Никто не может отрицать, что, взяв в свои руки рычаги управления авиационной промышленностью и боевым снабжением немецкой авиации, генерал-фельдмаршал Эрхард Мильх наладил эффективную работу. Пока генерал Удет, обессилевший и разочарованный, лечился от наркотической зависимости в санатории, Мильх все лето занимался коренной реорганизацией люфтваффе. Он определял первостепенные задачи, вводил строгую рационализацию, положил конец самоубийственной конкуренции между авиаконструкторами. Он также занимался организацией конвейерного производства, стандартизацией выпуска запасных частей, положил конец бесконтрольному расходованию сырья, остановил работы над бесперспективными, по его мнению, прототипами в пользу производства испытанных образцов[422], начал строительство новых авиационных заводов для увеличения объемов выпуска самолетов, создал «Промышленный совет» с участием крупных промышленников Рура, назначил настоящих специалистов и опытных техников на все уровни производства, ликвидировал ненужные службы. А главное, он уволил множество паразитов, которые окружали Удета, начиная с его начальника штаба генерал-майора Плоха[423]. В отличие от Удета – и Геринга, – Мильх незамедлительно отправился в Россию, посетил командные пункты люфтваффе, проинспектировал авиабазы и аэродромы, находившиеся в непосредственной близости от линии фронта, и принял ряд необходимых мер. В частности, создал мобильные группы инженеров и техников для сбора вышедших из строя истребителей, бомбардировщиков и пикирующих бомбардировщиков, которые скопились на аэродромах, с целью их восстановления или снятия с них запасных частей.
Вернувшись досрочно с лечения в начале октября, генерал Удет обнаружил, что в Министерстве авиации произошли серьезные изменения: там царил строжайший порядок, работали новые люди. Ему было задано множество вопросов относительно его деятельности. Кроме того, он точно оценил губительные последствия затяжной войны против СССР для люфтваффе, скрытую опасность, которую представлял для Германии стремительный подъем самолетостроения в США, безосновательность приказов фюрера, желавшего строить больше бомбардировщиков в ущерб производству истребителей, слабоволие рейхсмаршала, который зачастую поступал вопреки здравому смыслу. Наконец, Удет продолжал страдать приступами паранойи, его мучили головные боли, звон в ушах, он запойно пил и употреблял наркотики с того момента, как его бросила любовница. Несомненно, для одного человека всего этого оказалось слишком много… Семнадцатого ноября 1941 года, спустя пять дней после совещания в Министерстве авиации, в ходе которого выявились его собственная некомпетентность и глупость его помощников, Эрнст Удет покончил с собой. Перед смертью он написал записку, в которой обвинил Геринга в том, что тот доверился «жиду» Мильху. Но его мстительные слова скоро позабылись: оба эти человека симпатизировали Удету, несмотря на профессиональные разногласия, и были удручены его внезапной смертью. Еще большее огорчение ждало их через пять дней: едва произведенный в полковники и назначенный инспектором истребительной авиации Вернер Мёльдерс погиб в авиакатастрофе во время перелета из Крыма в Германию на похороны Удета.
Но очень скоро личные трагедии отошли на второй план перед угрозой коллективной катастрофы. Тринадцатого ноября 1941 года, когда на Восточном фронте пошел снег, состоялось совещание с участием Гальдера и начальников штабов трех групп армий. Немецкие генералы должны были ответить на один-единственный вопрос Гитлера: что делать дальше? Надо ли остановиться и готовить зимние позиции, чтобы дождаться весны, или продолжать наступление на Москву зимой? Начальник штаба группы армий «Юг» считал, что наступление надо прекратить, ведь его войска уже стоят дальше всех на востоке, на Дону. Начальник штаба фон Лееб сообщил: группа армий «Север» настолько измотана, что не может быть и речи о наступлении, – и добавил, что следует закрепиться на достигнутых рубежах. Зато фельдмаршал фон Бок считал, сказал его начальник штаба, что в военном и политическом отношении необходимо взять Москву. Опасность, что немецкая армия этого не сможет сделать, должна быть принята во внимание, продолжил он, но будет еще хуже, если она останется лежать в снегу на открытой местности в пятидесяти километрах от манящей цели. Очевидно, такого же мнения придерживался и Гитлер, все еще продолжавший ждать, что СССР капитулирует из-за истощения запасов, необходимых для продолжения войны… Но Геринг, получивший доклад Альфреда Круппа о состоянии промышленности оккупированной Украины, а также несколько докладных записок маршала Мильха об уязвимости люфтваффе за линией фронта, попытался убедить фюрера в необходимости остановки наступления. «Лучше всего закрепиться на том рубеже, которого мы достигли, – сказал рейхсмаршал, – и не пытаться продвигаться вперед. Давайте возведем восточную стену наподобие “линии Зигфрида” с привлечением миллионов работников, которые сейчас имеются в нашем распоряжении. И никакая русская армия не сможет ее преодолеть, поскольку люфтваффе превосходит авиацию противника». Однако он зря старался: Гитлер не принимал Геринга всерьез, когда дело шло о стратегии. Впрочем, в этих вопросах он слушал только самого себя…
Пятнадцатого ноября 1941 года войска группы армий «Центр» начали наступление на Москву, стремясь к окружению русской столицы с севера и с юга. На правом фланге танки Гудериана, обойдя Тулу, устремились к Горлово на востоке, к Михайлову на северо-востоке и к Кашире на севере. На левом фланге 3-я танковая группа перерезала железную дорогу, связывавшую Москву с Калинином, и оттеснила советские войска, выйдя на рубеж Клин – Яхрома на востоке и на рубеж Истра – Красная Поляна на юго-востоке. В конце ноября над Москвой нависла явная угроза окружения. Передовые части 2-й танковой дивизии вермахта были уже в 35 километрах от северо-западных окраин Москвы, а танковая армия Гудериана приблизилась к Кашире, находившейся в 110 километрах юго-восточнее столицы СССР[424]. Южнее Москвы немцы наступали со стороны Орла в направлении Воронежа. Они повсюду имели численное превосходство в живой силе, танках и артиллерийских орудиях, но в итоге оказались сильно уязвимы: шестьдесят семь дивизий фельдмаршала фон Бока растянулись по фронту протяженностью 800 километров, по сравнению с началом вторжения они располагали лишь 40 процентами личного состава и 35 процентами танков. К ним поступала только треть ресурсов, необходимых для ведения боев с противником, который яростно удерживал позиции, постоянно получал подкрепления и контратаковал. И потом, впервые за время русской кампании люфтваффе пришлось иметь дело с советской авиацией, которая действовала неподалеку от своих баз, располагала современной техникой, лучше обеспечивалась боеприпасами и горючим, а главное, была намного лучше приспособлена к суровым погодным условиям…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
