Молодец, Константин Петрович! Не разгадал я в этом мрачном, резком, сумасбродном любителе горячительных напитков искусного чиновного дипломата. Ведь все равно докладную в Генпрокуратуру напишет он – и обязательно укажет, что раскрыть гнусное преступление, угрожающее человеческому роду в целом, удалось исключительно благодаря его руководству.
Ольга опять удивила меня своей выдержкой и подготовленностью. Спокойно перечислила трудности, с которыми столкнулась в работе следственная группа, и достигнутые ею успехи, нашла нужные слова для всех – естественно, пропустив Коробко.
– Хочу особенно отметить действенную помощь, которую мы получили от Главной военной прокуратуры в лице подполковника Самохвалова и старшего лейтенанта Арияна. И считаю необходимым отдельно обратиться к руководству военной прокуратуры с просьбой о представлении их к награде, а возможно, и о досрочном присвоении очередного воинского звания, – спокойно закончила она.
Вот как! Она хотела оказать мне добрую услугу. А Самохвалову просто повезло, и этот серый, бесцветный мужик тоже попал в нужное течение. К великому моему удивлению, слова Ольги Викторовны никому, даже Константину Петровичу, не показались странными. Сияющий и взволнованный Самохвалов подошел поблагодарить Константина Петровича и Ольгу Викторовну и пообещал удивленному Дудареву, что проект ходатайства уже утром будет у него на столе. Вот мастера чиновничьих игр! Отказаться от слов Ольги Дударев уже не может. Ему приходится делать вид, что все ее слова согласованы с ним, более того, она озвучила именно его мысли. Вот удача! Мои шансы покрасоваться перед Иветтой и Рафой, а может, даже перед Мари в капитанской форме уже не кажутся столь призрачными. А как удивятся Марк и Фаина! О родителях уж и не говорю. Не сглазить бы…
* * *
В банкетном зале стоял гул от возбужденных голосов собравшихся, звона бокалов, смеха. Я поздравлял коллег с удачным окончанием работы и, улучив момент, подошел к Константину Петровичу.
– Весьма признателен, Константин Петрович, за высокую оценку моего труда!
Он без улыбки выслушал мою благодарственную речь и, не глядя на меня, процедил сквозь зубы:
– Вот уж не думал, что театралы так высоко ценят заслуги друг друга. Какую, однако, большую роль в оценке вашего труда может сыграть своевременно подаренный букетик цветов! Но это я так, в качестве шутки. Надеюсь, в докладной вашему руководству вы столь же достойно оцените нашу работу.
Неужели даже высокопоставленный прокурор настолько опасается вызвать неудовольствие госбезопасности, что даже не решается выяснить, действительно ли я имею к ней отношение? С другой стороны, он прекрасно знает существующие правила. Если он обратится в КГБ с подобным запросом, ответ в любом случае будет отрицательным, независимо от того, числюсь я там или нет, однако возникнут вопросы к нему самому. Какая могущественная организация! Одно лишь упоминание о ней наводит страх на всех, в том числе и на прокуроров в генеральском звании. Может, я действительно ошибся в свое время, когда, имея такой шанс, не пошел туда на работу? Уже потом я выяснил для себя, насколько глубоко КГБ был внедрен во все властные структуры страны, включая даже Политбюро. Особенно выросло влияние чекистов при Андропове – ни одно решение, касающееся в том числе международных отношений, экономики, технической и гуманитарной политики, не принималось без их согласия, что и послужило одной из причин бесславной кончины советской власти.
Проходя мимо сидящего в одиночестве Коробко, я вдруг услышал брошенные мне вслед слова: «Торжествуешь, гад? Я тебе еще покажу!» Удивленно обернулся. Валентин, по своему обыкновению, сосредоточенно смотрел в одну точку перед собой. «Должно быть, показалось», – подумал я. Пошел дальше, ища глазами Ольгу. Хотелось поблагодарить ее за столь неожиданно высказанные слова похвалы в мой адрес.
Ольги нигде не было видно. Вернулся к Нугзару и Вагифу, мы продолжили прерванный ранее разговор. Через полчаса я опять обратил внимание, что Ольги в зале нет. Неужели она так рано ушла к себе в номер?
Все присутствующие оживленно разговаривали, смеялись, чокались, выпивали. Взяв бокал шампанского, я незаметно подошел к выходу, выскочил в коридор и помчался к номеру Ольги. Постучал в дверь, услышал: «Заходи, Давид». Женщина спокойно укладывала вещи в чемодан.
– Как ты узнала, что это я?
– А кто же еще придет ко мне в номер?
– Почему ты ушла так рано?
