннадцати часов ночи, и чиновник не хотел писать мое имя на бланке, и попросил, чтобы я записал имя: «Дэвид Вашингтон».
Я спросил у него: «Это согласуется с законом и конституцией, если я напишу чужое имя, и не будут писать своего имени? Я не буду этого делать. Вы должны поддерживать закон. Вы Закон и Правосудие. Но какой же вы закон в таком случае? Я так устал, мы прилетели посреди ночи, и вы теперь хотите, чтобы я подписался чьим-то чужим именем? Вам придется дать мне объяснения!»
И он сказал: «Я не могу дать вам никаких объяснений. Не сердитесь на меня. Я просто следую приказу сверху».
Я сказал: «Тогда скажите этим людям, кто дает вам такие приказы, что я не собираюсь подписываться чужим именем, какого-то там Дэвида Вашингтона». Если вы сами хотите расписаться вместо меня, можете заполнить бланк под именем Дэвида Вашингтона, а я подпишусь».
Они сказал: «Кажется это прекрасный компромисс, потому что мне тоже хочется спать. И до тех пор, пока вы не подпишете этот бланк, вы не сможете войти в тюремную камеру и лечь спать». И тогда он заполнил бланк сам, и я подписал его своей подписью. Он посмотрел на мою подпись, и сказал: «Что это значит?»
Я сказал: «Это, должно быть, Девид Вашингтон, разве это не мое имя?»
Он сказал: «Я не могу понять, что вы написали?»
Я сказал: «Я пишу на своем языке: пишет Дэвид Вашингтон». И я сказал ему еще вот что: «Завтра утром вы узнаете по телевизору свой почерк, мою подпись, и замысел который кроется за этим, все средства массовой информации будут трубить об этом, почему вы хотите спрятать мое имя? Вы можете даже убить меня, и не останется ни следа, потому что я никогда не был в этой тюрьме по бумагам. А Дэвида Вашингтона вы можете завтра освободить, только нужно будет подписать бумаги. Но помните, вы не сможете подделать мою подпись».
Он спросил у меня: «Но почему вы так уверены в том, что средства массовой информации узнают об этом?»
Я сказал: «Вы увидите это утром».
В полицейской машине со мной была одна женщина. Она была очень опытной, она сказала мне, что ее собираются скоро выпустить из тюрьмы.
Я попросил ее: «Сделайте, пожалуйста, для меня одну вещь. Послушайте внимательно о том, что происходит между мной и правительством США. Вокруг много средств массовой информации. Когда вы выйдете наружу, соберите все средства массовой информации, и передайте им эту информацию». И она сделал это, отлично справившись.
Смысл был в том, что я должен был подписаться как Дэвид Вашингтон, и тогда они могли меня убить, отравить, застрелить, и не было бы никаких доказательств того, что я был в этой тюрьме. Меня вывезли с запасной полосы в аэропорту, и в тюрьму завели тоже с черного хода, посреди ночи, чтобы никто не узнал об этом, только чиновник госдепартамента был в офисе, и никого больше не было.
Он отвел меня в камеру и сказал, чтобы я взял матрас, совершенно грязный, по которому ползали тараканы. И я сказал ему: «Я не заключенный. Вы должны вести себя немного более гуманно. Мне нужно одеяло и подушка».
Он просто отказал мне: «Ни одеяла, ни подушки. Это все, что вы можете получить». И он запер двери этой маленькой грязной камеры.
Это было так странно, рано утром в пять часов утра он открыл двери, и он выглядел совершенно по-другому. Я не поверил своим глазам, потому что он принес мне новый матрас, новое одеяло, новую подушку. Я сказал ему: «Ночью вы отказали мне во всем этом, вы вели себя так грубо. Внезапно вы стали таким цивилизованным».
И он предложил мне завтрак рано утром, в пять часов. Ни в каких тюрьмах так рано завтрак не предлагают, раньше девяти нигде. Я сказал ему: «Еще слишком рано, почему вы обращаете на меня столько внимания?»
Но он сказал мне: «Вы должны есть быстро, потому что через пять минут мы должны поехать в аэропорт».
Я сказал: «Но к чему мне тогда новый матрас, новая подушка, новое одеяло?»
Он не ответил, и просто закрыл двери. Завтрак был простой, просто два куска хлеба, пропитанных каким-то соусом, я не смог понять точно, какой это был соус: совершенно безвкусный, непахучий.
Так вот, на следующее утро пришел чиновник госдепартамента, хватаясь за голову, он сказал: «Что вы наделали? Все газеты пишут об этом инциденте, показывают по телевидению. Теперь готовьтесь, мы должны перевезти вас из этой тюрьмы. Мы не можем держать вас больше здесь».
Я сказал: «Мне тут понравилось. Не нужно ничего менять. К чему перемены? Дэвид Вашингтон хочет сидеть здесь!»
Он сказал: «Не подшучивайте надо мной. Меня и так уже все осуждают за то, что я заставил вас подписать бумаги чужим именем. Но мне интересно, каким образом средства массовой информации узнали об этом?»
Я сказал: «Вы полностью забыли о том, что там в машине было двое заключенных, и другой заключенный, эта женщина слышала весь разговор, по моей просьбе она передала все средствам массовой информации, слово в слово».
Они проиграли. Они сразу сменили тюрьму, чтобы сказать потом, что меня никогда не было там, и что все эти сведения были ложными. Я сказал им: «Вы не можете сделать этого. Есть бланк, и моя подпись на этом бланке, невозможно подделать ее. Даже я сам не могу, каждый раз моя подпись разная.
