– Кровать мы из твоей комнаты убрали, там не помещались новые шкафы для книг, – сказал отец. – Ты же можешь спать в своём сундуке, правда?
– Можешь сам поспать в моём сундуке, – ответил Гарри.
– Кстати о птичках: как они справились с твоим расстройством сна?
– Магия, – заявил Гарри на полпути к свой спальне: надо было всё же убедиться, что отец просто шутит…
– Это не объяснение! – попытался возразить профессор Веррес-Эванс, но его слова заглушил крик Гарри:
– Ты занял всё место на моих книжных полках?!
* * *
23 декабря Гарри провёл, закупаясь магловскими вещами, которые он не мог трансфигурировать. Отец был занят и сказал, что Гарри придётся либо пройтись пешком, либо воспользоваться автобусом, что, впрочем, полностью того устраивало. В магазине на Гарри бросали удивлённые взгляды, но он невинным голосом сообщил, что его отец делает покупки неподалёку, и поскольку очень занят, то послал его кое-что купить (говоря это, он держал перед собой листок, старательно исписанный взрослым, полуразборчивым почерком), и, в конце концов, деньги есть деньги.
Потом они вместе украшали Рождественскую ёлку, и на её верхушку Гарри установил маленькую танцующую фею (два сикля и пять кнатов в магазине «Волшебные Розыгрыши»).
В Гринготтсе с готовностью обменяли галлеоны на бумажные деньги, но у гоблинов не было простого способа перевести золото в не подлежащую налогообложению и не вызывающую подозрения магловскую валюту на конкретный счёт в швейцарском банке. Это сильно осложнило план, в соответствии с которым Гарри собирался вложить большую часть украденных у себя денег в магловский бизнес, разумно разделив их: 60% в международные инвестиционные фонды и 40% в «Berkshire Hathaway». Так что пока диверсификация капиталов Гарри ограничилась тем, что, воспользовавшись Маховиком времени и Мантией невидимости, он закопал сотню золотых галлеонов на заднем дворе. Тем более он всю жизнь мечтал это сделать.
Часть 24 декабря Гарри провёл с отцом, который читал его учебники и задавал вопросы. Большинство предложенных профессором экспериментов были непрактичны, по крайней мере, на данный момент, а почти все остальные Гарри уже проводил. («Да, папа, я проверил, что произойдёт, если Гермиона произнесёт неправильно написанное заклинание, не зная, что оно неправильное – это и был мой первый эксперимент!»)
Закончили они, когда отец, читая «Магические отвары и зелья», поднял от книги полный отвращения взгляд и задал вопрос: «Выглядит ли всё это более осмысленно, если ты волшебник?»
«Нет», – честно ответил Гарри.
После чего отец объявил, что магия ненаучна.
Гарри до сих пор не мог переварить мысль, что можно ткнуть пальцем в кусок реальности и обозвать его ненаучным. Папа, похоже, полагал, что если его интуиция и вселенная противоречат друг другу, то это проблемы вселенной.
(Хотя, опять-таки, в своё время многие физики считали квантовую механику чудной, вместо того чтоб считать её нормальной, а чудаками – самих себя.)
А матери Гарри показал набор первой помощи, который он купил для них, пусть большинство зелий и не могло подействовать на его отца. Мама уставилась на аптечку с таким выражением, что Гарри не удержался и спросил, покупала ли её сестра что-нибудь подобное для дедушки Эдвина и бабушки Элейн, но когда молчание затянулось, он поспешно продолжил, что той, наверное, просто не пришла в голову эта идея. И лишь потом сбежал из комнаты.
Печально, но Лили Эванс, скорее всего, просто об этом не подумала. Гарри знал, что большинство людей склонно избегать мыслей на болезненные темы точно так же, как они избегают намеренно касаться раскалённой плиты. У него появилось подозрение, что большинство маглорождённых довольно быстро перестаёт думать о своих родителях, которые в любом случае умрут до того, как те отметят свой первый столетний юбилей.
Но Гарри, конечно же, был твёрдо намерен этого не допустить.
Ближе к вечеру 24 декабря они отправились на Рождественский ужин.
* * *
Дом был велик, не по меркам Хогвартса, конечно, но гораздо больше того, в котором вы могли бы жить, будь ваш отец выдающимся учёным, проживающим в Оксфорде. Два кирпичных этажа, подкрашенные лучами заходящего солнца. Над окнами первого этажа высились окна второго, и одно из них, огромное, видимо, принадлежало не менее огромной гостиной…
Гарри сделал глубокий вдох и позвонил в дверь.
Изнутри донеслось:
– Милый, можешь открыть?
Послышались медленно приближающиеся шаги.
