Девушка в смертельной тоске заметалась по комнате. Дорогу, когда она хотела подбежать к окну или двери, ей преграждали или Копельман, или баронесса.
— Куда? Куда, девица, стремишься?
А голос Гельмана звучит все резче, повелительнее:
— Я вам приказываю: спать!
Обезумела девушка.
Резкий крик молодого черного человека проникает во все ее существо.
— Спи! И помни, что ты сейчас идешь за твоим другом, который приведет тебя в твой отчий дом. И увидишь ты отца своего, матерь свою.
— Правда? Правда? Вы не обманываете меня? — радостным воплем вырывается у девушки.
— Да, да. Не шевелись... Стой... Спи! — Руки черномазого простерлись над головой измученной, истомленной девушки.
— Я не хочу спать! Ах, что вы со мной делаете!
Резкий, страшно сильный звонок прокатился по квартире баронессы.
Вздрогнули, замерли палачи — одесские демоны. Бледнота ужаса приступила на их ланитах.
— Что это? Кто это? — дрожащим голосом спросила баронесса.
Копельмана затрясло мелкой мелкой дрожью.
— А если... а если, — заикнулся он.
Гельман бросил производить свои гипнотизерские пассы и застыл на месте.
Это была жестокая живая картина.
Вдруг с новой, еще удвоенной силой, прогремел звонок.
Тогда охваченные безумной паникой, каким-то ледяным, скрытым ужасом, Копельман, баронесса и гипнотизер Гельман бросились вон из комнаты узницы.
— Где звонят?! — захлебнулся Копельман.
— На парадной...
— Не открывать! — крикнул Гельман. Произошло полное смятение.
— Что делать? Да что же делать? — Экономка баронессы тщетно добивалась ответа.
— Бежать?
И опять этот страшный звонок.
— Ни звука, Назимова, ни шороха! Я вас спасу! Я — Путилин.
Девушка, еле стоящая на ногах, едва была в состоянии подавить крик ужаса.
— Кто вы?
— Я, говорю вам, Путилин. Я начальник сыскной полиции. Вы попали в лапы дьявольских замыслов. Слушайте: если вас сейчас повлекут отсюда, идите смело. Я — около вас.
— Звонят! Опять звонят!
Наступило состояние того патологического афекта, какой иногда, и очень часто, властно овладевает преступниками.
Ноги приросли к земле. Руки — не действуют... Смертельный страх парализует все задерживающие центры головного мозга.
— Дзинь — дзинь -дзинь!.. — гремит звонок.
— Э! — прозвучал отчаянный крик Копельмана. — Узнаем, что такое! Все равно, если мы попались — выхода нет. Они не дураки, а в особенности он: выходы все заняты.
Копельман открыл дверь — и попятился: на лестнице никого не было.
— Никого! — вырвался у него подавленный вопль.
И то обстоятельство, что на лестнице никого не было, устрашило его более, чем если бы там находилась рать сыскных агентов.
— Уж не сходим ли мы с ума? — с вздрагивающим смехом обратился белый, как полотно, Копельман к своим сообщникам.
Он захлопнул дверь. Теперь бешенство овладело Копельманом.
— Злой дух, злой дух нас преследует! Тащите эту проклятую девицу!
Из соседней комнаты вышвырнули в залу бедную девушку.
В ту минуту, когда она подошла к двери, где ее ожидал Копельман, из-за дверей «пленной» комнаты загремел голос Путилина:
— Попались, голубчики!
Гельмана давно уже не было: при звонках он удрал неизвестно куда.
Баронесса протяжно, жалобно закричала. Экономка замерла в позе отчаяния.
Копельман прирос к роялю.
Зверем кинулся Путилин к группе.
— Ну-с, господин Копельман, довольны ли вы моим добыванием вашего товара?
Дуло револьвера Путилина значительно поблескивало в руках гениального сыщика.
— Путилин?
— Я-с, господин Копельман. Мне пришлось спасти одного честного еврея, Губермана от подлой клеветы на него. Но такого негодяя, как вы, я не пощажу.
— Ваши ручки? О, как они хорошо умеют подделывать письма!
Копельман не шевелился. Он только хлопал глазами.
— Проклятие... проклятие на вашу голову... Ой!
Путилин стянул ручные браслетки.
В залу вертепа баронессы входили городовые.
Путилин усадил в карету дрожащую девушку.
— К родителям, детка?
Женя Назимова плакала истеричными слезами.
— Боже... как мне благодарить вас.
— Впрочем, детка, вы позволите мне сначала заехать с вами «по начальству»?
— Ах, делайте, что хотите... Дурно мне, скверно.
В сыскном отделении шло заседание по вопросу о путилинском приезде, решили, как почтить приезд знаменитого сыщика, оказавшегося не у дел.
— Ведь, это неловко, господа, он еще не уехал, я справлялся у доктора. Доктор страшно взволнован исчезновением своего славного друга. Надо бы ужин ему устроить отвальный.
— Верно, полковник. Он оказал нам честь своим посещением.
Вдруг шум, движение по коридору одесского сыскного управления.
— Что там? Что это за шум? — вскочил жандармский полковник.
Распахнулась дверь.
На пороге стоял Путилин, поддерживая правой рукой Евгению Назимову.
— Здравствуйте, господа! Вы не ожидали моего возвращения сюда? Теперь ведь глубокая ночь... Отчего вы здесь?
— А-а-ах! — прокатился изумленный возглас присутствующих.
Все вскочили, как один человек.
— Вот вам Евгения Петровна Назимова. Оказывается, я приехал не зря, господа.
Взрыв восторженных восклицаний, таких, которых никогда еще не знала Одесская сыскная полиция, потряс комнату.
— Что? Да быть не может? Да кто же вы, наконец?
Путилин был бесстрастен.
— Скорее вызвать отца и моего доктора! Девушка нуждается в медицинской помощи.
Одесский коллега подошел к Путилину и низко ему поклонился.
— Вы великий человек, Иван Дмитриевич!
— «Кривая» вывезла, — усмехнулся гениальнейший сыщик. — Представьте, коллега, все до удивительности просто. Надо только знать, с чего начать.
— Ура! Путилину ура! — загремело одесское сыскное отделение.
Путилин хмурился. Он не любил столь шумно демонстративных чествований его исключительного дарования.
— Вот вам ваша дочь, господин Назимов. Доктор, отвези mademoiselle Назимову в дом ее родителей.
Я во все глаза глядел на моего друга.
— Господин Путилин!.. Господи! — шептал обезумевший от радости Назимов.
Путилин вынул часы.
— И ровно через час отходит наш поезд. Торопись, доктор.
Триумф Путилина был колоссальный.
Одесса несколько дней бредила этим замечательным человеком.
ТЬМА ЕГИПЕТСКАЯ
СТРАШНЫЙ ДЕНЬ ДЛЯ СЕМЬИ МИЛЛИОНЕРА КОГАНА
Да, этот день, такой солнечный, ликующий, был самым страшным днем для миллионера Когана и его почтенной семьи.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
