Николай Максимилианович Лейхтенбергский
Одним из таких гимнастов стал шведский подданный Андрей Берглинд, получивший в 1873 г. официальное звание «придворного гимнаста». А. Берглинд, родившийся в Швеции в 1823 г., окончил курс медицины в Упсальском университете со званием «кандидата медицины» (1845 г.). Затем поступил в Королевский Центральный гимнастический институт, где «окончил полный курс гимнастики» (1848 г.). В конечном итоге А. Берглинд защитил диссертацию, получив диплом доктора медицины и хирургии (1859 г.). Сегодня такое сочетание дипломов проходит по специальности «спортивная медицина».
Отметим, что учитель гимнастики де Рон с конца 1840-х гг. регулярно посещал Зимний дворец, где проводил занятия «пассивной гимнастикой» с цесаревной Марией Александровной. Отметим интенсивность занятий пассивной гимнастикой[811]: ею цесаревна занималась «ежедневно». Судя по всему, именно Андрей Берглинд руководил занятиями на тренажерах с Александром II.
Заслуги Андрея Берглинда на ниве шведской гимнастики достойно оценили. Его наградили орденами Св. Станислава III (1862 г.) и II (1863 г.) степеней. Король Швеции за многочисленные труды, пропагандирующие шведскую гимнастику, пожаловал А. Берглинду звание профессора. Кроме того, гимнаст А. Берглинд состоял членом Общества санкт-петербургских врачей и являлся членом Королевского Общества шведских врачей в Стокгольме. И наконец, 8 апреля 1873 г. Андрею Берглинду высочайшим указом даровали звание придворного гимнаста[812].
М. Зичи. В приемной Александра II. 1863 г.
Упомянем и о том, что у Александра II в 1850-х гг. имелись серьезные проблемы с пищеварением. Эти проблемы нашли свое отражение и в придворной мемуаристике, породив байку о «кальянщиках» Зимнего дворца. Князь Петр Долгоруков упоминает: «Расположение дня у государя следующее. Встает он часов в восемь, одевается и совершает пешком, при какой бы то ни было погоде, прогулку в Петербурге около Зимнего дворца по тротуару, а в Царском Селе около пруда в саду; возвратившись во дворец, пьет кофе глаз на глаз со своим доктором Енохиным; потом отправляется в ретирадное место, где заседание происходит оригинальным образом. Его Величество наследовал от своих отца и деда тугость на пищеварение, и в бытность свою на Кавказе в 1850 году, попробовав курить кальян, заметил, что кальян много способствует его пищеварению. Итак, Его Величество, воссев, где подобает, начинает курить кальян и курит, доколе занятие это не увенчается полным успехом. Перед государем поставлены огромные ширмы, и за этими ширмами собираются лица, удостоенные по особой царской милости высокой чести разговором своим забавлять государя во время куренья кальяна и совершения прочего».
Судя по воспоминаниям, узкий круг лиц, присутствовавших за ширмами «получил в Петербурге прозвание „кальянщиков“, и множество генерал-адъютантов, флигель-адъютантов и придворных добивается всевозможными интригами высокой чести поступить в почетный круг кальянщиков. Неуспех их благородных, возвышенных стремлений глубоко огорчает этих достойных сановников, наполняет горечью их полезную жизнь, благу Отечества посвященную».
Подтверждает эту историю множество архивных дел под названием «О выписке из Тавриды кальянного табаку для Государя Императора». Так, в январе 1857 г. граф А. П. Шувалов через заместителя министра иностранных дел распорядился о закупке «для Его Императорского Величества кальянного табаку первого сорта»[813]. Тогда же уплатили таможенные пошлины за «персидский табак, доставляемый для Государя Императора в июле 1856 г.». О том, насколько большое значение придавалось этому вопросу придворными, свидетельствует следующее замечание А. П. Шувалова: «…во время пребывания здесь персидского посла я заметил, что табак, куримый им, гораздо лучше того, который продается Его Величеству и, как я слышал, здоровее для курения», поэтому Шувалов выписал из Персии «некоторое количество табаку, куримого Шахом. Табак этот я осмелился поднести Государю Императору»[814]. О том, каков был расход[815] кальянного табака, свидетельствует следующее распоряжение о покупке и немедленном «отправлении сюда, для Его Императорского Величества, трех пудов Ширазского кальянного табаку». Уточню, что три пуда – это 48 кг. И этот только на полгода! При том что было велено «продолжать на будущее время высылку оного в том же количестве, через каждые полгода». Судя по всему, и проблемы с пищеварением были серьезные, и помогал табак изрядно.
Серьезные проблемы со здоровьем у Александра II начались во второй половине 1870-х гг. Начиная с 1876 г. ближайшее окружение отмечало постепенное ухудшение здоровья царя. Министр внутренних дел П. А. Валуев записал в дневнике в феврале 1876 г.: «Государь мне вчера показался весьма легко утомляющимся и вообще в неблагоприятном санитарном состоянии. Есть минуты почти полного упадка сил. Мне показалось также, что он сам сознает свое состояние, но скрывает это сознание и, быть может, притворяется более равнодушным ко многому, что около него происходит, чем он равнодушен на деле… [Адлерберг[816] ] разделяет мое мнение о состоянии государя и говорил, что он простудился в Лисине и вчера во время обедни почувствовал себя так дурно, что был вынужден сесть. Это произвело сенсацию. Естественно»[817].
В июне 1876 г. военный министр Д. А. Милютин записал в дневнике: «В Петергофе, так же как и здесь, в Петербурге, исключительные предметы разговоров и толков – здоровье государя и восточный вопрос. До приезда государя ходили самые зловещие слухи о расстроенном его здоровье и упадке нравственном; с прибытием же его несколько успокоились; однако же нашли его сильно исхудавшим. Доктор Боткин (осматривавший государя во вторник) говорил мне, что не нашел в нем никаких симптомов опасных и намекнул, что истощение его может отчасти происходить от излишеств в отношении к женщинам. Говорят, что, кроме постоянных сношений с кн. Долгорукой, бывают и случайные „любовные авантюры“»[818]. Отметим, что императору тогда шел 59-й год и, судя по переписке Е. М. Долгоруковой и Александра II, отношения между ними продолжали оставаться достаточно бурными. Александр II, несмотря на периодические «любовные авантюры», был очень привязан к своей Дусе (так в личной переписке Александр II называл Е. М. Долгорукову).
Великая княжна Александра Александровна. 1845 г.
Судя по всему, тревожные симптомы в состоянии здоровья Александра II подвигли его в сентябре 1876 г. составить завещание, в котором, говоря о сыновьях, он писал: «Заклинаю их не забывать никогда слова их дедушки, которые я им часто повторял – что вся их жизнь должна быть посвящена службе России и ее Государю, чувство, которое в сердцах их должно быть нераздельно»[819]. Тогда же император распорядился и о месте своего захоронения: «Прошу похоронить меня в Петро-Павловском Соборе, у ног столь нежно любимой мною покойной дочери моей Александры, близ стены… Оставить также на мне браслет с портретом Лины, который никогда меня не покидал»[820]. Напомним, что Лина, или великая княжна Александра Александровна (1842–1849), была первым ребенком Александра II.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
