Однако общее направление движения в целом прямо противоположное. Государства становятся все более и более могущественными и скрывают свою жажду власти, свое стремление к власти под прекрасными названиями – они называют ее «национализацией». Тогда это выглядит чем-то очень хорошим, национализация – это хорошее дело. Но она означает лишь одно: больше власти у государства. Национализируйте банки, национализируйте промышленность, национализируйте сельское хозяйство – и тогда все больше и больше власти переходит к государству. Государство становится единственным собственником, а когда вся экономика контролируется государством, никакой свободы не остается.
И естественно, что по мере того, как государство становится все более могущественным, политика становится все более и более силовой. Премьер-министр, президент обретают большую власть.
Единственный способ забрать у политиков власть – это денационализация. Отдавайте людям все больше и больше, чтобы они занимались делами сами. Вся национализация должна исчезнуть. Даже железными дорогами, почтой и тому подобными вещами люди должны управлять сами, правительству нет необходимости вмешиваться. Постепенно, постепенно следует забрать власть у политической системы; и тогда политики автоматически придут в забвение, они потеряют свою важность.
Похоже, что Америка – единственная страна, где политики не так могущественны, как в других странах, и причина состоит в том, что теперь там существует очень много корпораций, которые стали почти такими же могущественными, как само государство, – многомиллионные корпорации, и их власть велика. Они обладают международным, межконтинентальным могуществом.
Распределяйте власть среди людей, все больше и больше. Постепенно, постепенно у политиков нужно отобрать всю работу. Оставьте только существенное, и этого существенного не так уж много. Для мира единственная надежда в том, что политика станет менее могущественной. Только в этом случае мир сможет жить в мире, а иначе это будет невозможно. Основу любой политики составляют зависть, жадность, вожделение.
Я слышал…
Некоего политика из Нью-Дели, пожилого и ушедшего в отставку, попросили выступить после званого ужина с речью на тему «Честность в политике». Когда пришла его очередь, он встал, поклонился и сказал: «Господин председатель, леди и джентльмены, честность в политике – ее вообще нет». И сел на свое место.
Политика не может быть честной. Жадность, вожделение – как они могут быть честными? Политика не может быть мирной. Амбициозные люди – разве они могут быть мирными? Если они будут оставаться мирными и спокойными, то упустят время. Они должны бороться. Они должны бороться всеми возможными способами. Они не могут упускать ни малейшей возможности вступить в борьбу. Должен быть использован любой повод для борьбы, из мухи нужно сделать слона, потому что именно в результате борьбы человек становится могущественным.
Однажды на политика, возвращавшегося домой, напали трое грабителей. Он защищался с большой храбростью и упорством, схватка была долгой и кровавой. Однако, в конце концов, над ним взяли верх. Грабители, которые после такого яростного сопротивления ожидали богатой добычи, стали обшаривать его карманы. К своему изумлению они обнаружили, что богатством, которое политик защищал, рискуя жизнью, оказался погнутый шестипенсовик.
«Только шесть пенсов!» – воскликнул один из негодяев, ощупывая свои синяки.
«Ну что же, нам повезло, – откликнулся другой. – Если бы у него было восемнадцать пенсов, он бы нас всех убил».
Политика – это насильственная борьба, и естественно, что придворные очень завидовали. Ведь Аяз внезапно стал самой важной персоной при дворе.
И причиной, по которой Аяз стал самой важной персоной при дворе, была его простота, его не-политичность, его «никто-вость», его факр. А где-то глубоко внутри был зикр. Он был суфием. От него исходило неуловимое сияние, почти незаметное, однако он привлекал людей – и в большей степени именно потому, что это сияние было незаметным, так что от него нельзя было защититься.
Аяз был суфием. Он скитался по всей земле как бедный человек, «нищий духом», постоянно помня о своем источнике. Именно благодаря этому он внезапно стал важным человеком при дворе Махмуда. И он был очень веселым человеком, он всегда радовался. Он был подобен цветку розы. Просто быть с ним, просто находиться в его присутствии доставляло всем радость. От него исходила некая вибрация.
Другие придворные завидовали Аязу и следили за каждым его движением, рассчитывая уличить его в каком-нибудь проступке и тем самым способствовать его падению.