– Этот этап жизни мной уже пройден. Надо готовиться к завтрашнему дню, а он для меня – уравнение со многими неизвестными. Возвращайся в зал. А то кому-нибудь покажется подозрительным, что нас, театралов, там нет.
– Да что ты говоришь? Кто на это обратит внимание? Все заняты беседой и своими бокалами.
– Кстати, почему у тебя в руке бокал с шампанским?
– Для тебя принес.
– Ну давай…
Она выпила шампанское и села на диван. Я хотел устроиться рядом, но она указала мне на стул напротив.
– Давид, завтра я еду в Москву, в Генпрокуратуру. Возможно, удастся попасть к начальнику управления кадров. Хочу представить заявление о моем переводе в Москву или в Подмосковье. Если последует отказ, тут же представлю второе заявление об увольнении из прокуратуры.
– Ты так решительно настроена?
– Более чем. Хочу нормальной человеческой жизни с сыном и с матерью. Она еще не старая женщина, живет в Ступино. У нее там небольшой дом, сад. По выходным буду приезжать к ней с сыном. В общем, главное для меня – переехать в Москву. А там найду, чем заняться, чему себя посвятить.
– Тебе надо завести ребенка. Ты еще молодая. Сын рано или поздно вылетит из гнезда, останешься совсем одна. А малыш будет с тобой еще долго, и ты не будешь себя чувствовать одинокой. Не обижайся, что я так заинтересованно обсуждаю эти вопросы. Отношения двух бесполых существ беспредметны и неинтересны. А мы разумные люди и можем спокойно, без ханжества и театральной чувствительности, поговорить обо всех возможных вариантах отношений мужчины и женщины.
– Я пока не решила – стоит ли мне рожать второго ребенка. Хотя этот вариант приходил мне в голову.
– Мне очень не хочется думать, что мы расстанемся навсегда. Когда я встречаюсь с хорошим, симпатичным человеком, то стараюсь его не терять, каким-то образом сохранить его в моей жизни. Знаешь, когда моя девушка была со мной, такие мысли у меня не возникали – я просто ни с одной молодой женщиной не оставался наедине, даже на полчаса. Но судьба распорядилась иначе, и я обнаружил, что вокруг много интересных и своеобразных женщин. В каждой из них – целый новый мир. Иветта – ты ее не знаешь; Фаина, с которой я тебя познакомил. Соедини я свою жизнь с любой из них, она сложилась бы абсолютно по-другому. Но моя любовь к женщине, которая является матерью моего ребенка, совсем иная. Это даже трудно объяснить… Она всегда со мной.
– Давид, каждый человек по-своему переживает бурную стадию любви. Дай Бог, чтобы это чувство еще долго оставалось в тебе. Но со временем оно меркнет, и постепенно разум берет верх над чувствами. Я тоже хочу, чтобы ты оставался у меня в поле зрения, но понимаю, что у каждого из нас своя дорога в жизни и пересечение ничего нам не даст, особенно мне – кроме разве что переживаний и еще большего осложнения моих проблем…
В таких отвлеченных рассуждениях о жизненных перспективах время пролетело незаметно. На следующий день, в субботу, Ольга собиралась уезжать, а мне нужно было дождаться вестей от Самохвалова. На всякий случай мы обменялись телефонами и адресами, Ольга сообщила мне адрес и телефон матери, через которую я мог бы найти ее. Был почти третий час ночи, когда я вернулся в свой номер. Завтра первым делом позвоню Араму и поинтересуюсь насчет моего нового назначения. Интересно, как прошла встреча Иветты с Мари в Париже? Надо узнать!
* * *
Я проспал, должно быть, не больше двух часов, когда сильный стук в дверь и раздавшийся в тот же момент телефонный звонок разбудили меня. Посмотрел на часы: без двадцати пять. Кто может искать меня в такое время? Может, с отцом что-то случилось? После того как мать сообщила мне об обострении у него диабета, глухая тревога не покидала меня. В одних трусах, босиком я открыл дверь и, к своему удивлению, увидел подполковника Самохвалова в сопровождении двух военных, за их спинами в коридоре стоял Дударев.
– Оружие?
– Какое оружие? У меня его нет. Вы что, именно сейчас решили это выяснить?
По знаку Самохвалова военные вошли в комнату и начали обшаривать мои вещи.
– Может, объясните, что случилось? Сон, что ли, плохой приснился? Или перебрали вчера?
– Молчать! Молчать! – закричал петушиным голосом тщедушный, всегда тихий Самохвалов. Ему вторил пришедший с ним капитан.
– Ты чего орешь, капитан? – возмутился я. – Заткни глотку и дай сюда мои брюки!
– Без грубостей, – встал между мной и коренастым капитаном Самохвалов. – Дайте ему одеться.
