Мне не приходится делать ни того ни другого. Распухшая от времени дверь с двумя потемневшими медными «двойками» распахнута настежь.
* * *
Слежку Алина заметила почти сразу. На пустынных улицах города трудно было бы остаться незамеченными, но преследователи, по-видимому, и не особенно к этому стремились. Два больших черных джипа ровно и мощно шли за ее машиной, сохраняя расстояние в пару сотен метров и идеально держа дистанцию между Алиной и друг другом.
Алина пару раз резко вильнула в сторону, сворачивая на боковые улицы, — автомобили все так же шли за ней ровным уверенным ходом. Свет мощных фар бил в зеркало заднего вида, как лазерный луч целеуказателя. Она прибавила скорость, доведя ее до предельно допустимой при такой погоде, так что «BMW» стал беспокойно и заметно рыскать, как будто встревоженный причинами такой гонки, но расстояние между ней и преследователями осталось прежним, не увеличившись и не сократившись ни на метр. Со стороны они могли показаться машинами сопровождения, аккуратно ведущими своего подопечного. Почувствовав нарастающую панику, Алина резко затормозила: автомобиль метнулся из стороны в сторону, заскользил, оставляя за собой широкую черную полосу на белой от снега дороге, и наконец остановился у обочины. Один из джипов, пронзительно просигналив, пронесся мимо, а другой остановился сзади, сохранив все ту же дистанцию.
Кардинал. Некрасиво, но ожидаемо. Сквозь тонкую кожу куртки Алина нащупала в кармане пистолет, с трудом подавив внезапное желание выйти из машины, выхватить оружие и пойти навстречу своим преследователям. А если достать из вьюка огнемет и направить на черный джип? Перед мысленным взором на мгновение возник яркий и отчетливый образ: она лежит на асфальте, изрешеченная автоматными пулями, и мелкий снег ложится на ее лицо, запорашивая широко открытые глаза. Конечно, до этого вряд ли дойдет, но все же…
Надо успокоиться и решить, что делать дальше. Вести их за собой в «Данко» было немыслимо, и уж совсем недопустимо позволить им последовать за собой к Гронскому. Но и медлить тоже нельзя. Алина покосилась на лежащий на заднем сиденье тяжелый вьюк защитного цвета и решительно тронула машину с места. Через минуту к джипу за ее спиной снова присоединился его напарник, и они продолжали следовать за ней с холодной и уверенной невозмутимостью.
До «Данко» было еще сравнительно далеко, но по опустевшим улицам, даже с учетом снегопада и льда на дороге, Алина планировала домчаться до медицинского центра минут за пятнадцать, не более. Оставалось только миновать совсем небольшой отрезок набережной, проскочить через мост — и дальше, не снижая скорости, снова по набережным и заснеженным темным проспектам до самого пункта назначения…
Алина подъехала к мосту, исполинской призрачной тенью нависавшему над черной водой, и резко остановилась. Несколько едва различимых среди метели фигур в оранжевых жилетах выставляли барьеры ограждений, перекрывая дорогу. Алина взглянула на часы и едва не застонала от досады. Мост собирались разводить, может быть последний раз в этом году перед тем, как закончится навигация. Она обернулась: два джипа тоже остановились в двух сотнях метров за ней, тускло поглядывая желтыми фарами сквозь снежную тьму. Где-то вдалеке справа в густой пелене снега и мрака возникали очертания гигантского судна: огромная баржа приближалась к мосту, в темной рубке и палубных надстройках светились редкие огни, и казалось, что ее трюмы наполнены сырой и холодной землей, в которой спит нежить.
Алина погасила фары, давая понять, что смирилась с вынужденным ожиданием. Фигуры в оранжевом исчезли, оставив после себя несколько шатких ограждений. На боковинах моста замигали красные огни. Далеко над водой разнесся низкий потусторонний гул: баржа гудела, предупреждая о своем приближении.
— Карл, может быть, встанем поближе? — прозвучал в наушнике голос Хлои.
Карл, сидевший на переднем сиденье первого джипа, бросил взгляд на стоящий впереди автомобиль с погашенными фарами.
— Не нужно, она и так на нервах, — ответил он. — Никуда ей не деться сейчас, будет ждать, пока…
Алина резко ударила по педали газа, вжимая ее в пол. Четыре сотни вороных лошадей, заключенных в форсированном двигателе, разом рванулись вперед, словно подгоняемые адским возницей, дико взвыла турбина, и автомобиль полетел вперед, прямо на заграждения. Хлипкие барьеры разлетелись в разные стороны, как шрапнель, и машина взлетела на мост. Алина вцепилась обеими руками в руль, ощущая вибрацию приходящих в движения гигантских крыльев моста, и краем глаза заметила, как белыми вспышками засверкали в зеркале фары рванувшихся следом машин.