Политики только об этом и мечтают: как устроить падение для других людей, чтобы можно было занять их место.
Однажды эти завистники явились к Махмуду и сказали: «О, тень Аллаха на Земле!..»
Политик всегда завидует тем, кто находится у власти, – и при этом всегда им льстит. У него нет самоуважения, просто не может быть. Человек, которому присущи самоуважение и любовь к себе, не пойдет в политику. Это полная деградация, это унизительно.
А называть Махмуда «тенью Аллаха на земле» просто смехотворно. Махмуд был одним из самых кровожадных людей, которые только жили на земле. Он принадлежал к той же категории, что и Чингисхан, Тамерлан, Надир-шах. Он был одной из самых кровожадных, насильственных личностей.
Индия очень хорошо его узнала. За свою жизнь он нападал на Индию примерно восемнадцать раз. Он резал, убивал, грабил, насиловал. Он оставил на теле Индии много ран.
Называть такого человека «тенью Аллаха на земле» смехотворно, но именно так политики продвигаются вверх. Политики – это льстецы. Они всегда готовы склониться при виде власти. Власть их просто гипнотизирует.
«…Знай, что, будучи верными твоими слугами, мы не спускали глаз с твоего невольника Аяза. И теперь мы пришли, чтобы сообщить, что каждый день, после того, как Аяз покидает твой двор, он запирается в маленькой комнате, куда никому больше не дозволено заходить…»
Суфии говорят, что, если вам хочется помолиться, молитесь в одиночку, в полном уединении. Молитва не должна совершаться громко, не следует ее выкрикивать. Это не представление, и нет необходимости выставлять ее напоказ перед другими. Она должна совершаться в полном безмолвии, в покое, в уединении, чтобы никто о ней не узнал. Суфии говорят: «Даже вашей жене не следует знать, когда вы молитесь». Они говорят: «В середине ночи, когда ваша жена уснула, молча сядьте в своей постели и молитесь». Об этом должен знать лишь Бог. Этим не следует бахвалиться, нужно держать это в тайне.
И в этом есть еще кое-что – в этой идее о том, чтобы держать молитву в тайне. Если вы можете хранить что-то в тайне, это что-то углубляется внутри вас. Ум же имеет склонность все рассказывать. И это способ выбрасывать наружу, способ избавляться. Это рвота на тонком уровне. Если вам известно нечто такое, что будет интересно людям, или, возможно, будет им любопытно, вы немедленно начинаете об этом говорить. Людям очень трудно хранить секреты, а если им приказывают хранить секрет, то это становится еще труднее – секрет начинает снова и снова пробиваться на поверхность, он создает у них внутри суматоху.
Суфии говорят, что, если вы можете хранить что-то в тайне, это углубляется внутри вас. Все находится в движении. Либо что-то движется наружу, либо оно движется внутрь. Если вы не позволяете ему двигаться наружу, оно автоматически начнет двигаться внутрь. Это основополагающее правило. Ничто не бывает статичным, все пребывает в движении, так что будьте в этом отношении очень внимательны. Если вы хотите, чтобы что-то проникло в вас глубже, пожалуйста, не рассказывайте об этом. Если с вами случилось какое-то духовное переживание, не начинайте о нем рассказывать. Если вам это очень трудно, то пойдите к своему мастеру и сообщите ему, а потом полностью об этом забудьте – но никому не рассказывайте.
Когда вы рассказываете, эго наслаждается этими рассказами. Вы начинаете чувствовать себя так, как будто вы становитесь особенными. Вы видели свет, поднявшуюся кундалини, открывшиеся чакры и весь этот джаз. А потом вы кидаетесь искать людей, желающих стать вашей жертвой. Вы вцепляетесь в людей и начинаете изливать ваше знание, даже не заботясь о том, хотят они это слушать или нет, – но тем самым вы разрушаете нечто прекрасное.
Все эти вещи должны проникнуть в вас глубже, и единственный способ позволить им двигаться вглубь, это не позволять им двигаться наружу. Они должны куда-то двигаться. Если вы не будете давать им выхода вовне, они сделают выбор двигаться внутрь. Точно так же, как семя должно глубоко погрузиться в землю, чтобы там умереть в полной темноте и уединении, так и ваша молитва – семя молитвы должно глубоко погрузиться в ваше сердце и там умереть.
