Рейтинговые книги
Читем онлайн Северные амуры - Хамматов Яныбай Хамматович

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать

— Прощай, Буранбай!

— Агай, мы тебя не забудем!

— Тебя оклеветали, агай! — раздавались разрозненные восклицания.

Растроганный Буранбай оттолкнул унтера, встал в санях и, держась за козлы и за кожаный верх кибитки, громко запел:

Погубили грязные доносы, Пропала моя головушка в чужом краю. Увезут Буранбая в Сибирь, Но смирится ли башкирская земля? Не затупятся ли башкирские сабли? Не обмельчают ли башкирские джигиты?

Унтер рывком потянул ссыльного к себе, повалил на солому, зажал ему рот рукой в меховой рукавице.

— Я тебе покажу, как призывать народ к бунту!.. — зашипел он. — Сейчас закую в кандалы, а в глотку — кляп!

Буранбай вырвался, закричал изо всех сил:

В лесу ли, в степях ли, в горах ли Буранбая поминайте. На сабантуях, в хороводах Песни Буранбая распевайте!

С обеих сторон деревенской улицы в кибитку летели, словно камни из пращи, возмущенные возгласы жителей:

— Чтоб руки у тебя, палача, отсохли!

— Придет день, расправимся мы с вами, убийцами!

Унтер рявкнул, пнув сапогом кучера в спину:

— Погоняй!

Кнут со свистом вспорол морозный воздух, лошади рванули, колокольчики жалобно захлебнулись, будто всхлипнули, и снежная пелена, похожая на беспредельно широкий могильный саван, окутала Буранбая, прижатого ко дну саней коленками унтера и солдата.

27

Поход 1839–1840 годов на Хиву закончился сокрушительной неудачей: не пули и стрелы хивинцев и немирных киргизов, а желудочные заболевания косили ряды русских солдат и башкирских казаков, лошадям не хватало сена, овса, а из-за глубоких снегов на подножном корму продержаться такой многотысячной конной армии было невозможно. Зима стояла морозная, до сорока градусов, а в степях бушевали леденящие ураганы.

С остатками экспедиционной армии Перовский дозимовал в становищах мирных казахов, а когда овраги отшумели весенними полноводными речушками и ручьями, а степь подсохла, вернулся без славы, без трофеев в Оренбург.

На душе у Василия Алексеевича было мрачно. Да, надо было готовиться к дальнему походу заблаговременно и основательно — создать в степи цепочкой склады продовольствия, фуража и боеприпасов, надежно их охранять. Надо было иметь обозы на санях. Надо было одеть армию в полушубки, обуть в валенки. Надо… Надо было… В свирепой тоске Перовский валялся на диване в кабинете, обрастал седой щетиной, — увы, и его настигла седина, если не от старости, то от переживаний. Он никого не принимал, взвалив на генерала Циолковского все тяготы управления Оренбургским краем.

Пришлось оправдываться и перед императором за провал горделивого замысла присоединить к и без того-то безбрежной Российской державе дальнее Хивинское ханство. Нет, о погибших в походе солдатах и башкирских казаках Василий Алексеевич не пролил ни слезинки — дескать, войны без потерь не бывает… А вот оправдываться перед государем Николаем Павловичем и неприятно, и унизительно.

К августу генерал-губернатор постепенно успокоился. Объяснительная записка о военной неудаче с помощью чиновников губернской канцелярии и Циолковского была составлена, фельдъегерь, нещадно поколачивая ямщиков, повез пакет в Петербург. Высочайшего выговора, а тем более увольнения с должности не последовало, и Василий Алексеевич повеселел, а тут доложили, что завершено строительство Караван-сарая и мечети при нем. Перовский решил устроить торжественное открытие Караван-сарая и мечети в день восшествия на престол императора Николая; после официальной части за городом, в степи провести традиционный башкирский сабантуй. Во все кантоны помчались гонцы приглашать на всенародное и всебашкирское — именно этого добивался Василий Алексеевич — торжество. Из Уфы был специальным посланием генерал-губернатора почтительно приглашен святейший муфтий.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Празднества были назначены на 23 августа 1840 года, но уже за два-три дня дороги вокруг Оренбурга задымили рыжими клубами пыли: верхами, в тарантасах, на арбах и крытых повозках ехали начальники кантонов, старосты, муллы, купцы со своими чадами, работниками, кухарками; за экипажами, разбивая копытцами в прах дорогу, шли с безучастным видом козы и овцы, обреченные на заклание; молодые, откормленные на махан кобылицы и скаковые лошади бежали стороною в сопровождении опытных конюхов.

