— Слишком сложно. Хотя я понял тебя, гном. Но все равно не убежден. Ведь время… оно течет неодинаково. Время — не линия между моими ногами и мастерской или между чем-то еще. Расстояние лежит, а время… — от непривычности тех мыслей, что возникали в голове, Эльхант ощутил себя неуютно и странно. — Оно, как река. Оно течет, но не лежит. Как мерить течение? Бегущую воду? И, главное, оно течет по-разному. Будто река у истоков и в устье, там, где начинаются пороги, или там, где она разливается… Нахмурившись, гном произнес:
— Что ты хочешь сказать? Теперь не понимаю я.
— Когда дерешься или бежишь от кого-то, или кого-то преследуешь — время летит. Очень быстро. Когда сидишь у порога своего дома и смотришь на луг, когда тебе нечем заняться, когда скучно — оно ползет. Его… я не знаю, как сказать. Расстояние времени между чем-то, что случилось, и тем, что еще должно случиться, — всегда разное. Твои секунды, гном, могут то сменяться медленно, — подняв руку, Эльхант защелкал пальцами, — то мчаться, сбивая друг друга… — звук, с которым средний палец соскальзывал с большого, стал чаще.
— Так и шаги могут быть длиннее, а могут быть короче, это зависит от длины ног и повадки, — возразил гном. — И все же вы говорите: «столько-то шагов от меня до того дерева», или даже не говорите, но прикидываете про себя, на глаз оценивая расстояние… Так? Тебе кажется, что время измеряется по-разному, что у него есть скорость, и скорость эта может меняться. Но на самом деле скорость его всегда одинакова, а вот ты, подобно челноку с веслами на реке, можешь скользить по времени быстрее или медленнее, в зависимости от того, что происходит с тобой и вокруг тебя.
— И все равно непонятно. Легко представить себе длину расстояния. Длину времени — нет. Год. В нем есть время холодов и время тепла. Есть весна или осень. Они — тоже время? Какая длина у весны?
— А попробуй так: дерево-весна. Разведчикам иногда удалось подслушать ваши разговоры, они докладывали: вы называете себя детьми деревьев. Может, это будет понятнее тебе: дерево, которое и есть весна. Появляется в первый день, с последним исчезает. На нем три больших сука — месяцы, на тех по четыре ветви — это недели, на них по семь веток — дней. На тех по две веточки — день и ночь, на дне и ночи по двенадцать листьев. Это часы. На листьях сидит по шестьдесят… по пять дюжин жуков, на каждом жуке — шестьдесят крошечных червячков, которые можно разглядеть, только если смотреть в увеличительное стекло. Ты знаешь, что это? Неважно, главное, оно делает то, на что направлено, большим. Червячки — секунды. И вместе с жуками они поедают время, которое есть листья и древесина дерева. Съест такой свою секунду — лопнет. Жук свою минуту — исчезнет. И так все дерево к лету сходит на нет с весной вместе.
Септанта заглянул в чашку, понюхал жидкость и отпил. Это оказалось что-то терпкое и вкусное.
— Перебродивший сок подземного крыжовника, — пояснил Джард. — За пещерой есть небольшая плантация. А про минуты и часы… Думаю, у нас еще будет время поговорить об этом.
— Времени поговорить не будет, — возразил Эльхант, ставя чашку рядом с часами. — Я спешу.
Гном окинул задумчивым взглядом помещение и работников, которые нет-нет, да и поглядывали на великана, что сидел под стеной их мастерской, и произнес:
— Тогда рассказывай.
Септанта молчал, глядя перед собой, и Джард добавил:
— Ты спас меня от жмыха. Этих тварей среди мракобестий совсем немного, но они — из самых опасных. Ты помог всем нам, не знаю, как, но нападение мы смогли отразить после того, как ты прыгнул на ту повозку. Я благодарен. Мы накормили тебя, здесь ты можешь выспаться без боязни, что во сне тебе перережут горло. Мы не враги. Но я, мудрый старейшина этого города, должен знать, что ты делаешь здесь в эти тяжелые времена.
— Значит, для вас времена тоже стали тяжелыми? — откликнулся Септанта. — Почему тяжелые времена всегда тянутся медленнее, чем легкие? Ваши времерки не могут дать ответ на это. В небольшой пещере наверху на меня напал… кажется, он был из камня. Весь в клубах пара, а вода, когда он ступил в нее, закипела. Он был раскаленным. Кто это?
— Шатун, — ответил гном. — Мы так называем их. Они обитают где-то внизу. Иногда, очень редко, поднимаются: нам кажется, они становятся слишком горячими, их каменные мозги плавятся, и они обезумевают. Шатуны находят себе уединенное местечко, всегда возле холодной воды, в которой могут охлаждаться. Там в одиночестве они могут жить долгие-долгие годы. Они раздражительны и очень сильны. Как ты смог скрыться?
— Я прыгнул в паутину. Через нее попал к вам.
