Эверштейн посмотрел на Бороздина с невыразимым сочувствием. Он сделал бровки домиком, поцокал языком и покачал головой: ай-ай-ай, господин губернатор, как нехорошо получилось!
– Так что на юг, на юг, – спокойно сказал он. – Подальше куда-нибудь. Тридцать сребреников можете получить завтра в бухгалтерии штаба.
Бороздин встал и вышел, не прощаясь. Он знал, что ему надо сделать перед бегством на юг.
Глава одиннадцатая
Генеральное сражение
1
В это же самое время в Москве, в Генеральном штабе, пилили бюджет генерального сражения.
– Идеологическое обеспечение, – брезгливо говорил генерал-лейтенант Колесов, огромный, обрюзгший, оплывший, словно сошедший с карикатуры времен хазарского засилья, но и видевший истинную варяжскую доблесть именно в том, чтобы воплощать собою тип варяжского служаки: не красотою силен генерал, и не в изяществе его очарование. Колесов сипло дышал, не мог отжаться от пола, любил баню и страдал после нее тяжелыми мигренями. Истый военачальник не должен много шевелиться, чтобы солдату, глядючи на него, было о чем мечтать. – Войсковой молебен. Проводит генерал-иерей Гундоскин, ответственный полковник Козяев.
– Я! – Козяев встал и щелкнул каблуками.
Колесов с трудом подавил желание сказать ему что-нибудь вроде «Головка от патефона»: он любил пощеголять истинным окопным юмором.
– Плац-балет, – продолжал он зачитывать по списку. – Выполнение упражнений на раз-два-три, ружейные приемы, торжественное прохождение мимо трибуны, приветственная речь генерал-лейтенанта Колесова. Я. Ну, это я скажу. Показательный расстрел отобранных Смершем симулянтов – начальник Центрального отделения Смерша генерал-майор Тютюнин…
– Я, – холодно сказал очкастый прямой Тютюнин, не привставая. Смерш никогда не рубился перед начальством, все ходили под Смершем.
– Лично будете расстреливать? – В голосе Колесова впервые появилась заинтересованность.
– По обстоятельствам, – еще холоднее ответил Тютюнин, не обязанный делиться с «зелеными», как в Смерше презрительно называли боевиков, спецтайнами спецмероприятия спецслужбы.
– Ладно, – буркнул Колесов. – Не затягивайте с формальностями, в двенадцать ноль-ноль время «Ч». Подготовка поля?
Согласно новому варяжскому уставу гарнизонной, караульной и всенощной службы поле боя, как каток перед соревнованиями фигуристов, должно было готовиться загодя. На самом деле никаких работ не проводилось, только выгоняли роту-другую поутаптывать грунт и помахать метелками, но на расчистку поля перед каждым сражением выделялся серьезный бюджет, традиционно падавший в карман руководителя так называемых полевых работ.
– Поле готовится, – несколько суетливо доложил хозяйственник, генерал-майор Каблучный. – В процессе подготовки поля обнаружен холм, идет равнение холма.
– Вы что это, генерал-майор Каблучный? – брезгливо спросил генерал-полковник Колесов. – Вы в Дегунине ровного поля найти не можете? Вы, может быть, по Интернету рельеф выбираете? – В устах Колесова трудно было придумать ругательство страшнее «Интернета». – Вы за детей нас, может быть, держите, генерал-майор? Вэ че че пе, солдатская мать в душу… У меня послезавтра генеральное сражение с превосходящими силами ЖДов, а вы, солдатская мать, равняете мне тут холмы среди дегунинской равнины. Я вас в расход, генерал-майор Каблучный, я вами подотрусь, я топчу, я презираю вас и в ногах попираю! Я делаю с вами вот так, вот так! – Колесов встал, отшвырнул кресло и тяжело потоптался. Каблучный молчал, уставившись в пол. Он знал ритуал. – Вы будете жрать говно, генерал-майор Каблучный, и я лично прослежу, чтобы оно было жидкое! – Генералы услужливо улыбнулись. – Вы агент противника, генерал Каблучный, нет, полковник Каблучный, нет, прапорщик Каблучный.
С каждым понижением его в должности Каблучный опускался на подгибающихся коленях все ниже, а в момент производства его в прапорщики встал на четвереньки и гнусно завыл.
– Достаточно, – сказал Колесов, отдуваясь. – Если завтра не разровняете холма, я сделаю вам больно, я растерзаю вам жопу на британский флаг и глаз на нее натяну.
