Итак, сценарию «А, Б, В, Г, Д…» не суждено было осуществиться. Неудача!
Но я хотел бы закончить и эту главу тоже оптимистически, тем более что все время твержу: «Я счастливый человек». Года через два ко мне обратился Ленинградский театр имени Ленинского комсомола с просьбой переделать сценарий «А, Б, В, Г, Д…» в пьесу. Я это сделал и назвал пьесу «В дороге». Главный режиссер Павел Осипович Хомский, с которым я был знаком еще в пору его работы в рижском ТЮЗе, удачно поставил пьесу и, так сказать, дал ей жизнь.
Вскоре Театр имени Моссовета также обратил свое внимание в сторону этого моего гибрида. Ставила пьесу Ирина Сергеевна Анисимова — Вульф.
Пути Господни неисповедимы! Еще в пору подготовки к съемке сценария «А, Б, В, Г, Д…» Калатозов приехал ко мне на дачу вместе с молоденьким актером, даже еще не актером, а только студентом Школы — студии МХАТа, и представил мне его как будущего исполнителя главной роли. Мы сидели на террасе, и я разглядывал этого стройного, даже поджарого черноволосого и черноглазого, весьма красивого юношу, слушал его чуть — чуть шепелявую речь и прикидывал в уме, подходит или не подходит он к роли. Должен честно сознаться, я почти никогда ни в театре, ни в кино не суюсь в распределение ролей. Опасаюсь. Это дело режиссера. А после того как осрамился именно с Калатозовым на пробах актеров к фильму «Летят журавли», где мне в пробных кадрах не понравилась Татьяна Самойлова, я уж совсем, как говорится, рта не раскрываю.
Черноглазый паренек произвел славное впечатление, хотя о дефекте его речи я Калатозову шепнул. Каково же было мое удивление, когда через несколько лет на эту же роль в пьесе «В дороге» был назначен этот, но уже окончивший студию и поступивший работать в Театр имени Моссовета артист Геннадий Бортников. Ирина Сергеевна была прямо‑таки влюблена в него! Нет, не как пожилая женщина в молодого мужчину, а как художник в свою модель, как мать в свое дитя. Она прощала ему все выходки, терпела капризы, и глаза ее сияли, когда она следила за его работой во время репетиций.
Я не знаю биографии Ирины Сергеевны, но слышал, что род ее идет от тех самых Вульфов, с которыми так сердечно дружил Пушкин. Видимо, это правда, так как в Ирине Сергеевне, во всем ее облике и повадках, было что‑то благородное, достойное, чего нельзя приобрести просто воспитанием в первом и даже втором поколении. Чувствовалась порода. Художник она была и тонкий, и точный. В театре все с ее мнением считались почти наравне с мнением самого руководителя театра Юрия Александровича Завадского. Рисунок спектакля Ирина Сергеевна делала прозрачным, светящимся.
Спектакль «В дороге» тоже получился славным. И главным его событием было открытие юного актера Геннадия Бортникова. Зритель сразу полюбил его. И, как это ни удивительно, в этом же спектакле тоже впервые в жизни дебютировал ныне известный актер театра и кино Валерий Золотухин. Он играл небольшую роль Пальчикова. Играл чисто, звонко, и его эпизод всегда покрывали аплодисменты зрительного зала.
Ну до чего же мне везет!
Итак, сценарий «А, Б, В, Г, Д…», превратившись в пьесу «В дороге», воскрес. Меня выгнали в дверь — я влетел в окно
Лидер
Вместе с женой мы валяемся на теплых камушках пляжа в местечке Лазаревское, недалеко от Сочи. Пляж пустынен. Кроме нас еще три — четыре человека. Отойди шагов сто в сторону, и можно купаться голым. Прохожие редки. Однако вон еще какие‑то две фигуры шагают по гальке в нашу сторону. Приближаются.
— Здравствуйте, Виктор Сергеевич!
— Батюшки, Олег, Геша! Здравствуйте! Куда вы?
— Решили исследовать Кавказское побережье. Идем от Новороссийска до турецкой границы, — шутит Печников.
— Как вы здесь поживаете? Бросили писать ту пьесу или продолжаете? — спрашивает Ефремов.
— Пытаюсь доделать.
— Давайте! Мы за нее готовы бороться, нам она нравится… ну, счастливо отдыхать! Мы топаем дальше.
Оба веселые, загорелые. С первого взгляда посторонний мог бы традиционно покачать головой и изречь: «Ох эта молодежь! До чего пуста и беспечна! Одни гулянки!»
Конечно, кто же в молодом угадает взрослого… А ребята действительно озорные. Когда Ефремов и Печников пришли, можно сказать, птенцами, только что вылупившись из гнезда — Школы- студии МХАТа, в Центральный детский театр, поначалу они казались такими тихими, такими скромными пай — мальчиками — мухи не спугнут. Но вскоре… вскоре, как только укрепились актерски, раскрылись иначе. Нет, это, оказывается, были не тихие хлопцы. Они принесли с собой что‑то веселое, даже лихое. Вокруг них споры, смех, розыгрыши, озорство. Мало того что Ефремов сразу же заявил себя обаятельным и, безусловно, одаренным актером — недаром он уже на четвертый год работы в театре получил первый приз на смотре молодых актерских дарований, — он еще увлек за собой в какой‑то шумный и веселый карнавал закулисную жизнь театра. Вокруг него объединялись. Видимо, и мальчишкой Олег был заводилой. Верно писал философ Джон Локк: «…и если из озорных детей, полных огня и жизни, вырастают иногда знаменитые и даже великие люди, то души слабые, придавленные, тихие редко вырабатываются во что‑нибудь годное».
Упоминали они тогда на пляже о моей пьесе «Страница жизни», над которой я действительно долгое время мучился. Ефремов и Печников относились ко мне хорошо, так как дебютировали они в Детском театре удачно именно в первой моей пьесе «Ее друзья». Получалось, вроде бы и я сыграл какую‑то положительную роль в их жизни. Ох как давно это было! Почти не верится, что тот беспечно шагающий со своим приятелем длинный загорелый паренек, этакий Тиль Уленшпигель, сейчас главный режиссер первого театра страны, что он уже пожилой человек с усталым, озабоченным лицом, лицом и всем обликом скорее мастерового, чем того глубокого и тонкого художника, каким он является сегодня. Долгий, трудный, славный путь! Я бы сказал — великолепная карьера, если бы из этого слова не образовывалось другое — карьеризм. А я знавал и знаю людей, которые делают себе карьеру, — экая пакость! Ефремов же всю жизнь упорно, страстно, целеустремленно трудится с предельной отдачей всех сил, иногда до cамоистощения. И если результатом его труда является достижение громадных высот в искусстве, то — пожалуйста, назовите это карьерой, не возражаю. Но не он идет за карьерой, она следует за ним.
Писать об Олеге Николаевиче трудно. Он фигура сложная, нередко противоречивая. И все‑таки я хочу это сделать. Трудно еще и потому, что он многолик — актер, режиссер, педагог, организатор. Кроме того, он вечно в движении к намеченной новой цели и, следовательно, неожиданен. Все эти сорок лет я никак не понимал, чего он, в конце концов, хочет. Ну засветился своим актерским дарованием в Центральном детском, ну и свети, будь доволен. Черта с два! Хочет стать режиссером и ставит пьесу Коростылева и Львовского «Димка — невидимка». Удачно! Режиссер? Пожалуйста! Кажется, все. Нет, у него возникает идея создать свой театр. Вот тут‑то талант организатора, способности лидера и стали выявляться в нем с особой яркостью.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
