А посол Гашиньяр довольно прямо намекнул: из Парижа пришел ободряющий сигнал — компромисс по инспекции, который мы обсуждали, может быть принят. Нужно лишь четко придерживаться двух основополагающих принципов. Во— первых, установить гибкую связь между закрытым районом и районом, обозначенным для проведения инспекции. А во— вторых — придерживаться правила, что образование закрытых районов не будет препятствовать проведению инспекции.
Но как раз такой подход и был заложен в проекте директив, подготовленном в МИДе на Смоленской. Нужно было только пробить его через сопротивление советских «заинтересованных ведомств».
12 сентября делегация дала телеграмму в Москву, что полностью согласован текст по неприменению силы.
На следующий день мы отрапортовали:
«В результате упорной политической борьбы удалось отвести натовские концепции уведомления о внегарнизонной деятельности войск. Им пришлось согласиться в деталях с нашим предложением относительно уведомления о перебросках американских войск из США в Европу. Отказались они и от требования об уведомлении о мобилизационных мероприятиях. В документе четко указывается, что уведомлению будут подлежать учения, передвижения, переброски и сосредоточение сухопутных войск с компонентами ВВС и ВМС, а также амфибийных и воздушно— десантных войск».
Согласованный параметр уведомления предусматривал, что эта военная деятельность будет подлежать уведомлению в тех случаях, когда в ней участвуют Х войск и Y число танков (конкретные цифры надо было еще согласовать), если они организованы в дивизионные структуры или, по крайней мере, в две бригады/полка, не обязательно подчиненных одной и той же дивизии. Это означало, что «спусковыми крючками», вызывающими уведомления будут количество участвующих в учениях войск и число танков. НАТО сняло свое требование, чтобы уведомления давались, начиная с уровня одной дивизии. В этой формулировке структурный элемент лишь присутствует, но не вызывает уведомлений.
Это были очень крупные подвижки. Соглашение теперь было действительно близко — буквально висело на гвозде, вот — вот упадет.
* * *
В Москве тем временем обстановка накалялась. Военные категорически отказывались готовить какие— либо новые директивы для Стокгольма. На этот раз их открыто поддержало КГБ. Тогда Шеварднадзе и Добрынин направили Записку в ЦК, в которой предлагалось «поручить МО, КГБ, МИД СССР, Международному отделу и Отделу оборонной промышленности ЦК КПСС представить в пятидневный срок свои соображения по развязкам тех вопросов, которые мешают достижению договоренности на Стокгольмской конференции».
Горбачев первым поставил свою подпись «за» и срочно пустил Записку «на голосование», не дожидаясь очередного заседания Политбюро. Фельдъегерская служба немедленно повезла ее остальным членам Политбюро, которые, кто с энтузиазмом, а кто и нехотя, тоже поставили свои подписи.
Но медленно, ох, как медленно, поворачивались колеса в механизме советской государственности. 11 сентября Политбюро приняло решение дать такое поручение ведомствам. Только после этого начались затяжные баталии на Пятерках. Обсуждался подготовленный в МИДе проект, который резко критиковался со всех сторон.
Как мне рассказывал потом Воронцов, какой— либо новой аргументации там не приводилось. Военные занимали прямолинейную позицию — никаких уступок, и точка. А КГБ проводил более тонкую и хитрую линию. Не вдаваясь особо в детали переговорных позиций, там делали упор на том, что «США, неправильно интерпретируя нашу конструктивную линию, пытаются усилить нажим на СССР» по всем направлениям, в том числе в Стокгольме. Поэтому соглашения может и не быть. Нужно готовиться к тому, чтобы перенести обсуждение всего комплекса мер доверия на Венскую встречу СБСЕ.
Подоплека этих предупреждений была ясна — поколебать курс на достижение соглашения в Стокгольме, как первого шага в улучшении отношений с США и Западом. В их «поправках» к директивам об этом было написано довольно прямо:
Даже реализация новых дополнительных указаний советской делегации необязательно гарантирует позитивный итог нынешнего последнего раунда встречи. Как представляется, в этой связи уже сейчас в указаниях необходимо предусмотреть линию поведения делегации СССР на данный случай. Имея в виду предстоящую встречу в Вене, где будет подводиться итог Стокгольмской конференции, нельзя исключать возможности завершения работы над оставшимися проблемами именно в ходе Венской встречи. Такое понимание позволило бы отойти от линии на достижение успеха в Стокгольме при любых обстоятельствах и показать США, что ужесточение их подхода к ряду узловых вопросов не обязательно даст им переговорные дивиденды.
ЖЕРТВА ШПИОНСКИХ СТРАСТЕЙ
И тут, надо признать, Шеварднадзе первый раз проиграл. Еще в Москве, когда мы пытались пробить в Генштабе новые директивы, Воронцов заметил:
— Очень не вовремя ты затеял всю эту историю. Тут с американцами такие шпионские страсти разыгрываются, а ты предлагаешь инспекции.
Откровенно говоря, я не придал тогда этому значение, хотя и слышал детективную историю «Захаров — Данилофф». Шпионские разоблачения давно стали повседневной частью советско— американских отношений, и на них по — серьезному внимания не обращали. Ну, пошумит пресса неделю и забудет. Но здесь все обернулось по — другому.
23 августа в нью— йоркском метро при передаче ему секретных документов был арестован советский сотрудник ООН Г.Ф. Захаров. Неделю спустя почти в аналогичной ситуации на набережной Москвы— реки арестован американский журналист Николас Данилофф. В общем, тривиальная ситуация — око за око, зуб за зуб. Одному передали в конверте чертежи реактивного двигателя, другому — данные о советских войсках в Афганистане. В обоих случаях «секретные документы» передавали подставные агенты ЦРУ и КГБ.
Но арест журналиста — дело нешуточное. В американской прессе начался скандал. Вмешался президент Рейган, который дважды, в том числе по линии «горячей связи», обращался к Горбачеву с личными заверениями, что Данилофф никакого отношения к американским спецслужбам не имеет.
Однако шефу КГБ Чебрикову удалось убедить тогда Горбачева, что американский журналист занимался шпионской деятельностью. Он публично заявил, что Данилофф — шпион, которого поймали на месте преступления. Это только подлило масла в огонь — Рейган и Шульц назвали арест Данилоффа «отвратительной провокацией». В Америке влиятельные политические силы публично требовали в знак протеста отменить встречу Шульца с Шеварднадзе, которая должна была состояться во время открывающейся сессии Генеральной Ассамблеи ООН[174].
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
