решил?
— Разрешите, я не по телефону доложу, — рубоповец, звонивший из кабинета лицензионно-разрешительной службы, не мог разговаривать в присутствии непосвященных.
— Тогда уж втроем поезжайте. Где Асмолов?
— Очную ставку между потерпевшим и Рогом сопровождает. Там адвокат такой концерт закатил, на видео снимать нужно было.
— Рожнов до сих пор в отделе? — подполковник моментально переключился на другой вопрос, просчитывая, какую пользу из него можно выжать для раскрытия свежего убийства. — Не накинули ему, чего он по поводу Рубайло меркует?
— Возможности нет, Вадим Львович, я говорю: там Сизов шоу Бенни Хилла устроил. При адвокате какой разговор?
— Понял. Ну что ж, Денис, езжайте, только смотрите: аккуратно там, — Птицын благословил оперативников на проверку квартиры Рипке, интуитивно чувствуя, что это направление перспективное. — Может, ГБР с вами послать для подстраховки?
— Думаю, не стоит волну поднимать.
— Удачи!
Возвратив телефонную трубку в гнездо аппарата, подполковник поднял глаза на сидевшего за приставным столом Муратова.
— Что ещё, Лев Николаевич?
Розыскник вопросительно направил указательный палец на разлохмаченную стопку своих бумаг, на которой Птицын утвердил сцепленные в замок руки.
— Дела можно забрать?
— Да-да, конечно, — Вадим Львович, выйдя из секундного оцепенения, подвинул документы на угол стола.
За оперативником ещё не закрылась дверь, а Птицын уже вновь накручивал диск телефона.
На сей раз тёща соизволила держать линию незанятой.
— Слушаю! Кого вам?! — подполковник, зная за женщиной привычку кричать в мембрану, благоразумно отдалил трубку от уха.
— Добрый вечер, Евдокия Макаровна, это Вадим беспокоит. Лена не у вас?
5
12 января 2000 года. Среда.
09.00 час. — 19.30 час.
Александр Михайлович Кораблёв возвращался из области с торжественного мероприятия в честь дня прокуратуры куражливо-задорный.
Такому его состоянию предшествовал поистине феерический перепад настроений. Всю первую половину дня томительное ожидание поездки мешалось с нервозным страхом, что по каким-то неведомым причинам назначение не состоится, причем всё рухнет в самый последний момент, с позором. Затем Кораблёвым овладело безразличие, он принялся зевать, словно испытывая недостаток кислорода. В актовом зале прокуратуры области Саша, предупреждённый начальницей отдела кадров, занял место у прохода, он был в списке сотрудников, представленных к поощрению. Картинка плыла, как в белёсом тумане, — улыбающиеся лица коллег из других районов и областного аппарата, мутные синие пятна мундиров. Оживлённые голоса и смех сидевших поблизости доходили до его сознания, будто через толщу воды и казались булькающими. Когда заседание было объявлено открытым, зазвучал гимн и все шумно поднялись, Кораблёв почувствовал, что ноги у него сделались ватными, что в них отсутствуют мышцы и кости скелета. Пока прокурор области, облаченный в парадный белый китель, читал с трибуны написанный ему орготделом доклад, пока приглашённые начальники других ведомств оглашали поздравительные адреса, Саша испытывал нестерпимые позывы к мочеиспусканию. Тревога перерастала в панику, Кораблёву подумалось, что лучше пусть и не называют его фамилии, чтобы не выходить к трибуне на всеобщее обозрение. Но после объявления приказа о награждении его почетной грамотой Генерального прокурора, который искусная в аппаратной драматургии кадровичка сопроводила известием о назначении следователя Кораблёва на должность заместителя Острожского межрайонного прокурора, Саша пружинно поднялся и энергичным шагом проследовал к президиуму. Там непривычно улыбающийся прокурор области вручил ему тиснёную нарядную грамоту и ксерокопию приказа о повышении. Недавняя вялость сменилась подъемом. Пожав сухую цепкую руку первого руководителя и приняв документы, Кораблёв, подсознательно вспомнив приобретённые в армии навыки строевой подготовки, чётко повернулся лицом к переполненному залу, внятно и громко произнес: «Служу России» и с левой ноги двинулся к своему месту. На ходу ответил на несколько рукопожатий сидевших с краю знакомых следователей. Лишь только он опустился на жёсткое сиденье полукресла, на него навалилось опустошение. Долгожданное событие состоялось, а радости отчего-то не было. Наоборот, тупо и тяжело заломило в затылке. Саша обречённо подумал, что напьётся сегодня до зелёных помидоров.