Генерал-полковник Колесов вернул кресло на место и сел. Успокаивался он мгновенно. И он, и генерал-майор Каблучный отлично знали, что в Дегунине нет никакого холма, но для более молодых генералов и прикрепленного к Генштабу специального корреспондента газеты «Красная звезда» подполковника Тутыхина нужно было имитировать бурные разносы. Так создавались легенды о том, как, гонимый гневом штабного тучегонителя, генерал лично брал в руки лопату и вместе с подчиненными сравнивал холм с землей: без надрыва и пупочной грыжи деятельность Генштаба была немыслима. Тутыхин так себе и записал: репортаж, холм.
– Размещение представителей прессы, – продолжал начштаба. – Корреспондентский пул утверждается генерал-майором Зубиковым.
– Я! – радостно вскочил Зубиков.
– Список, – потребовал Колесов.
Зубиков положил перед ним поименную роспись штабного пула: двадцать человек, преимущественно первый и второй федеральный каналы, «Красная звезда» и трое проштрафившихся из прочей прессы, которых ссылали на фронт для исправления. Они призваны были вести репортаж непосредственно из окопов, тогда как группа мужественных репортеров программы «Специальный корреспондент» – в пуле их знали под кличкой «Три толстяка» – наблюдали за сражением непосредственно с генеральского НП. Они же получили аккредитацию на расстрел и почетное право крупным планом добить недобитых.
– Годится, – сдержанно одобрил Колесов. – Прочие расходные статьи: спектакль Московской артистической артели «А зори здесь тихие»… Это что такое, я спрашиваю?
– Это после сражения, в порядке отдыха, – браво рапортовал главный идеолог штаба генерал-майор Коромыслов.
– Какой отдых, генерал-майор Коромыслов? Солдат только что чуть не помер, в нем адреналин бушует, ему поспать теперь до следующего сражения, а вы ему зори свои тихие суете? Вы из Москвы на деньги народные попрете ему в Дегунино военным бортом свой монастырь стародевичий из московской артистической артели? Вы будете на деньги народные солдата после сражения кормить своими старухами растелешенными? Я буду вас так и так, генерал-майор Коромыслов! – кричал Колесов, но, конечно, уже не с тем пылом, с каким опускал Каблучного в прапорщики. Кончилось тем, что деньги на артистах он сэкономил, а сэкономленное выписал на себя.
Покончив с военным советом и окончательно распилив бюджет между идеологическими, интендантскими и тыловыми службами, а на собственно сражение выделив примерно двадцатую часть бюджета, Колесов тяжело поднялся и, небрежно попрощавшись, прошел к себе. В кабинете, щедро декорированном инкрустациями на темы русских берез и смиренных дев, машущих платочками вслед уходящему воинству (последнее вырезано было из мореного дуба), он сел за огромный стол и по вертушке связался с начальником ЖДовского штаба. Началась изощренная штабная игра.
Согласно тайной договоренности, достигнутой в верхах, после генерального сражения ЖД должны были получить Краснодарский край и часть Ростова, отделить их от основной территории непроходимым забором и зажить припеваючи в южной части бывшего Каганата, полное восстановление которого оказалось невыполнимой, а главное – бессмысленной задачей. Согласно же тайной генеральской игре, войну следовало продолжать до последнего солдата. Наконец, хоть генералы и вступили в сговор, решившись саботировать действия своих же правительств, но варяги ненавидели хазар до того, что не верили ни одному их слову, а хазары не верили вообще никому. Из этих трех векторов слагался сложный тактический расчет. Плелась интрига, которую варяжский начштаба Колесов и хазарский начштаба Строцкий вели с наслаждением, самоуважением и изобретательностью. Все на свете обусловлено множеством факторов; проблема только в том, что и факторы эти говно, и все на свете говно, и скучно разбираться, что чем обусловлено.
Оба военачальника в соответствии с тайной договоренностью правительств сдавали друг другу результаты своих секретных совещаний, в соответствии с собственной установкой на войну перевирали их с точностью до наоборот, а в соответствии с варяго-хазарским взаимным недоверием даже и получившейся белиберде верили только наполовину, так что реальность войны, трижды преображенная, ускользала от них окончательно. Колесов наврал, что генеральное сражение назначено на полдень, хотя назначил его на одиннадцать; Строцкий решил, что варяги, как всегда, врут и выступать надо в десять. Колесов сказал, что сражение будет дано при Дегунине, и точно – обе армии давно топтались вокруг этого богатого и плодородного села, единственного, где можно было достать продовольствие. Строцкий, однако, не поверил и решил, что сражение будет дано при Баскакове, где размещался варяжский штаб: Наконец, Колесов точно знал, что ядерное оружие ввиду ведения боевых действий на своей территории применяться не будет, но Строцкому сказал, что будет; Строцкий, услышав это, заключил, что будет применено также и химическое. Всегда, знаете ли, лучше подстраховаться.
