— Эти дни прямо-таки удивляют необычайно пасмурной и дождливой погодой, — заявил он, рукой показывая на голубое небо.
— Весьма удивляют, — вежливо подтвердила Энн и также посмотрела наверх.
— Э… — полковник подумал и сменил тему. — Царь Соломон был удивительно мудр и красноречив…
— Вы правы, — любезно ответила девушка и кашлянула.
Фицуильям почувствовал себя идиотом. «Если я немедленно не возьму себя в руки, то кузина не только не примет мое приглашение на прогулку в фаэтоне, но сбежит от меня с криками в ближайшие минуты…» — подумал он и сказал:
— Дорогая кузина… наш путь полон терний и шипов… хм… но однажды в жизни каждого солдата… божественный свет начинает завлекать его утомленные душу и тело под таинственный покров, где тепло… вдвоем…
Брови Энн удивленно поползли верх, а на щеках заиграл румянец.
Полковник мысленно выругался, крякнул и решительным голосом спросил:
— Доводилось ли вам бывать на развалинах римских построек, которые, как я слышал, находятся неподалеку от Розингса?
— Не приходилось, — с некоторым недоумением ответила Энн. Она никогда не забиралась так далеко от дома.
— Они очень живописны, — пояснил Фицуильям, даже не представляющий, как они выглядят. — Позволите ли вы, или я прошу слишком многого, пригласить вас завтра на прогулку в фаэтоне? Мы могли бы съездить к развалинам и полюбоваться видами…
Энн замялась. Ей и ужасно хотелось прогуляться с ним, но, с другой стороны, учитывая его переменчивое настроение в последнее время, она боялась, что он опять впадет в дурное состояние духа и испортит ей удовольствие, которое она могла получить от такой поездки.
— Не уверена… — начала она, но договорить не успела.
Леди Кэтрин, которая, казалось, всецело была занята разговором со своим спутником, оглянулась на дочь и громко заявила:
— Глупости! Если не будет дождя, то лучше такой поездки и придумать нельзя! Фицуильям, Энн с удовольствием поедет с вами, так что не забудьте отдать распоряжения насчет фаэтона.
Леди Кэтрин одобрительно посмотрела на племянника, догадавшегося пригласить ее дочь на прогулку. Пока Дарси находится в Лондоне, для Энн будет полезно проводить время в обществе своего кузена, потому как в Розингсе толпилось слишком много молодых офицеров, способных вскружить голову любой юной девице. И хотя среди них были и вполне достойные джентльмены, вроде этого капитана Шелли, — леди Кэтрин не могла позволить, чтобы Энн увлеклась кем-нибудь другим, в то время как Дарси хлопочет о специальном разрешении на венчании — хотя она сама была категорически против спешки в столь деликатном деле.
«Не позволю им пожениться раньше, чем через месяц», — вывела мысленный вердикт леди Кэтрин и вдруг с ужасом представила, как Дарси ранним утром — пока все спят — выводит ее дочь из дома и везет в ближайшую (кроме Хансфорда, конечно) церковь.
«Придется за ними проследить», — решила она, неожиданно подумав, как это может быть романтично — на заре мчаться в церковь с возлюбленным… Она вздохнула и распрямила плечи, напомнив себе о своем высоком положении в обществе, и обратилась к генералу:
— Итак, вы говорили…
— Гррр-м… — Бридл подкрутил усы. — Сижу я в засаде с ружьем…
Фицуильям тем временем посмотрел на кузину, которая лишь пожала плечами. Энн вполне устраивало повеление леди Кэтрин, отправившее ее на прогулку с кузеном, тем самым избавив от необходимости самой решать, принять или не принять приглашение полковника.
— В таком случае, завтра утром я буду иметь честь сопровождать вас к римским развалинам, — довольно воскликнул он, предвкушая наслаждение, которое принесет ему эта поездка.
Розингс, 25 апреля, воскресенье, 14:10 пополудни
«24–25 апреля 18** года», — записала в своем дневнике Энн, удалившись в свою комнату сразу после ленча.
Она задумалась, осторожно пожевала кончик пера, и продолжила:
«Вчера я не смогла даже раскрыть дневник, поскольку с утра произошли все эти неприятности с мистером Бингли, а потом мама, страшно разгневанная тем, что лошадь Фицуильяма потоптала клумбы с любимыми фрезиями покойной бабушки (или дедушки), обрушилась на всех и вся, и нам с Джорджианой пришлось скрываться от нее то в музыкальном салоне, то в зимнем саду, то еще где…
Кстати, сегодня, отправляясь в церковь, мистер Тинкертон сорвал единственную уцелевшую фрезию на клумбе, чтобы вставить ее в петлицу своего зеленого сюртука. Должна признать, что фиолетовый цветок смотрелся очень красиво на изумрудном фоне — у мистера Тинкертона отменный вкус в одежде. Ах, если бы мама позволяла мне носить яркие платья!..
Но мама, на чьих изумленных глазах была сорвана последняя фрезия, была крайне недовольна нашим сыщиком, смерила его возмущенным взглядом, а мне заявила, что у него совсем нет никаких представлений о хорошем тоне и что по всему видно, что он — не джентльмен. Это самое страшное обвинение в устах мамы, хотя, как мне кажется, она несколько погорячилась.
Хорошо, что тут появился генерал Бридл, отчего мама сразу забыла и о фрезии, и о мистере Тинкертоне и пришла в самое благодушное настроение.
Сэр Юстас, кажется, подозревает всех в отравлении Буцефала, а я чуть не упала в обморок при мысли, что это покушение на Фицуильяма… Если с ним что-нибудь случится — я этого не переживу! А едва вспомню, как он вчера вскочил и обуздал разъяренного коня… Джорджиана уверяет, что кузен похож на Ромуальда, я же считаю, что Ромуальду никогда не сравняться с полковником. Хотя бы потому, что Фицуильям не наделал бы таких глупостей, как этот хваленый рыцарь, который пробыл наедине с Гортензией целых два часа и даже не попытался ее поцеловать… Эти рыцари из романов все же перебарщивают со своими рыцарскими манерами. Впрочем, я могу в чем-то понять Ромуальда, поскольку мало бы кто решился поцеловать эту плаксивую Гортензию, ожидая, что она или свалится в обморок, или устроит истерику, пуская слезы в три ручья…
Впрочем, я отвлеклась. Итак, дома у нас по-прежнему тревожно. Мама считает, что злоумышленник охотится за ней, а также уверена, что Дарси сделал мне предложение и отправился в Лондон за специальным разрешением на венчание. Вчера за обедом она усиленно намекала на это мисс Бингли и миссис Херст, отчего первая чуть не изодрала в клочья свою салфетку, а вторая разразилась речью о созвездии какого-то Креста, о Сатурновом поле, углублении и разделении Близнецов. В итоге мистер Херст выпил бренди в два раза больше обычного, мистер Бингли, который зачем-то спустился к обеду, — вернее, его внесли лакеи на стуле, — мрачнел на глазах и выпил почти полбутылки кальвадоса, припрятанного мистером Херстом за шторой в гостиной.
