Гермиона тем временем спокойно встала из-за стола, обошла его вокруг и выбрала именно этот момент, чтобы ухватить Гарри за плечо и стащить со стула. Гарри не сопротивлялся, но и умолкать не желал. Ещё больше повысив голос, он продолжил:
– И вполне возможно, через тысячу лет люди будут помнить слово «стоматология», только потому что стоматологами были родители Гермионы Грейнджер!
* * *
Роберта смотрела вслед дочери, которая только что, с терпеливым выражением на юном лице, утащила из комнаты Мальчика-Который-Выжил.
– Я ужасно сожалею, – сказал профессор Веррес с беззаботной улыбкой. – Но, пожалуйста, не волнуйтесь, Гарри всегда выражается подобным образом. Кстати, они уже прямо вылитая супружеская пара.
И эти слова были пугающе похожи на правду.
* * *
Гарри ожидал весьма суровых упрёков.
Но, после того как Гермиона дотащила его до нижнего этажа и закрыла дверь, она повернулась…
…и улыбнулась. Очень искренне, насколько мог судить Гарри.
– Не надо, Гарри, пожалуйста, – мягко сказала она. – Это было очень мило с твоей стороны. Но всё в порядке.
Гарри уставился на неё, пытаясь понять....
– Как ты это выносишь? – спросил он. Гарри пытался говорить тихо, чтобы не услышали родители, но от напряжения его голос стал тоньше. – Как ты это выносишь?!
Гермиона пожала плечами:
– Потому что именно такими и должны быть родители?
– Нет, – сказал Гарри, теперь уже тихо, но все ещё убеждённо, – это не так, мой отец никогда не умалял моих достижений… ну, иногда бывало, но никогда настолько…
Гермиона подняла палец, и Гарри замолчал, ожидая, пока она найдёт слова. Наконец, она произнесла:
– Гарри… Профессор МакГонагалл и профессор Флитвик любят меня, потому что я самая талантливая волшебница нашего поколения и лучшая ученица Хогвартса. Мама и папа этого не знают, и ты никогда не сможешь им это объяснить, но они всё равно меня любят. И это означает, что всё правильно, всё так, как должно быть, и в Хогвартсе, и дома. И поскольку это мои родители, мистер Поттер, у вас нет права голоса… – Она опять улыбнулась той же загадочной улыбкой, что и за обедом, и очень нежно посмотрела на Гарри. – Ясно, мистер Поттер?
Гарри сдержанно кивнул.
– Хорошо, – сказала Гермиона, наклонилась и поцеловала его в щёку.
* * *
За столом только-только возобновился разговор, как с нижнего этажа донёсся высокий, на грани визга, вскрик:
– Эй! Никаких поцелуев!
Отцы разразились хохотом, в то время как матери с одинаковым выражением ужаса на лицах устремились к лестнице на нижний этаж.
Когда детей наконец вернули за стол, Гермиона ледяным тоном заявила, что больше никогда его не поцелует, а Гарри с возмущением ответил, что солнце прогорит и превратится в горсть холодного пепла, прежде чем он подпустит её для второй попытки.
Что означало, что всё правильно, всё так, как и должно быть. Все снова расселись за столом, и Рождественский ужин продолжился.
Глава 37. Интерлюдия: Пересекая границы
Приближалась полночь.
Засидеться допоздна Гарри было несложно. Он просто не использовал Маховик времени. Гарри, по традиции, постарался так сдвинуть свой цикл сна, чтоб уж точно бодрствовать в то мгновение, когда канун Рождества сменится Рождеством. Потому что, хотя он никогда не был достаточно юн, чтобы по-настоящему верить в Санта-Клауса, когда-то он был достаточно юн, чтобы усомниться.
Было бы очень приятно, если бы в самом деле существовала мистическая личность, которая прокрадывается ночью в твой дом и приносит рождественские подарки…
У Гарри по спине пробежал холодок.
Предвестник чего-то страшного.
Стелющийся ужас.
Чувство тревоги.
Гарри мигом принял в кровати сидячее положение, выглянул в окно и тихо вскрикнул:
– Профессор Квиррелл?!
Профессор Квиррелл сделал лёгкий, словно что-то поднимающий, жест, и створки окна в комнате Гарри будто сложились в раму. Холодный порыв ветра ворвался в комнату, принеся с собой редкий снег, который падал из серых ночных облаков, плывших среди звёзд и непроглядной тьмы.
– Не бойтесь, мистер Поттер, – сказал профессор Защиты, даже не пытаясь говорить тихо. – Я наложил усыпляющие чары на ваших родителей. Они не проснутся, пока я здесь.
– Предполагается, что никто не знает, где я живу! – всё ещё приглушённым голосом воскликнул Гарри. – Даже совы доставляют мне почту в Хогвартс, а не сюда!
