Мишка, нырнув в холодильник за колбасой.
— Девочками? — удивился гость.
— Дочками, — сказал Миша.
— Да понятно, что не сыночками! — усмехнулся Милославский, подумав о том, что подарок-то он купил один. — Сколько их у тебя?
— Девок в доме — тьма тьмущая! Не квартира, а бабье царство! Даже кошка с собакой — девки. Дочери две: Ева и Елизавета. Погодки.
— Ого! А лет сколько?
— Еве семь в декабре исполнилось. Она у нас в первый класс ходит. А Лизоньке вот через две недели шесть будет. Тоже просится в школу, да мы не будем отдавать. Пусть еще подрастет.
— А кто у вас им имена давал, что обе на «Е»? — усмехнулся друг, распечатывая бутылку с коньяком.
— Да как-то само вышло, — пожал плечами Мишка, словно только впервые подумал об этом, — у Евы полное имя Евгения, да Анютке оно не нравится.
— А что ж по-другому не назвали? — удивился Милославский.
Михали посмотрел на него и поставил две рюмки на стол.
— Да потому что не мы его ей давали. С каким из дома малютки взяли, с таким и живет. Сразу не стали переделывать, а теперь-то чего? — ответил он.
Дима уставился на него во все глаза.
— Из дома малюток? — переспросил он упавшим голосом.
Мишка повел плечами и махнул рукой.
— Долгая история, — пробормотал он.
— Да я вроде бы как никуда не тороплюсь, — ответил в тон ему приятель.
Они подняли рюмки, встретившись глазами, заулыбались и, звонко чокнувшись, опрокинули в себя содержимое одинаковым движением и стали есть. Дима налил по второй.
— Только я немного, благо здесь рукой подать до студии, где моя работает, — он так и сказал «моя». Мишка вскинул на него глаза, а Дима опять улыбнулся. Черт, как же хорошо, что он вот так приехал! — Так что давай, рассказывай!
— А что рассказывать? После аварии Анютка почти год пролежала в больнице. Я только через три месяца смог сам к ней приехать, а работать вообще лишь спустя полгода вышел. Спасибо родителям, не оставили нас. Да и гости, что приехали на свадьбу, помогли деньгами, а то совсем труба была бы! Знаешь, сколько лекарства стоили?
Дима отрицательно покачал головой, не поднимая головы от тарелки, а сам подумал: «Ну, еще бы!». Поэтому не заметил, с каким видом друг спрашивал об этом. Мишка же поставил про себя галочку и продолжил:
— А после всех операций ей запретили рожать. Травмы-то были, жуть! Как вспомню, так вздрогну! — произнес он, подняв рюмку.
Дима последовал его примеру.
— За то, чтоб этого больше никогда не было в нашей жизни, — провозгласил он, Михаил согласно кивнул, рюмки жалобно звякнули.
— Из института ей пришлось уйти. Ну, как с таким здоровьем она могла пойти на завод работать? Поступила в пединститут на факультет психологии. Сейчас работает в детском приюте. А тогда попала в дом малютки. И увидела Еву. Ей всего два месяца было. Родная мать девочку чуть голодом не заморила. Она даже не плакала, потому что сил не было. Аня загорелась ее взять. Я сначала отговаривал — даже не верится! — а потом согласился. Думаю, чего действительно тянуть до сорока лет, один черт, придется усыновлять. А когда документы на девочку были готовы, выяснилось, что Аня беременна. Она так обрадовалась! Ведь врачи говорили, что даже зачать не сможет. Прошла обследование и на свой страх и риск решила родить. Только от Евы мы всё равно отказываться не стали. Забрали домой, а потом Аня Лизоньку родила. Вот такие дела!
— Ну, вы, блин, даете! — возмутился Дима. — А зачем вы девчонке-то рассказали обо всем?
— О чем? — не понял Михаил.
— Ну, что вы ее из детского дома взяли?
— Так она не знает! Да у нас почти никто не знает об этом. В городе — так всего трое: мы с Аней, да ты вот теперь еще, — ответил просто хозяин квартиры и посмотрел на друга.
Тот как-то судорожно сглотнул и опять поднял рюмку.
— За твоих девчонок тогда!
Но выпить они не успели. В прихожей раздались веселые детские голоса, звонкий лай собаки и высокий Анин голос.
— Ева, не пускай ее, дочь. Сейчас я разуюсь.
— Мам, ну можно?.. — заныл тоненький голосок.
— Я же сказала, что нет!
— Ну, мам! — теперь уже вопрошали хором.
— Девочки, мы с вами сразу условились, так было дело?
Тишина, лишь сопение и шелест курток.
— Не слышу-у! — протянула Аня. — Так было или не так?
— Так, — сознался кто-то из девочек.
— Ну, ма-а-а-ам! — всё тот же тоненький голос.
— Не мамкайте! Всё, давай ее сюда, дочь. Миш, ты дома?
— Иду-у! — прокричал Михаил, выскакивая в коридор. — А-а! Кто это пришел? Что это за козявки такие? Аня, тебе не кажется, что нам подменили детей? Мои девчонки другие были, а эти какие-то не такие! Странные! Вы чьи будете, девочки?
— Пап, ну ты что, не узнаешь нас? — тоненький голосок.
— Я папа? Ого! И когда же я успел стать папой?
— Давно! Много лет назад! — уже другой голосок, более звонкий.
— Ага! Значит, с моими девочками я могу делать, что хочу, так я вас сейчас защекочу!
— А-а-а-а-а-а-а! — запищали девчонки и бросились от отца.
В комнате что-то упало, раздался обиженный вопль кошки, опять что-то загремело. В ванной шумела вода, оттуда раздавалось недовольное ворчание собаки, но вот цокнули ногти по ламинату, и, загребая лапами, собака рванула в комнату, поучаствовать в общей куче-мале.
Аня, казалось, относилась абсолютно спокойно к происходящему. Только когда в очередной раз там что-то упало под вопли девочек, она крикнула:
— Если кокнете мою любимую вазу, я кокну вас!
Дима слышал весь разговор. Ему очень хотелось выйти к этой дружной семье, поучаствовать в веселье, но волнение вдруг захлестнуло его с головой, он поднялся и смотрел на дверной проем кухни. И тут на пороге появилась хранительница этого очага. Она сразу узнала Дмитрия… И не то испугалась, не то до такой степени не ожидала его увидеть на собственной кухне, что растерялась. Уставилась на него своими голубыми глазищами и от удивления даже приоткрыла рот.
— Привет, — сказал он.
— П-привет, — ответила она.
Глава