А затем дверь распахнулась, явив добродушного человека с пухлыми румяными щеками и залысинами на голове, одетого в голубую рубашку, которая была ему немного тесновата.
– Доктор Грейнджер? – энергично спросил отец, прежде чем Гарри успел открыть рот. – Я Майкл, а это Петуния и наш сын Гарри. Еда в волшебном сундуке, – папа неопределённо махнул рукой за спину, правда, не совсем в верном направлении.
– Да, заходите, пожалуйста, – сказал Лео Грейнджер. Он шагнул вперёд, взял из протянутых рук профессора бутылку вина, сказав «спасибо», а затем отступил и махнул рукой в сторону гостиной: – Располагайтесь. Да, и, – он повернул голову к Гарри, – все игрушки на нижнем этаже. Думаю, Герми тоже скоро спустится. Вон там, первая дверь направо.
И Лео указал в сторону коридора.
Гарри пару секунд мерил его взглядом, прекрасно осознавая, что загораживает родителям проход, а затем, широко раскрыв глаза, отозвался высоким радостным голосом:
– Игрушки? Обожаю игрушки!
Мать за спиной шумно вздохнула. Гарри прошёл в дом, сдерживаясь, чтобы топать не слишком громко.
Гостиная действительно оказалась огромной. С широкого сводчатого потолка свисала гигантская люстра, а праздничная ель была так велика, что с ней, должно быть, до смерти намучились, прежде чем сумели пронести в дверь. Нижние ветви были тщательно и вдумчиво украшены аккуратными лентами красных, зелёных и золотых тонов в бронзовых и голубых блёстках. А там, куда уже мог дотянуться только взрослый, были небрежно и наугад развешаны гирлянды и мишура. Коридор простирался вплоть до кухонных шкафов, а деревянная лестница с полированными металлическими перилами вела на второй этаж.
– Обалдеть! – воскликнул Гарри. – Какой огромный дом! Надеюсь, я здесь не заблужусь!
* * *
Доктор Роберта Грейнджер с каждой минутой нервничала всё больше. Приближалось время ужина. Их собственный вклад в общее празднество, индейка и жаркое, постепенно поджаривался в духовке; остальные блюда договорились привезти гости: семья Верресов с приёмным сыном по имени Гарри, который в волшебном мире был известен как Мальчик-Который-Выжил. И который был также единственным мальчиком, которого Гермиона когда-либо назвала «милым» и на которого вообще обратила внимание.
Верресы же говорили, что Гермиона – единственный сверстник Гарри, чьё существование их сын хоть как-то признал.
И, возможно, это и было несколько преждевременно, но обе пары втайне подозревали, что свадебные колокола уже не за горами.
Поэтому Рождество они проведут как обычно, с семьёй её мужа, но канун Рождества было решено отметить с родителями потенциального мужа их дочери.
Роберта как раз поливала индейку жиром, когда раздался звонок в дверь. Она крикнула:
– Милый, можешь открыть?
Раздался короткий стон кресла и его обитателя, затем тяжёлые шаги мужа и звук открывающейся двери.
– Доктор Грейнджер? – послышался энергичный мужской голос. – Я Майкл, а это Петуния и наш сын Гарри. Еда в волшебном сундуке.
– Да, заходите, пожалуйста, – ответил её муж, затем пробормотал «спасибо», что указывало на принятие некоего подарка, и «располагайтесь». Затем Лео с некоторым определённо искусственным энтузиазмом сказал: – Да, и все игрушки на нижнем этаже, думаю, Герми тоже скоро спустится, вон там, первая дверь направо.
Повисла короткая пауза.
– Игрушки? Обожаю игрушки! – ответил радостный голос юного мальчика.
Послышался звук шагов, а потом тот же радостный голос:
– Обалдеть! Какой огромный дом! Надеюсь, я здесь не заблужусь!
Роберта, улыбаясь, закрыла духовку. Её немного беспокоило то, как Гермиона в своих письмах описывала Мальчика-Который-Выжил. Хотя та, конечно, не писала ничего, что могло бы указать на то, что Гарри Поттер опасен. Ничего похожего на те тёмные намёки в книгах, которые Роберта купила будто бы для Гермионы во время прогулки по Косому переулку. Её дочь сообщила совсем немного: только что Гарри разговаривает так, как будто он сошёл с книжных страниц, и что Гермионе приходится учиться усерднее, чем когда-либо раньше, только чтобы он не смог её превзойти. И в итоге получалось, что Гарри Поттер – обычный одиннадцатилетний мальчик.
Она как раз подошла к входной двери, когда её дочь, безумно грохоча, слетела по лестнице с явно небезопасной скоростью. Гермиона утверждала, что ведьмы легче переносят падения, но Роберта не слишком этому верила…
