– на продолжительность командировки в здешние райские края…
Нетрудно себе представить, что все эти наложившиеся друг на друга задержки не могли не влиять и на настроение космонавта, которому – в отличие от всех прочих участников пуска – предстояло в этом выдающем один сюрприз за другим корабле лететь. Вероятно, какой-то осадок в душе Быковского накапливался. Еще бы: человек собрался, внутренне настроился на большое, рискованное дело, а обстоятельства все держат и держат его в напряженном предстартовом состоянии! И нет им конца, этим зловредным обстоятельствам, – от астрофизических (знаменитые солнечные пятна) до дисциплинарных (не менее знаменитая отвертка)…
День накануне пуска – тринадцатое июня – я провел в Тюра-Таме (на десятой площадке) с «мальчиками». Покупался в желтой Сырдарье, о температуре воды в которой один из купающихся сказал, что, конечно, для супа это было бы холодновато, но для реки – горячо! Позагорал на ее песчаном берегу, немного отдышался от нашей пыльной и жаркой второй площадки.
С Валерием долго разговаривал на всякие житейские, в основном к предстоящему полету отношения не имеющие темы и ненароком задал бестактный вопрос о том, как идут его занятия в академии. Дело в том, что все космонавты Центра – и уже слетавшие в космос, и только закончившие курс подготовки ЦНК и получившие приказом звание «космонавт» – все они стали к тому времени слушателями Военно-воздушной инженерной академии имени Жуковского.
Значение этого обстоятельства выходило далеко за пределы личных биографий нескольких симпатичных и популярных молодых офицеров.
В авиации процесс повышения требований к уровню технической, да и общей (поскольку одна с другой тесно связана) культуры летчика развивался постепенно. Когда-то, в начале века, на заре становления летной профессии, пилот был скорее спортсменом, нежели человеком технической специальности. И, наверное, не случайно среди первых летчиков разных стран было немало известных спортсменов, которые – одни с большим, другие с меньшим успехом – дружно устремились в воздух. Достаточно вспомнить хотя бы велогонщика Уточкина или борца Заикина. Смелость, физическая ловкость, умение в нужный момент «выложиться» – все это у спортсменов было… Но очень скоро этого оказалось недостаточно. Потребовался вкус к технике, умение разбираться в ней, наконец, интуиция, более глубокая, чем чисто спортивная. Потребовался интеллект! И на сцену выходят такие летчики, как Ефимов, Нестеров, Арцеулов и им подобные… Проходят еще годы и десятилетия, неузнаваемо усложняется авиационная техника, самолет начинает уметь многое такое, о чем всего несколькими годами раньше даже мечтать фантазии не хватало (взять для примера хотя бы заход на посадку по приборам в облаках или темной ночью, без видимости горизонта и земли), и вот уже требуется летчикам – сначала на испытательных аэродромах, а затем и в строевых частях – высшее авиационно-техническое образование. Самолетный штурвал берет в свои руки инженер.
Интересная с точки зрения общественной психологии подробность: сама потребность летчика в инженерной квалификации и инженерной культуре возникала с некоторым (и порой немалым) опережением по сравнению с осознанием этой потребности. То, чего, казалось бы, с полной определенностью требовала сама жизнь, сплошь и рядом вынуждено было с кулаками пробиваться сквозь глубоко эшелонированную полосу сознательно и бессознательно воздвигнутых препятствий. Впрочем, вряд ли и этот феномен относится только к проблеме оптимизации профессионального облика летчика.
Так или иначе, сегодня вопрос решен – персона летчика-инженера утвердилась на ведущих ролях в авиации вполне прочно.
Космонавтика прошла этот путь – как бы по уже проторенной дороге – гораздо быстрей. Быстрей – и безболезненней, без сколько-нибудь острых дебатов. Сегодня, когда в космосе на летающих лабораториях проводятся сложнейшие и тончайшие эксперименты в самых разных областях знания, когда космические корабли меняют орбиты, сходятся, стыкуются, маневрируют, места для сомнений в том, какого уровня нужна космонавту квалификация, больше не осталось.
Но и двадцать с лишним лет назад, когда вопрос на первый взгляд не представлялся таким очевидным, уже тогда наиболее дальновидные руководители нашей космической программы (тут нельзя особо не вспомнить добрым словом настойчивость первого начальника ЦПК Е. Карпова) четко сориентировали космонавтов: «Учитесь!»
И космонавты пошли, как говорится, без отрыва от основной работы, в академию. Нелегко давалось им это «без отрыва»! Не помню уж сейчас, по какому делу заехал я как-то вечером домой к Николаеву. Чувствовал себя немного неловко: время довольно позднее, отдыхает, наверное, человек, а я к нему врываюсь. Но то, что я увидел, к отдыху никакого отношения не имело. Хозяин дома сидел за чертежной доской и замороченно строил какие-то эпюры. До обещанной известной пословицей сладости плодов знания дело еще явно не дошло, но в том, что корень учения горек, Андриян убеждался в полной мере. Не легче, наверное, было и Гагарину, и Титову, и Поповичу, и Быковскому, и всем их коллегам. Тем больше, конечно, им чести, что они это дело одолели: окончили академию с отличием. А Титов – так даже две академии: Военно-воздушную инженерную имени Жуковского и Генерального штаба, обе – с золотыми медалями.
Но в тот день на космодроме, когда я задал свой – повторяю, бестактный – вопрос о ходе его академических дел, Валерий, махнув рукой, сказал, что дела эти идут далеко не блестяще. Никак не удается дожать первый курс. Приходится очень много пропускать: тем, кто уже слетал в космос, из-за «представительства», а тем, кто готовится к ближайшим полетам, естественно, из-за самой этой, занимающей бездну времени и сил подготовки. Лучше всего, добавил не без зависти Быковский, ребятам, которые в подготовку к конкретному полету еще не вписались, в этом смысле у них все впереди. Вот и учатся пока спокойно в академии. Многие уже на втором курсе.
Услышав это, я не смог не подумать о том, как охотно любой из «спокойно учащихся на втором курсе» будущих космонавтов поменялся бы местом с первокурсником Быковским. Но он говорил совершенно искренне. Наверное, это заложено в психологии нормального, активного, деятельного человека: видеть прежде всего не то, что удалось, а то, что по тем или иным причинам не получается.
Наш сильно академический разговор прервал подошедший дублер Валерия – Борис Волынов. Он пошутил, рассказал что-то забавное… Кажется, они дружат. Дружба, невзирая на близкие отблески космической славы. Это, в общем-то, достаточно частное обстоятельство (ну подумаешь, важное дело: дружат между собой два товарища по работе или не дружат!) как-то отметилось в моем сознании, наверное, по контрасту с услышанной незадолго до того историей о том, как один известный, более того – знаменитый человек не захотел сказать доброе слово о вышедшей хорошей книге только потому, что его не менее
