Пьер Эрбель призадумался.
— Слушай меня! — приказал он. — Пусть каждый из вас свернет штаны и рубашку и прицепит узел подтяжками к плечам, как пехотинец прицепляет свой ранец. А вот куртки придется оставить, принимая во внимание их цвет и метку.
Желтые куртки пленников были помечены буквами «Т» и «О».
Все повиновались без единого звука.
— А теперь, — продолжал он, — вот шесть щепочек разной длины. Кто вытянет самую длинную, полезет в воду первым; кому достанется самая короткая, выйдет отсюда в последнюю очередь.
Стали тянуть жребий. Первым выпало лезть Пьеру Эрбелю, последним — Парижанину.
— Мы готовы, — сказали матросы.
— Давайте сначала поклянемся.
— В чем?
— Возможно, часовой откроет огонь.
— Вполне вероятно, что так и будет, — согласился Парижанин.
— Если никого не заденет, тем лучше; но если кого-нибудь из нас ранят…
— Тем хуже для него! — перебил Парижанин. — Мой отец-повар любил повторять: «Нельзя приготовить яичницу, не разбив яиц».
— Этого недостаточно. Давайте поклянемся, что, если кого-нибудь ранят, он не издаст ни звука, сейчас же отделится от остальных, поплывет влево или вправо, а когда его возьмут, даст ложные показания.
— Слово француза! — в один голос подхватили пятеро пленников, торжественно протянув руки.
— Ну, теперь храни нас Господь!
Пьер Эрбель поднатужился, потянул на себя подпиленную доску, и в борту образовалось отверстие, через которое мог пролезть человек. Потом он, сделав в нижнем краю отверстия два вертикальных пропила на расстоянии трех линий друг от друга и выломив кусочек дерева между ними, вставил в это подобие паза свитую из галстуков и рубашки веревку, по которой пленникам надлежало спуститься к воде; затем завязал на конце узел, закрепив таким образом веревку, проверил, выдержит ли она человека; привязал шнурком к шее флягу с ромом, к левому запястью — нож; закончив эти приготовления, он взялся за веревку, спустился вниз и исчез под водой, чтобы вынырнуть там, куда не доходил свет от фонаря, установленного на палубе, где расхаживал часовой.
Сын океана, Пьер Эрбель, выросший среди волн, словно морская птица, был прекрасным пловцом. Он легко проплыл под водой пятнадцать-двадцать морских саженей, освещавшихся фонарем, и вынырнул в том месте, куда не доходил свет. Тут он остановился и стал ждать товарищей.
Через мгновение в нескольких футах от него на поверхности показалась голова другого пленника, потом третьего, за ним — четвертого.
Вдруг по воде скользнул луч, раздался выстрел: часовой открыл огонь.
Никто не вскрикнул, но и из воды никто не вынырнул, зато почти немедленно вслед за тем раздался звук упавшего в воду тела, а через три секунды на поверхности появилась хитрая и насмешливая физиономия Парижанина.
— Вперед! — сказал он. — Время терять нельзя: пятый номер готов.
— Следуйте за мной, — приказал Пьер Эрбель, — и старайтесь держаться вместе!
Пятеро беглецов под предводительством Пьера Эрбеля поплыли в открытое море.
Позади них, на борту понтона, поднялся большой шум. Выстрел часового стал сигналом тревоги. Раздалось несколько выстрелов наугад, над головами пленников просвистели пули, но никого не задело.
На воду поспешно, как всегда при этом маневре, была спущена лодка, в нее прыгнули четверо гребцов, за ними спустились еще четверо солдат и сержант с заряженными ружьями и примкнутыми штыками; началась погоня за беглецами.
— Плывем в разные стороны, — предложил Эрбель, — и, может быть, кому-нибудь повезет.
— Да, это наша последняя надежда! — согласился Парижанин.
Лодка прыгала на волнах. Один моряк сидел на носу и держал в руке факел, горевший так ярко, что в его свете можно было отличить окуня от дорады. Расстояние между лодкой и беглецами сокращалось.
Вдруг слева от лодки раздался крик, похожий скорее на стон какого-то морского духа.
Гребцы замерли, лодка остановилась.
— На помощь! Помогите! Тону! — послышался чей-то жалобный голос.
Лодка легла на левый борт и, изменив курс, направилась в ту сторону, откуда доносились стоны.
— Мы спасены! — сказал Эрбель. — Славный Матьё, видя, что он ранен, отплыл в сторону и отвлекает их на себя.
— Да здравствует номер пятый! — возликовал Парижанин. — Когда выберусь на сушу, обещаю как следует выпить за его здоровье.
— Ни слова больше! Вперед! — приказал Эрбель. — Будем беречь дыхание, оно нам еще понадобится.
Они поплыли дальше во главе с Эрбелем.
Через десять минут четверть мили уже была позади.
— Не кажется ли вам, — нарушил молчание Эрбель, — что плыть стало труднее? Я начинаю уставать или нас относит течением вправо?
— Берите левей! Левей! — прокричал Парижанин. — Мы попали в тину.
— Кто мне поможет? — спросил один из пловцов. — Я увяз.
— Давай руку, приятель, — предложил Эрбель. — Пусть те, кто еще может плыть, вытягивают нас двоих.
Эрбель почувствовал, как кто-то схватил его за запястье и рванул влево, а уж он потянул за собой и увязшего в тине пленника.
— Ну вот, теперь легче, — сказал тот, почувствовав себя в относительно чистой воде. — Утонуть в море — достойная смерть для моряка, но увязнуть в тине — такого конца достоин чистильщик нечистот.
Беглецы обогнули небольшой мыс и увидели огни.
— Фортонская тюрьма! — воскликнул Эрбель. — Давайте поплывем в эту сторону: островки тины останутся на западе; предстоит одолеть около двух льё, но ведь нам доводилось проплывать и больше, когда от этого не зависела наша жизнь.
В эту минуту с понтона «Король Яков» взвилась ракета, затем раздался пушечный выстрел.
Это был сигнал, означавший побег.
Через пять минут такой же сигнал был подан из Фортонской крепости, после чего в море вышли две или три лодки с факелами на носу.
— Правей! Берите правее, иначе они отрежут нам путь! — крикнул Пьер Эрбель.
— А как же тина? — возразил кто-то.
— Мы ее уже миновали, — ответил Эрбель.
Все пятеро плыли некоторое время в полном молчании, забирая вправо. В тишине стало слышно, как один из пловцов задыхается.
— Эй! — крикнул Парижанин. — Это что за тюлень? Пусть объявится.
— Я совсем выбился из сил, — признался третий номер. — Дышать нечем!
— Ложись на спину! — приказал Эрбель. — Я тебя буду толкать.
Беглец перевернулся на спину и, передохнув немного, снова принял прежнее положение.
— Уже пришел в себя? — спросил Парижанин.
— Нет, просто вода ледяная, я закоченел.
