Спустя еще полчаса он понял, что окончательно заблудился. Однако, сворачивая в очередной переулок, где едва разминулись бы двое верховых, внезапно заметил вдали шпиль собора и решил двигаться в этом направлении.
Постепенно улицы стали шире и чище, за оградами показалась темная зелень садов, над которой взмывали высокие пальмы. Ремесленный квартал остался позади, впереди лежала более благоустроенная часть города, однако и ночная стража здесь попадалась куда чаще. Пару раз Мартину даже приходилось взбираться на арки, перекинутые над улицей, и затаиваться там в ожидании, пока караул, вооруженный пиками и смоляными факелами, удалится.
Миновав какой-то переулок, где вдоль стен рядами стояли громадные глиняные сосуды, Мартин неожиданно оказался на просторной площади и прямо перед собой увидел собор Святого Креста. Ошибиться было невозможно, настолько внушительным выглядело это здание. Западный портал представлял собой прямоугольную башню с арочными вратами и черепичной кровлей, над которой ранее возносился крест, а ныне был водружен полумесяц. За порталом тянулся обширный неф с высокими оконными проемами, разделенными мощными контрфорсами. К нефу примыкал небольшой и очень древний ромейский храм с яйцеобразным куполом.
Размеры сооружения и обширная площадь вокруг него свидетельствовали: пред ним — главный храм Акры. Перед входом в собор на площади располагался бассейн фонтана, ныне высохшего. Фонтан окружало несколько пальм, за которыми виднелось еще одно сооружение — высокий помост эшафота.
Мартин огляделся, определяя направление — на соборную площадь выходило несколько улиц. Сейчас он чувствовал себя гораздо увереннее и уже не опасался стражи, которая только что покинула площадь. Однако его внимание привлекли какие-то тени, мелькавшие у входа в храм. И сам он не остался незамеченным — послышались голоса, а затем одна из теней отделилась от других и направилась к нему, прихрамывая и опираясь на посох.
«Нищие, — сказал себе Мартин. — Всего лишь нищие, но для одинокого путника в ночи они могут представлять серьезную опасность».
Хромой приближался, его силуэт странно раскачивался, а посох, на который он опирался, звонко стучал по камням. Гнусавый голос затянул:
— Аллах велик, он видит все! И если ты не будешь милостив к неимущему, он сам лишит тебя своих милостей!
Мартин попытался обойти хромца.
— Я не подаю незнакомцам, тем более в темноте.
Краем глаза он заметил, что тени, маячившие у собора, приблизились и пытаются взять его в полукольцо.
— Кто не подает нищим, тот достанется шайтану! — хрипло воскликнул хромой, резко выпрямился и вскинул руку с длинным кривым ножом.
Мартин уклонился и одним движением выхватил из-за широкого пояса пару кинжалов, отточенных, как бритва.
Хромец не успел снова замахнуться: Мартин мгновенным движением клинка отсек ему кисть вместе с зажатым в ней ножом. Окровавленный обрубок шлепнулся на мостовую. Второго нападавшего Мартин поразил прямым ударом в живот, а затем круто развернулся, приняв оборонительную стойку.
Обороняться было уже не от кого: приспешники хромца кинулись наутек, а сам он, потеряв руку, катался по земле, вопя и разбрызгивая по камням кровь. Второй нищий, раненный Мартином, также пытался убраться побыстрее, на ходу зажимая рану ладонью, так как на шум уже спешили стражники — их топот и бряцание оружия слышались все ближе.
Мартин не стал медлить и бросился бежать. Обогнув собор, он оказался у круглого византийского храма. Стены его, сложенные из крупных глыб тесаного камня, подпирали контрфорсы, местами осыпавшиеся от времени. Мартин вскарабкался по одному из них на кровлю храма и укрылся за низким парапетом. Стражники пронеслись мимо, но, никого не обнаружив, вернулись на площадь к фонтану. Теперь там плясали отсветы факелов, не умолкали вопли хромца, и доносилось глухое бормотание голосов.
Потом крики резко оборвались — нищего добили, понял Мартин, но продолжал лежать без движения, чтобы не привлечь к себе внимания. И только дождавшись, когда караул, волоча по земле тело убитого, удалился, поднялся на ноги.
С кровли храма открывалась обширная панорама. Справа, за крышами жилых зданий, возвышалась многобашенная громада замка крестоносцев, еще правее виднелись купола общественных бань. Мартину надо было двигаться в этом направлении, так как в той стороне, за банями, лежала главная улица Акры — Королевская. Именно на нее выходил одним из фасадов дом-дворец самонадеянного супруга Сарры, покойного Леви бен Менахема.
Рассвет короткой летней ночи еще только занимался, а Мартин уже обошел почти всю главную улицу и прилегающие к ней переулки и тупички. Портики и навесы, мраморные ступени и украшенные полуколоннами дверные проемы, решетчатые ставни на окнах и высокие пальмы на перекрестках. Однако улыбающейся собаки не было ни на одном из фронтонов. Не было и других изображений и скульптур, ибо сарацины беспощадно уничтожили их все, как уничтожали любые изваяния, считая их греховным идолопоклонством. Тем более не могла уцелеть собака, почитаемая в исламе нечистым животным. С тех пор, как Акрой завладели мусульмане, только арабские цифры, нанесенные асфальтовой смолой на углы зданий и на дверные арки, позволяли хоть как-то ориентироваться.
Оставалось надеяться на одну-единственную примету: Ашер бен Соломон упоминал, что неподалеку от дома его сестры Сарры растет старая смоковница.
Продолжая скользить, словно тень, мимо притихших домов Королевской улицы, Мартин решил, что Леви бен Менахем, даже при всей своей гордыне, едва ли решился бы поселиться вблизи резиденции королей. Оставалось одно — методически обследовать каждый дом вплоть до запертых и забаррикадированных ворот Проклятой башни, либо двигаться в противоположном направлении — к порту.
Мартин наугад двинулся к порту, заглядывая в каждый боковой проход и тупик. В одном из них он даже обнаружил смоковницу, но та была слишком чахлой и никак не походила на могучее дерево, которое описывал Ашер.
В другом месте он наткнулся на громадный пень, но определить, какому дереву он принадлежит, Мартину не удалось. Однако на фронтоне дома, у ограды которого торчал пень, над прочной дверью, обитой полосами железа, виднелись следы тесака, а значит, в прошлом там имелось какое-то изображение. Приглядевшись, он различил что-то вроде остатков когтистой лапы, которая могла принадлежать как собаке, так и льву. А улыбалось ли это животное или нет, было известно разве что хозяевам.
И тут, к великому облегчению, Мартин заметил нечто, окончательно развеявшее его сомнения: к внешнему косяку двери был прикреплен небольшой свиток в футляре. Ба! Да это же мезуза, обязательная принадлежность любого дома, в котором обитают евреи!