Обстоятельства распорядились иначе. После окончания заседания присутствующие, дождавшись, когда зал степенно покинет начальство, толпясь и галдя двинулись на выход. Кораблёва окликнул стоявший возле окна Трель. Межрайпрокурор был не один, тут же переминался с ноги на ногу начальник отдела криминалистики Пасечник, жгучий сорокалетний брюнет плотного телосложения, словоплёт и очковтиратель.
— Александр Михайлович, поздравляю, — у Пасечника имелась привычка во время церемонии рукопожатия стискивать не протянутую ладонь, а пальцы, сейчас Саша забыл о ней, за что и поплатился. — Распустили вы в своем Остроге бандосов! Даже в день прокуратуры им спокойно не живётся! Огнестрел у вас снова. Какого-то Рубайло завалили белым днем. Знаешь такого? Олег Андреевич вот навскидку не помнит.
Кораблёв, незаметно потряхивая отдавленной правой кистью, подтвердил, что Рубайло серьезный чёрт, активнейший участник одной из ОПГ.
— Как ты думаешь, с вашим двойным новогодним убоем это связано? — По своим служебным обязанностям именно отдел криминалистики отвечал за раскрываемость преступлений против жизни.
Саша расстегнул китель, пожал плечами.
— Всё может быть, одна шайка-лейка.
В разговор вступил Трель. Сегодня, как и в предыдущие два дня, он пребывал не в настроении, был погружен в свои мысли.
— Возвращайся в город, организуй работу по убийству. Я остаюсь по делам, вернусь своим ходом, — непривычно сумрачный прокурор не счёл нужным поздравить новоиспеченного зама с назначением хотя бы для проформы.
— Всё сделаю, Олег Андреевич, — Кораблёв заверил шефа с самым серьёзным видом.
Не попрощавшись, Трель удалился по-английски.
Пасечник, приблизившись к Саше вплотную и заглядывая ему в глаза, напористо заговорил:
— Старичок, нам по идее тоже надо выезжать. Огнестрел, глухарь, резонанс, тосе, босе… Блин, не охота мужикам праздник портить, поляна уже накрыта, водка выдыхается. Может, без нас обойдетесь? Опера у вас опытные. Ты в следствии — дока. А, старичелло?
Кораблёв дипломатично промолчал. Разве он вправе разрешать или запрещать что-либо вышестоящему товарищу, целому начальнику отдела.
Пасечник продолжал напирать корпусом, изо рта у него неприятно пахло. Саша отступил назад, уперся поясницей в подоконник.
— Вечерком отзвонись мне на мобильник, — начальник отдела криминалистики заговорщически подмигнул, — расскажешь, чего изъяли, какие версии, кого и сколько отработали, а может, и раскроете к тому времени. Чтоб мне было чего с утра шефу доложить. Мобильник мой знаешь?
— В графике дежурств указан, — Кораблёв решил пока не говорить Пасечнику, что с недавних пор тоже стал счастливым обладателем сотового телефона.
— Молодец, ориентируешься. Пойдем к нам на пять минут заскочим, махнем в честь святого праздника по полтинничку.
— Благодарю, Виталий Назарович, не хочу