За городом, за огородами и бахчами, на ровной долине, где обычно проходили летние и зимние ярмарки, выросли кибитки, палатки, шалаши, запылали костры, в котлах забулькала салма, на вертелах поджаривали мясо, истекающее янтарными капельками жира. Конюхи чистили, наводили лоск на скакунов, вокруг застыли в восторженном обожании подростки, любуясь конскими статями. Кураисты и домбристы, готовясь к состязаниям музыкантов, повторяли старые и разучивали новые мотивы, сэсэны бормотали в усы слова слагаемых гимнов, былин, любовных песен.

Не утерпел и приехал старик Ильмурза, он давно удалился от мирских дел, сложив с себя полномочия старшины юрта, но по-прежнему пользовался и в ауле, и в кантоне уважением, да и в кубышке сохранил кое-какую деньгу. Прибыл он на тарантасе, а на арбе работник, кухарка, служка привезли казаны, посуду, жалобно блеющих, со связанными ножками ягнят. Ильмурза велел кучеру и работнику раскинуть шатер, а сам пошел, опираясь на посох, в город, в сад Караван-сарая, проведать деревца, которые весною привез из ближнего к аулу леса и лично посадил в саду за мечетью.

Настал день светлого праздника — двадцать третье августа. Стоял мусульманский пост — ураза, и посему все правоверные свершили утреннюю трапезу еще затемно. Солнце, пока еще не жаркое, в багровой дымке всходило круто над степью, над городом, над шумным табором. Все дороги, тропки к Караван-сараю были заполнены быстро шагавшими мужчинами. Женщины с детьми плелись медленнее, зная, что их все едино в первые ряды не допустят. Седобородые аксакалы шли неторопливо, но самоуверенно — знали, что без них богослужение не начнется.

Вскоре площадь перед Караван-сараем и мечетью была залита нестройно, но радостно переговаривающимися башкирами и татарами. Верующие умиленно созерцали величественное здание, любовались взлетевшим в небо стройным минаретом мечети.

— Благолепие! Дворец, истинно ханский дворец!

— И минарет высокий, не чета нашему деревенскому, здесь глазом до полумесяца не достанешь!

— Не зря мы и лошади надрывались, за двести верст везли и камни, и бревна для такого дивного дома, для Божьего храма!

— Для святого дела можно и потрудиться, Аллах отблагодарит сполна!

В михраб — нишу в стене мечети — поднялся муэдзин, протяжно, звучно призвал правоверных к молитве, к поклонению Аллаху, и тысяч десять, если не больше, собравшихся здесь мусульман, обратив лица в сторону священного града Мекки, забормотали суру утреннего намаза.

Преподобный муфтий уфимский в сослужении трехсот мулл свершил освящение Караван-сарая и мечети.

Когда он показался на ступеньках мечети, то правоверные пали на колени. Святой отец благословил сынов ислама, поздравил их с открытием Караван-сарая, с освящением храма, произнес громогласно молитву в честь и во здравие царя Николая и генерал-губернатора Перовского, неусыпно пекущихся о благе башкирского народа.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Молящиеся поклонились в пояс в знак согласия с верноподданническими чувствами блаженнейшего муфтия.

Когда богослужение и проповедь муфтия закончились, через толпу, грубо отшвыривая плечом людей, пробрался Иван Иванович Филатов, пошептался с муфтием, затем вскочил в седло коня, подведенного ему казаком, и закричал:

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Северные амуры - Хамматов Яныбай Хамматович бесплатно.
Похожие на Северные амуры - Хамматов Яныбай Хамматович книги

Оставить комментарий