— Гони! — рявкнул Карл, хватаясь за поручень, а джип уже мчался вперед, и под его тяжелыми колесами жалобно звякнули сбитые Алиной барьеры.
— Не успеем… — начал было сидевший за рулем человек.
— Гони, я сказал! — снова гаркнул Карл, и джип с рычанием стал взбираться на медленно, но верно поднимающийся мост.
Алина чувствовала, как повышается угол наклона, и изо всех сил давила на педаль, будто стараясь придать этим машине дополнительных сил. Боковым зрением она вдруг совсем близко увидела маячащий во тьме силуэт огромной темной рубки и освещенное желтым окно, за которым виднелась крошечная человеческая фигурка. «Если я сорвусь, то эта махина накроет меня сверху», — успела подумать Алина. В нескольких метрах впереди виднелась линия разлома, чернеющий зазор между створками моста, становящийся все шире и шире. Алина невольно зажмурилась, судорожно сжав руль, ощутила бесконечно долгое мгновение полета, а потом «BMW», перемахнув через полутораметровую щель над бездной, резко ударился колесами и, почти потеряв управление, стремительно заскользил вниз.
Тяжелый джип опоздал всего на несколько секунд. Водитель в последний момент затормозил перед разверзшейся пропастью, вывернул руль, и машина юзом стала съезжать обратно по задирающемуся все выше мосту под аккомпанемент яростной брани Карла.
Алина сбросила скорость, кое-как выровняла автомобиль, который швыряло из стороны в сторону по всей ширине моста, слетела вниз, чиркнув при спуске бампером по металлическому основанию, снова сбила ограждения и остановилась, развернувшись, рядом с опешившими людьми в оранжевых жилетах. Мост, кажущийся неправдоподобно огромным в снежной мгле, торжественно и медленно поднимался все выше, отделяя ее от преследователей. Алина немного подождала, пока уймется крупная дрожь в руках, потом вывернула руль и поехала вперед, стараясь не думать о том, что только что сделала.
Карл выскочил из машины и захромал к Хлое. Она стояла рядом с трясущимся человеком в оранжевой спецовке и раздельно говорила, видимо, уже не в первый раз:
— Опусти мост.
Человек затрясся еще сильнее под сверкающим взглядом ее серебряных глаз и, глядя на висящий на боку у Хлои короткий автомат, кое-как выговорил:
— К-к-как?.. К-к-корабль…
Он неловко махнул рукой, указывая на приближающееся исполинское судно, и словно в ответ на его слова баржа снова издала низкое угрожающее гудение.
Хлоя зашипела и отошла в сторону.
— Едем обратно, — бросила она Карлу. — В ту сторону, где эта дрянь уже проплыла. Сведем мосты там.
Резко хлопнули дверцы, и через мгновение два черных автомобиля исчезли среди снега и тьмы.
* * *
Пахнущий старостью душный воздух квартиры полон негромкой невнятицей звуков, словно где-то за кулисами этого мира репетирует грядущий спектакль неведомый хор. А еще скорее ощущалось, чем слышалось, низкое гудение, как будто на угрожающей ноте звучала сама реальность.
Из комнаты Каина доносится монотонное бормотание. Я осторожно толкаю дверь и заглядываю внутрь. В синеватом свечении ночи, проникающем через грязное окно, я вижу хозяина комнаты. Художник смерти стоит на табурете, будто выступая перед незримой аудиторией, и монотонно читает стихи, напевные, странные, состоящие из тягучих слов незнакомого языка. Глаза его закрыты. Вероятно, он спит, а может быть, погружен в тот глубокий транс, в котором ему являются видения его будущих картин.
Я прикрываю дверь и иду дальше по темному коридору. Тихо скрипят старые половицы. Высоко под потолком на невидимых во тьме антресолях как будто возится кто-то, роняя вниз струйки почти незаметной пыли.
На мгновение я останавливаюсь у двери доктора Зельца. Сквозь тонкое дверное полотно слышится негромкое тоскливое подвывание, такое горестное и жалобное, какое может издавать только душа, лишенная всякой надежды.
Из комнаты Роговера не слышно ни звука, лишь слабо потрескивает огонь в печке-буржуйке. Я замираю, останавливая дыхание и замедляя биение сердца. Тишина, только пламя копошится на обугленных поленьях.
