Взгляд Итана стал внимательным и тревожным.
— М…миледи, вы так и не отказались от прежних мыслей? Все еще считаете, что кто-то собирается убить владыку Адриана?
— Скажу так… — Мира лизнула ароматную жидкость, посмаковала на языке. — Кое в чем вы были правы, а я ошибалась. Владыка Адриан — хороший…
"хороший человек" — вышло бы наивно и глупо, хотя именно эти слова просились на уста.
— …хороший правитель. Внимательный, умный, справедливый. Едва ли кто-то сравнится с ним.
— Вот видите, м…миледи!
— Он — хороший правитель. Поэтому будет тем более жалко, если его убьют.
Итан не успел ответить. В чайную вбежала Бекка Южанка и всплеснула руками, увидав подругу:
— Так вот ты где! Глория, идем скорее в музыкальный салон — начинается чудесное представление. Сударь, приглашаю и вас! Это просто нельзя пропустить!
— Я теряюсь в догадках…
— Идем же! — Бекка подхватила ее под руку и увлекла за собой. — Валери Грейсенд будет петь!
— Она хорошо поет? — Мира попыталась вспомнить голос Валери. Кажется, он звучал неплохо: глубокий, грудной.
— Ооо! — только и ответила Бекка.
Салон был полон людей. Окруженный группой придворных, восседал в кресле владыка Адриан. Мира поклонилась ему, он ответил легкой улыбкой, и девушке отчего-то стало теплее. Здесь находилась и леди Аланис со своею угодливой свитой. К счастью, она была занята перешептыванием с Северной Принцессой. Граф Виттор Шейланд молча стоял позади жены и ласкал ее взглядом.
Валери Грейсенд занимала табурет перед клавесином. Она окончила фразу, прерванную появлением Миры:
— …сочинила сама, прислушавшись к голосу вдохновения, посланного богами. Я посвящаю ее лучшему, сильнейшему, благороднейшему мужчине на свете. Да будет путь его озарен светом Звезды и Солнца!
Она пробежала пальцами по клавишам, клавесин исторг дрожащий меланхоличный звук. Голоса утихли. Валери проиграла вступление и, томно откинув голову, запела:
— Там, где встречается берег с бурной морской волной,Я проводила юность наедине с мечтой.Глядя, как бьются стихии в свете закатного дня,Молила святую Софию благословить меня.Нет ничего сильнееИскренней детской мольбы —Вмиг воплотилась в виденьеКнига моей судьбы…
Валери Грейсенд вкладывала в песню душу, пожалуй, с тем же напористым усилием, с каким кузнец лупит молотом раскаленное железо. На каждое второе слово падало истовое придыхание. Ударные рифмы были полны не то мучения, не то страсти. Мира начинала понимать, отчего пение Валери пользуется таким успехом.
…Бережно сохраняю писанную судьбойКнигу о нашей встрече и о любви святой.Тихим пером незримым, легкой изящной рукойВписано: "Будешь любимой, преданной станешь женой"…
Слова "судьба", "любовь", "жена" доводили певицу до подлинного экстаза. Ее глаза закатывались, грудь бурно вздымалась.
— Для нее брачная ночь уже наступила, — прокомментировала леди Аланис, и Мира не сдержала улыбку.
— Я буду ждать, сколько надо! И мне не нужен другой! — надсадно стонала Валери, выжимая из клавесина все соки.
Песня была полна остроумных рифм, вроде "одной" — "с тобой", искусных метафор: "ты — мой лучик во тьме", метких сравнений: "расцветает, как цветок", тонких намеков: "я воспарю, словно птица, лишь бы парить с тобой". Кроме того, Валери обожала слог "ой" — им заканчивалась половина строк. Слушатели веселились от души. Северная Принцесса едва сдерживала смех, граф Шейланд улыбался во все тридцать два, Бекка зажимала губы ладонью, чтобы не прыснуть от хохота. Мира теребила локоть подруги на самых забавных моментах, даже губы смурного Итана играли улыбкой. Валери не замечала ничего вокруг себя — видимо, она с головой (и со вздымающейся грудью) унеслась в мир мечтаний.
— Знаю: меня ты узреешь с царственной высоты,Сердцем воспримешь ценность истинной красоты,Той, что таится в союзе верности и чистоты,Робости, скромности, нежности, ласки и доброты.
На "истинной красоте" леди Аланис забыла о величавой маске и прыснула, как девчонка. Император не сдержал усмешку на долгом перечне достоинств, что приписала себе певица. Валери раскачивалась из стороны в сторону, не в силах сдерживать бурю чувств.
— Мы прочитаем вместе каждую из страниц:Видишь, вот пара влюбленных в виде прекрасных птиц,Видишь, вот тут я сгораю в нежных твоих руках,Здесь от беды спасаю, и мне не ведом страх,Вот наш сыночек играет, вот сделал первый шаг,Вот, как цветок расцветает, дочка на наших глазах.
В "сыночка" и "дочку" певица вложила целый океан печальной нежности. Северная Принцесса притворилась, будто смахнула с лица слезы умиления. Увидев это, Аланис хохотнула, а с нею и Мира, и Бекка, и полдюжины лордов императорской свиты.
— Только сила искусства может объединить мир, — шепнула Мире южанка.
Верно: слушатели были восхитительно едины в своем веселье.
— Пусть она поет перед враждующими армиями, — ответила Мира. — Полководцы обнимутся и заключат мир.
Бекка зажала рот рукой, а леди Аланис подарила Мире благосклонную улыбку.
Лишь один человек в салоне не разделял общих чувств — Серебряный Лис. Он слушал, полуприкрыв глаза, и, похоже, действительно восторгался глубиною чувства певицы. Покачивал головой, мечтательно хмурил брови, и, конечно, сам становился предметом насмешек. Леди Аланис не постеснялась угадать его мысли:
— Ах, вот бы так пели обо мне! Ах, меня бы так любили!..
Всякому удовольствию рано или поздно приходит конец.
— …Книгу любви безбрежной вместе прочтем с тобой! — завершила песню Валери Грейсенд, протянув грассирующее "оооо-ооооу-оой!"
Слушатели разразились аплодисментами. Один из молодых щеголей попробовал свиснуть, но получил от приятеля немилосердный тычок под ребра и захлопал вместе со всеми.
— Штука в том, — тихо пояснила Бекка, — чтобы Валери не догадывалась о своей бездарности. Она может оскорбиться и бросить пение, тогда мы все лишимся чудесного развлеченья!
Молодая маркиза Грейсенд встала и раскланялась на четыре стороны. Владыка Адриан поднялся с кресла:
— Я лишь выражу общее мнение, леди Валери, если скажу: вы привели нас всех в восторг.
— Ах!.. — певица, зардевшись, прижала ладони к груди. — Петь для вас — это божественное удовольствие! Я бесконечно счастлива, ваше величество!
…Потом были новые танцы, фигуры, партнеры.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
