Захваченный артиллерийский капонир оказался очень кстати. В нем полковник разместил свой штаб и дивизионный медсанбат. Командный отсек был оборудован националистами всеми средствами связи и имел непробиваемое перекрытия с двух метров фортификационного железобетона. Жаль, не удалось захватить пушку, которая здесь устанавливалась. Впрочем, на войне, как на войне!
Он смотрел на солдата, который стоял перед ним. В черном бушлате с клочьями ваты в дырах, в обмотках, стоптанных ботинках, обмазанный глиной, с бледным лицом. Зашли начальник разведки дивизии с майором, командиром бригады морской пехоты, и солдат поднял на них вопросительной взгляд.
- Слушай сюда, Вахтанг, Цей штрафник один уцелел от батальона Демидова. Вернее, вот того, что осталось после высадки. Пока не рассвело, нужно прощупом высотку, посмотреть, что там у них где, какие огневые точки. Подберы группу, человека три, не больше. И чтоб ребята Были ... И его возьмите, он туда дорогу знает. - Сказал Глазков, кивнув на Мешкова. И к моряку: - Нужна высотка, понимаешь! Атаку назначает на восемь ноль-ноль, так что у тебя целых три часа времени ... Это приказ! У меня все.
Разведчики обернулись за два часа. Как бы атака удалась! Атаковали высотку два батальона бригады морской пехоты, но националисты успели отрыть окопы, заминировали подходы и закопали в землю танки. Было их на высотке немного, всего рта, но пулеметных гнезд разведчики насчитали десятка три, не меньше. Оставалось только удивляться такой хозяйственной распорядительности хохлов: за невероятно короткое время они успели выполнить поистине гигантскую работу - выкопали траншею, а пять танков были преобразованы в бронированные доты. Ах, прав полковник, никак нельзя было отдавать им высотку!
Первая атака была самой удачной. Как бы она достигла своей цели! Националисты подпустили морских пехотинцев до самого минного поля и расстреляли в чистом поле, как на полигоне. А у морячков даже малых пехотных лопаток не было, чтобы окопаться! Шесть раз ходили батальоны бригады в атаку и шесть раз откатывались, потеряв три четверти своего состава. И даже Тамань не помогла своими калибрами! Довольно быстро батареи на косе Чушка накрыла береговая артиллерия хохлов и дивизия осталась без огневой поддержки. Была еще надежда на авиацию, со стороны пролива на штурмовку звеньями заходили "илы", били ракетами и пушками по высотке, сами несли потери - каждый третий штурмовик не возвращался назад, вступали в воздушные бои с истребителями противника, но дивизия не могла продвинуться вперед, в глубину Керченского полуострова ни на шаг. И так все три дня! По пятнадцать-двадцать атак в день - безуспешны! Националисты зарылись в землю по всему периметру плацдарма, возвели дзоты и до того, закопали в землю танки, построили ложные огневые точки и позиции ложных батарей, по первой траншеей появилась вторая, затем третья, перед траншеями все было опутаны колючей проволокой и засеяно сотнями и тысячами противопехотных и противотанковых - хотя у десантников ни танке не было - мин. И встречали атакующие шеренги десантников плотным огнем пулеметов и ливнем снарядов и мин. Но обстановки все же была не безнадежной. За ними стояла Тамань с мощными дальнобойными батареями, ее штурмовики и бомбардировщики, ее подкрепления, нацеленная на плацдарм родная восемнадцатого армия, мощный Крымский фронт. И вдруг ...
Шел пятый день жизни плацдарма и начинался он вроде неплохо, не так, как предыдущие.
- Товарищ полковник, шифровка из штаба фронта! - Капитан вытянулся, докладывая.
Глазков принял листок, посмотрел и строки запрыгали перед глазами. Сообщение никак не укладывалось в сознание и только со второго раза дошел до него невероятный и грозный смысл радиограммы. Все, кто находился в командном отсеке артиллерийского капонира увидели, как побледнело лицо полковника, сделалось серым до неузнаваемости. Глазков приказал всем выйти, оставил только начальника штаба.
- Решением Ставки наша армия Выведен из состава фронта и передислоцирована на другое стратегическое направление. Одни мы теперь, Пал Захарыч. Думаю НЕТ нужды объяснять, что это означает ...
