— Но мы слышим… — начинает Генри.
— Это приказ! — обрывает его Рэндолф, не добавляя, что приказ он только передает, а исходит тот из более высоких инстанций.
— От-кры-ВАЙ! От-кры-ВАЙ! От-кры-ВАЙ! — Толпа трясет кулаками в теплом воздухе. Еще испуганная, но уже и возбужденная, входящая в раж. Окажись тут Шеф, он сразу признал бы в них компанию наркоманов, только начавших приобщаться к метамфетамину, и указал бы, что для полноты картины не хватает только музыки «Грейтфул дэд».
Братья Кильян и Сэм Вердро продираются сквозь толпу. Тоже скандируют — не потому, что не хотят выделяться, просто захватывает настрой готовой к бунту толпы, — но не трясут кулаками, они же на работе. Никто не обращает на них особого внимания. Потом их вспомнят лишь несколько человек.
Медсестра Джинни Томлинсон тоже пробирается сквозь толпу. Ей нужно сказать девушкам, что они нужны в «Кэтрин Рассел». Там новые пациенты, одна женщина в тяжелом состоянии. Это Ванда Крамли из Истчестера. Крамли живут рядом с Эвансами, у самой административной границы с Моттоном. Этим утром Ванда пошла к соседям, чтобы проведать Джека, и обнаружила его мертвым в двадцати футах от того места, где Купол отрезал руку Майре Эванс. Джек лежал на земле, бутылка — рядом с ним, и тут же на траве подсыхали его мозги. Ванда побежала к своему дому, выкрикивая имя мужа, и упала в его объятия с инфарктом. Уэнделлу Крамли еще повезло, что он не разбил свой маленький универсал «субару» по пути в больницу: большую часть пути проехал на скорости восемьдесят миль в час. Сейчас больной занимался Расти, но Джинни не думала, что Ванда — пятидесятилетняя, грузная, смолящая сигарету за сигаретой — выживет.
— Девочки, — говорит им она, — вы нужны нам в больнице.
— Это они, миссис Томлинсон! — кричит Джина. Ей приходится кричать, чтобы перекрыть шум скандирующей толпы. Она указывает на копов и начинает плакать — отчасти от страха и усталости, по большей части от ярости. — Это они изнасиловали ее!
На этот раз Джинни отрывает взгляд от белых униформ и осознает, что Джина права. Джинни не обладает легендарной вспыльчивостью Пайпер Либби, но она и не холодная лягушка, и есть повышающий градус фактор: в отличие от преподобной она видела Сэмми без штанов. Ее распухшее и порванное влагалище, огромные синяки на бедрах, которые открылись глазам Джинни после того, как она смыла кровь. Так много крови.
Джинни забывает о том, что девушки нужны в больнице. Забывает о том, чтобы увести их из этого взрывоопасного места. Она даже забывает о Ванде Крамли, которую привезли в больницу с инфарктом. Большими шагами идет вперед, по пути кого-то отталкивает (Брюса Ярдли, кассира-упаковщика, который трясет кулаком, как и остальные). Она направляется к Мелу и Френку. Те не видят ее приближения, смотрят на становящуюся все более враждебной толпу.
Джинни поднимает обе руки, и на мгновение напоминает плохиша, сдающегося шерифу. Потом ее руки вновь приходят в движение, и она одновременно отвешивает молодым людям по оплеухе.
— Мерзавцы! — кричит она. — Как вы могли? Как вы могли вести себя так позорно? Так мерзко! За это вы сядете в тюрьму, вы…
Мел не думает, просто реагирует. Бьет Джинни в лицо, разбивает очки и нос. Она отшатывается, залитая кровью, кричит. Старомодная медсестринская шапочка, выскочив из шпилек, которые удерживали ее, падает с головы. Брюс Ярдли, молодой кассир, пытается поймать шапочку, но промахивается. Джинни ударяется о ряд тележек для покупок, вставленных друг в друга. Они откатываются, как маленький поезд. Джинни падает на руки и колени, крича от боли и шока. Яркие капли крови из ее носа (не сломанного, но заметно изменившего форму) капают на большие желтые буквы надписи на асфальте «ПАРКОВКА ЗАПРЕЩЕНА».
Толпа временно замолкает, Джина и Гарриет бегут к упавшей Джинни.
И тут тишину прорезает голос Лиссы Джеймисон, чистое, идеальное сопрано:
— Ублюдочные свиньи!
Именно тогда и полетели камни. Первого камнеметателя так и не определили. Возможно, только это правонарушение Сэма Вердро по прозвищу Бухло осталось безнаказанным.
Младший подвез его до центра города, и Сэм, перед мысленным взором которого плясали бутылки виски, зашагал по левому берегу Престил-Стрим, подыскивая подходящий камень. Большой, но не очень, иначе он не смог бы бросить его с надлежащей точностью, хотя в свое время — иногда казалось, лет сто назад — выходил на поле питчером в стартовом составе «Диких котов» в первой игре чемпионата штата Мэн. Наконец камень он нашел, неподалеку от моста Мира: весом в фунт, может, в полтора, гладкий, как утиное яйцо.
«И вот что еще», — сказал Младший, высаживая Сэма Бухло из автомобиля. Идея принадлежала не Младшему, но он не стал говорить Сэму, от кого она исходила, точно так же, как и чиф Рэндолф не сказал Уэттингтон и Моррисону, кто приказал оставить их у «Бензина и бакалеи». Это аполитично.
«Целься в девку, — вот что напоследок сказал Младший Сэму Бухло перед тем, как уехать. — Она того заслуживает, так что не промахнись».
И когда Джина и Гарриет, обе в белой униформе, падают на колени рядом с рыдающей, окровавленной, сертифицированной медсестрой, которая тоже стоит на коленях, упираясь руками в землю (внимание остальных сосредоточено на них), Сэм размахивается, совсем как в тот давно ушедший день 1970 года, камень летит… и вот он, первый страйк за более чем сорок лет.
Страйк не только в одном смысле этого слова. Кусок гранита с блестками кварца попадает Джорджии Ру точно в рот, ломает челюсть в пяти местах и выбивает все, кроме четырех, зубы. Ее отбрасывает к витрине, челюсть отвисает чуть ли не до груди, из раззявленного рта хлещет кровь.
Мгновением позже летят еще два камня, один — от Рики Кильяна, второй — от Рэндолла. Камень Рики попадает в затылок Билла Оллната и укладывает уборщика на землю, неподалеку от Джинни Томлинсон. Дерьмо! — досадует Рики. Мне же следовало попасть в гребаного копа! И дело не только в полученном приказе. Ему самому всегда хотелось того же.
У Рэндолла с прицелом получше. Его камень попадает Мелу Сирлсу в лоб. Тот валится как подкошенный.
Короткая пауза — все словно набирают в грудь воздух. Представьте себе автомобиль, катящийся на двух колесах и будто решающий, перевернуться ему или нет. Посмотрите на Роуз Твитчел, оглядывающуюся, недоумевающую, не очень-то понимающую, что происходит, не знающую, как поступить. Посмотрите на Энсона, обнимающего ее за талию. Послушайте крики Джорджии Ру, которые вырываются из ее раскуроченного рта; странным образом крики эти напоминают звуки, которые издает ветер, играющий на лосиной дудке — консервной банке без донышек, внутри которой натянута вощеная веревка. И пока она кричит, кровь льется из рассеченного языка.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
