будешь?
Она посмотрела на него грозно. Парень отрицательно закачал головой с легким отвращением.
– Я здесь только из-за тебя, – ответил он с обидой и отвернулся.
Ее настиг внезапный приступ нежности – захотелось потрепать его по голове и стукнуть пальцем по кончику носа, чтобы не унывал, но она сдержала порыв и вернулась к сообщению. В нем написала о Зайкине, как о молодом бизнесмене, который ищет настоящую любовь среди девственниц, надеясь на непорочность чувств. Карина представилась его настоящим именем – Кирилл, чтобы Зайкин не запутался на свидании, ведь Полина все равно его не знала. Его имя вообще мало кто знал. А она, подсмотрев его в списке группы, почему-то запомнила с первого раза, хотя все последующие называла как угодно, только не по имени.
Прочитав «свое» сообщение, Зайкин заулыбался:
– Как ты угадала? Меня же тоже Кирилл зовут.
– Придурок, я специально твое имя написала, чтобы ты задание не провалил, – девушка закатила глаза. – Только фамилию свою ни в коем случае не называй.
Карина пригрозила парню пальцем, почти ткнув им в нос. Тот вжался в кресло.
– Окей. А ты ей про меня рассказывала?
Девушка вздохнула и вкратце сообщила, как жаловалась на него сестренке. Парень только вскинул брови.
– И не говори, что ты студент. Делай вид, будто ты уже управляешь бизнесом, сам придумай, каким.
Зайкин кивал, как слушатель на мастер-классе у топового коуча, а через паузу спросил:
– Думаешь, она поверит?
– Уверена. Если ты все сделаешь, как надо, – нахмурилась Карина, прижав планшет к груди. – Она ведь просто глупая девчонка, которая верит в сказку про Золушку. Кстати, ее любимая в детстве.
Парень удрученно вздохнул.
– Не бойся, всего один раз и ты свободен! – она поспешила его взбодрить.
– Я не особо врать умею.
– Да ты просто подробно о себе не рассказывай и все.
Он качнул головой и вернулся к наполовину растаявшему мороженому. Каринин взгляд невольно последовал за ним. Жестом парень великодушно предложил свой десерт. Девушка почему-то согласилась и слизнула мокрое мороженое с палочки, хотя не любила есть чужими приборами, особенно если ими уже пользовались. Но Зайкин перестал вызывать у нее отвращение. Он и раньше его не вызывал. Она всегда искусственно выращивала к нему ненависть и только теперь это приняла. Незаметно для себя, Карина слопала почти всю сладость. В пластиковой баночке плавала белая жижа вперемешку с сиропом, которая на палочку уже не собиралась. Зайкин не сердился, наоборот, радовался тому, что она съела его мороженое за считанные минуты.
– Взять еще?
– Нет, спасибо, – опомнилась девушка. – По домам пора. Она вряд ли сегодня ответит. У нее доступа нет. Родители ее интернет контролируют.
– Зачем она это делает?
– Им назло, – вздохнула Карина. – Думает, что им назло. На самом деле, себе во вред. Дура!
Она разгладила лоб пальцами, потом посмотрела в окно, за которым темень становилась все более тяжелой. В пыльном стекле дрожали их слабые отражения. Девушка взглянула на себя и поправила волосы, выпавшие из пучка. Сбоку ощущалось тепло, исходящее из глаз Зайкина, – знакомое чувство. Он часто так ей любовался, в каком бы состоянии она ни находилась, даже если выглядела уставшей, растрепанной или больной, особенно в такие моменты. Обычно она отвечала на это недружелюбным прищуром, но сейчас хотелось продлить ощущение.
– Что у вас за родители такие, что вынуждают тебя вебкаком заниматься, а ее девственностью торговать? – спросил он без всяких интонаций, глядя в баночку с остатками мороженого.
Карина посмотрела на него с обидой в готовности грубо ответить, но усмирила себя. Оскорбление быстро сменилось жалостью и горечью, которые рвались наружу. Встретив его искренний взгляд, она не смогла сдержать боль и решила высказаться.
– Строгие слишком. Отец нас лупил постоянно ремнем. Вроде как… обычное наказание, а больно и… унизительно, – она закрыла глаза на пару секунд, чтобы перебороть злость. – Думают, что воспитывают нас в благочестии и целомудрии, но почему-то все выходит наоборот.
Карина случайно зацепила отражение в окне и печально себе улыбнулась.
– На это накладывается бедность. Они каждый месяц тысячами жертвуют церкви непонятно на что, а на нас экономят. Я помню, мне как-то всю зиму пришлось ходить в хлюпающем сапоге, даже на ремонт денег не нашлось. Так стыдно было в школе. Да и на улице.
Глаза увлажнились. Девушка затихла, чтобы не раздражать железы. Но одна слезинка все равно выкатилась при моргании. Боль подступила к горлу. Она попыталась ее проглотить, но только усилила спазм.
– Мама работала в школе поваром, а обеды я носила из дома. Одноклассники смеялись, что я доедала их вчерашние объедки.
Вторая слеза стекла ровно посередине левой щеки. Зайкин быстро ее утер нежным касанием. Карина не сопротивлялась, даже не вздрогнула.
– Знаешь, какая у моей семьи фамилия?
Парень посмотрел недоуменно.
– Ермакова – это девичья фамилия матери. Я ее взяла, когда паспорт делала. А отец у меня Дармоедов. Очень говорящая, – она усмехнулась и снова отвернулась к окну. – Он еще сантехником работает, ну, знаешь, туалеты от засоров чистит. Меня Дерьмоедовой обзывали. Я всегда бесилась. И на отца тоже.
Голова потяжелела и сникла. Карина под гнетом болезненных воспоминаний сморщила лоб и закрыла глаза. Пауза затянулась надолго. Требовалось время, чтобы залатать детские обиды. Зайкин спокойно ждал продолжения.
– Они еще не знают о вебкаме, а уже считают меня шлюхой. Еще в подростковом возрасте не нравилось им, как я одеваюсь, как порой на мальчиков засматриваюсь… А как с Труновым начала встречаться, так все… Пиши-пропало. А я просто влюбилась.
Девушка махнула рукой и закачала головой.
– Я, может, потому и стала шлюхой, что они меня в этом убеждали…
Карина содрогнулась от порыва разрыдаться, но крепко стиснула зубы и остановила его. Боль из горла поднималась наверх, ударяла в голову. Спазм длился несколько мучительных секунд. Дыхание на это время прервалось. И как будто сердце тоже замерло, но потом застучало громко и быстро. Он взял ее за руку и поцеловал в голову. Судорожный вздох разбудил рыдания. Она заплакала сначала в голос, но быстро прикрыла рот рукой. Больше всего было обидно за Полину, за то, что та, глупая и гордая, теперь творила такую ерунду в протест родительскому воспитанию. Парень гладил ее по плечу. От этих монотонных движений становилось легче. Сердце подстраивалось под спокойный ритм. Острота боли сглаживалась. Мысли, летающие пулями, замедлялись и парили в пустеющем сознании.
– Позор семьи… – пробурчала девушка.
– Почему позор? Ты, судя по всему, больше всех в семье зарабатываешь, – улыбнулся Зайкин. – Что плохого в том, чтобы быть шлюхой, если тебе за это хорошо платят,