— Отблески! — Джард с интересом глянул на агача. — Так ты проник к нам через отблески… Они пропускают сквозь себя и отражают… Мы не пользуемся ими, потому что они — чистая магия, а такое неприятно нам. Наш удел… — он повел рукой в сторону повозки, — механика.
— Что такое механика?
— Естественное взаимодействие вещей, их влияние друг на друга. Сила и движение. Движение предметов.
— А магия?
Гном надолго задумался. Эльхант молчал, глядя на работающих.
— Неестественное взаимодействие, — сказал наконец Джард. — Или, вернее… сверхъестественное. Влияние не вон того зубчатого колеса, которое мы называем шестерней, на другое такое же колесо и, через него, на ось повозки, но влияние нашего разума на окружающее. Механика — это обыкновенные силы. Магия — необыкновенные. Потому мы забросили порталы отблесков, хотя быстроногий мастер Дик-Путешественник когда-то исследовал их. А теперь — отвечай на мой вопрос, Эльхант Гай.
Агач достал из-под плаща квадратный кусок кожи, развернув, положил у ног гнома и ткнул пальцем в фигурку, нарисованную в углу.
— Это — один из вас. Дик — Путешественник?
— Да. Он сделал множество карт. Как к тебе попала эта?
— Карта? Я не знаю такого слова. Это рисунок. Мне дал его Драэлнор Лучшая Песня Жизни. Он друид. Ты знаешь, кто такие друиды?
— Нет.
— Наши мудрецы. И маги. Теперь все они уничтожены Повелителем Праха, который командует мертвоживыми. Мракобестиями. Риг Праха и его пес-демон убили всех сынов омелы, кроме Драэлнора. Хотя он-то уже не совсем друид… Мертвоживые хозяйничают наверху, я удивлен, что вы еще живы. Вскоре мой народ исчезнет, если я не найду Кольцо. Око.
— Мы живы потому, что на нас почти не обращают внимания. Но и нам тяжело… Что такое Око?
— Я не знаю. Драэлнор сказал, мне надо найти его. Оно где-то там, возможно, ваш Путешественник видел его и нарисовал… — Септанта показал кружок на рисунке. — Я должен принести Око Драэлнору. Возможно, это ничего не даст нам. Но, быть может, оно — единственное, что еще способно помочь.
— Око. Обруч Октона, — кивнул гном.
— Обруч Октона?
Джард вновь усмехнулся. Медленно допил вино, поставил чашку и произнес:
— Ты не любишь рассказывать, зато любишь спрашивать. Хорошо, я поведаю все, что знаю. Наше племя живет здесь давно, хотя не так давно, как вы. Наши деды, будучи юными, прилетели сюда на корабле, который мог парить в небесах. Останки его до сих пор лежат у подножия горы, что находится над нами. Они сопровождали большого человека по имени Октон. Деды рассказывали это отцам, а те — нам. Из тех, кто прилетел на ковчеге, теперь остался лишь один, но он совсем стар. Большой Октон был великим магом, скрывался от кого-то, кто преследовал его, желая завладеть золотым обручем, или Кругом, средоточием магии. Октон знал, что если это произойдет, то преследователь погрузит мир во мрак. После того как летающий корабль упал рядом с Горой, он пробрался в подземелья и бросил Круг в озеро, от которого дальше вели подземные ключи. Сам он погиб, — мы думаем, его убил преследователь. Тело Октона наши отцы нашли. И похоронили. Не здесь — ведь он был человеком, привычным к солнцу и небу, — поэтому они подняли его ближе к вершине горы и в долине возле руин древнего города построили небольшую гробницу из камней. У людей — и, возможно, у вас? — обычай хоронить своих мертвецов в деревянных ящиках, мы же считаем это неправильным. Для чего ящик, ведь он лишь отделяет тело от стихии тверди. Наши предки сшили большой саван и завернули в него тело. Оно было… было сильно повреждено, а еще… Но они ничего не стали трогать, боясь повредить останки, лишь завернули их в саван, положили среди камней и завалили другими камнями. Отстроить разрушенный корабль они не могли, и хотя мечтали вернуться в родной мир, но остались здесь. Ими правили мудрый мастер Гарб Рассудительный и его жена, которую звали Молчуньей. В подземельях поселилось еще около тридцати гномов, большинство юношей, хотя были и девицы. Безбородые юнцы… но мастер Гарб был и вправду мудр. Он правил умело. Благодаря ему наших предков не сожрали кристаллоеды — это теперь они стали домашними и послушными, но тогда… Гарб вместе с Диком — Путешественником командовали нашей войной против кротов-оборотней, которые нападали, пока мы не смогли навсегда отвадить их от наших границ. Он заложил первую шахту, где добывали кристаллуголь. И вот под ней-то, пройдя через боковую штольню и попав в глубинный лабиринт, отважный Дик -Путешественник нашел Круг.