И Гарри на это охотно согласился – было бы глупо проиграть войну только из-за того, что какой-нибудь Пожиратель Смерти отправил ему магический аналог гранаты с вынутой чекой.
Профессор Квиррелл, стоявший во дворике за окном, ухмыльнулся:
– О, я бы на вашем месте не беспокоился, мистер Поттер. Вы действительно хорошо защищены от Поисковых чар, и вряд ли хоть один приверженец чистоты крови додумается заглянуть в телефонный справочник, – его ухмылка стала шире, – и мне пришлось приложить значительные усилия, чтобы пересечь защитные чары, выставленные директором вокруг этого дома. Хотя, конечно, любой, кто знает ваш адрес, мог бы просто дождаться, когда вы выйдете на улицу, и тогда уже напасть.
Гарри на какое-то время потерял дар речи.
– Что вы здесь делаете? – наконец спросил он.
Ухмылка сошла с лица профессора.
– Я пришёл извиниться, мистер Поттер, – тихо сказал он. – Я не должен был так резко с вами…
– Не надо, – остановил его Гарри, опустив взгляд. Его руки крепко сжали одеяло, накинутое поверх пижамы. – Просто не надо.
– Неужели я так сильно вас обидел? – всё ещё тихо спросил Квиррелл.
– Нет, – ответил Гарри, – но обидите, если извинитесь.
– Ясно, – сказал профессор и продолжил куда более суровым тоном: – Раз вы хотите, чтобы я общался с вами, как с равным, мистер Поттер, то вынужден сообщить, что вы серьёзно нарушили этикет, принятый между дружественными слизеринцами. Если вы не ведёте против кого-либо игру, то вы не должны путать ему карты, как это сделали вы. Ибо вы не знаете ни его истинных целей, ни того, что стоит на кону. По крайней мере вам следует предварительно поставить его в известность. Иначе вы рискуете оказаться в числе его врагов, мистер Поттер.
– Мне очень жаль, – ответил Гарри так же тихо, как и профессор Квиррелл ранее.
– Извинения приняты, – сказал профессор Квиррелл.
– Но, – всё ещё тихо сказал Гарри, – нам с вами действительно надо будет как-нибудь выбрать время, чтобы поговорить о политике.
Профессор Квиррелл вздохнул.
– Я знаю, что вы не любите снисхождение, мистер Поттер…
Это было некоторым преуменьшением.
– Но было бы ещё более снисходительным, – сказал профессор Квиррелл, – не обозначить это ясно: вам не хватает жизненного опыта, мистер Поттер.
– Значит, с вами соглашаются все, у кого достаточно жизненного опыта? – спокойно спросил Гарри.
– Что толку от жизненного опыта тех, кто играет в квиддич? – профессор Квиррелл пожал плечами. – Думаю, со временем, после того как ваше доверие будет предано всеми и вы станете циником, ваш образ мышления поменяется.
Профессор Защиты произнёс это так буднично, словно это было самым банальным утверждением в мире. Его фигура вырисовывалась на фоне тёмного неба в пятнах облаков и звёзд, и одна-две снежинки проскользнули мимо него в морозном зимнем воздухе.
– Кстати, – сказал Гарри, – с Рождеством.
– Ну что ж, – произнёс профессор Квиррелл, – я приготовил для вас кое-что в качестве извинения, но раз уж вы не хотите моих извинений, пусть это будет рождественский подарок. Первый раз что-то дарю на Рождество, честно говоря.
Гарри ещё не начинал изучать латынь, чтобы приступить к чтению дневника Роджера Бэкона. Он не смел даже спрашивать.
– Оденьтесь потеплее, – сказал профессор Квиррелл, – или примите согревающее зелье, если оно у вас есть, и выходите наружу, под звёзды. В этот раз я постараюсь продержаться дольше.
Гарри потребовалась секунда, чтобы осмыслить сказанное, а затем он уже нёсся к шкафу.
Профессор Квиррелл удерживал заклятие звёздного света больше часа, хоть и с явным напряжением на лице. Спустя какое-то время ему даже пришлось сесть. Гарри было запротестовал, но профессор только шикнул в ответ.
Они пересекли границу, разделяющую Рождество и его канун, в той безвременной пустоте, где вращение Земли не имеет смысла и царит тихая, дивная ночь без начала и без конца.
Как и было обещано, родители крепко спали, пока Гарри не вернулся благополучно в свою комнату и профессор Защиты не покинул его.
Глава 38. Смертный грех
9:45 утра 5 января 1992 года.
Яркое солнце, чистый воздух, счастливые ученики и их родители, ухоженная мостовая платформы Девять и три четверти. Зимнее солнце, низко висящее над горизонтом. На некоторых учениках помладше – шарфы и перчатки, но большинство просто в мантиях. В конце концов, они же волшебники.