А что тут объяснять: пошла артиллерия, ликвидированы базы снабжения, не будет теперь ни огневой, ни материальной поддержки, ни помощи людьми ... А на плацдарм уже до двадцати тысяч солдат высажено, одних только раненых за эти дни более шести тысяч накопилось и вывезти их никак не удается. На острове Тузла националисты установили две береговые батареи - одну пятидюймовых морских орудий на механической тяге, и 90-миллиметровые универсалка, по восемь пушек в каждой и теперь топят каждый второй баркас и мотобот, которые идут на плацдарм. А уже с плацдарма только один из трех успевает целым добраться до Тамани. На ночь была надежда, что удастся под прикрытием темноты переправлять на Керченский полуостров маршевые подкрепление, технику и боеприпасы. Но береговые батареи на Тузле имели радиолокационное наведение, что им ночь, дождь и туман! Топили все, что двигалось к керченского берега и от него с плацдарма. За эти ночи сколько бойцов, сколько оружия и техники в проливе перетопили! А башенные двенадцатидюймовые пушки в районе Аджимушкая подавили и свели на нет поддержку дивизионов отдельной морской артиллерийской железнодорожной бригады на косе Чушка. Вот уже четвертый день украинских артиллерия перемешивает артиллерийским огнем десантников, закопались в землю плацдарма. И вот теперь даже такой поддержке избавляется дивизия! Долго удастся тогда устоять? Когда малые артиллерийские корабли националистов: вооруженные зенитными пушками и автоматами десантные баржи и бронекатера, перекрывают ночью пролив, ведут бои с бронекатера и минорами Азовской флотилии и топят вместе с береговыми батареями подкрепление в проливе?
Радист, переступив порог, доложил:
- Еще две шифровки, товарищ полковник.
- Давай! - В первой речь шла о У-2 и штурмовики, которые будут сбрасывать боеприпасы и продовольствие. Штаб фронта предписывал организовать прием. А во второй черным по белому было написано: "поставленная вам задача выполнена. Дальнейшее удержание плацдарма нецелесообразно. Обеспечить эвакуацию через пролив НЕ имеем возможности из-за блокады побережья националистами и недостатка необходимых плавсредств. Срочно Сообщить план действий по выводу вверенных вам войск на таманских полуостров. "
Судя по всему произошло то, о чем Глазков догадывался в глубине души: пропели же им "реквием"! В конце радиограммы сообщалось о награждении большой группы десантников орденами и медалями, а десяти - и командиру дивизии также - было присвоено звание Героя Советского Союза. Никакой трагедии, мол, не случилось, все идет нормально и когда командование так решило, значит, ему виднее. Главное же, этот обвал орденов и золотых звезд свидетельствовал о том, что где-то наверху, скорее всего на самом верху, решили считать операцию законченной, и это была последняя дань им, она словно говорила: спасибо, братцы, славно вы послужили советской отчизне, а теперь выгребают сами ...
Прочитав полученные радиограммы, Глазков приказал собрать всех командиров частей и подразделений в штабном отсеке артиллерийского капонира. Благо, осталось их не так уж много: двое командиров полков, шесть комбатов его дивизии и командир бригады морской пехоты вместе с двумя командирами батальонов. Из шести тысяч бойцов бригада сейчас насчитывала чуть тысячу - два неполных батальона ...
- Что будем делать? - Ответом полковнику была мрачная, тягучая тишина.
- А приказец Цей может кому-то очень пригодится, когда наши души будут витать в небесах. - Майор, командир морских пехотинцев понравился Глазкову с первого взгляда. Командовал с умом, смелый, в решающий момент боя вызвал огонь по высотке, где был его командный пункт. - Вытащит кто-то из папочки и будет чист, как ангел: вот, дескать, не выполнили распоряжения, сами и виноваты! Предлагаю, товарищ полковник, не на Тамань, а вглубь Крыма прорываться, в крымских горах леса густые, там и укроемся к поры, когда наши в Крым снова высадятся.
Решение майора было неожиданным и присутствуют командиры молча смотрели друг на друга: а что, дело морячок говорит! Глазков остро посмотрел на майора, подумал: "Горячая, ты, братец, горячая ..."
- Считаю такое предложение неприемлемым. Есть другое. Вот смотрите. - Глазков ткнул в карту. - Здесь, на севере, у нас болото, хохлы считают его непроходимым и держат здесь только небольшие заслоны из ополченцев. Я приказал прощупом это болотце, разведчики доложилы: пройти можно. Протяженность его километра четыре и выходит вон к Рыбацкий поселка Камыш-Бурун. Вот он, в двадцати километрах. Главное - там есть Пирс и ширина пролива в три раза меньше, всего семь-восемь километров. И хохлы Этот район не блокируют с моря, катера и тральщики смогут Подойти и причалит. Что скажете?
