Я еще чуть сдвигаюсь вправо, одновременно кивая головой назад, в сторону лежащей на пюпитре книги.
— Dearg Ceangal. Так звучит название «Красные цепи» на ирландском, родном языке леди Вивиен и лорда Валентайна. Первоначальный текст был написан по-ирландски, островным минускулом или гиберно-саксонским письмом, особым типом почерка, которым писали в Средние века в Ирландии, а потом и в Британии. Его сложно с чем-то спутать. Это та самая рукописная вязь, которую я видел на страницах вашей книги. После этого все стало на свои места.
Роговер качает головой и цокает языком.
— Знаете, почему я не застрелил вас сразу? — спрашивает он своим скрипучим, как песок склепа, старческим голосом. — Жаль было разбрасываться по комнате такими мозгами. Даже покойный Миша Мейлах так и не смог додуматься до всего этого.
— Вы сделали все для того, чтобы этого не произошло. Сломали ему жизнь, превратили в полубезумного алкоголика, а потом и убили, испугавшись, что с моей помощью он найдет ответы на свои вопросы.
— Мейлах был никчемным и слабым человеком, хотя и талантливым ученым. Конечно, когда вы явились ко мне во второй раз со своими расспросами, я был вынужден подстраховаться. Мне не удалось тогда перехватить нашего пьяницу по дороге домой, так что пришлось немного попугать его, чтобы выгнать из квартиры. Не стоит жалеть: он бы все равно спился и погиб. А вот вы — совсем другое дело. Признаться, мне даже немного жаль, что наш такой откровенный разговор происходит в подобной обстановке. Ведь все могло быть иначе.
— Например?
Еще одно незаметное движение в сторону. Совсем немного — и я буду готов стрелять.
— Например, мы могли бы договориться, — говорит Роговер. — Вы же неглупый человек, Родион, у вас есть сила, характер. Да и лишним гуманизмом вы не отличаетесь и вряд ли станете спорить с тем, что жизнь абсолютного большинства людей в этом мире есть лишь унылое, бессмысленное животное существование, ничем не отличающееся от того, которое ведет на ферме скотина, предназначенная на убой. Вы не можете не видеть, какие огромные перспективы способен открыть перед вами мой эликсир и какой подарок готова сделать вам судьба.
— Не вижу. Наверное, он слишком тщательно упакован.
Некромант усмехается, скаля желтые длинные зубы.
— А зря. Я подозреваю, что вами движет какая-то личная неприязнь, хотя, если посмотреть на ситуацию отстраненно и беспристрастно, я просто безобидный старик. Много ли мне нужно было, пока не началась вся эта свистопляска с продажей ассиратума? Две жертвы в год, только и всего, для меня и моего маленького дружного коллектива. Две глупые, никчемные жизни, все содержание которых до гробовой доски известно наперед, как банальный сюжет бульварного романа, в обмен на собственную блистательную вечность.
Я обвожу взглядом захламленную полутемную комнату.
— Ваша вечность, лорд Марвер, больше похожа на баньку с пауками.
— Моя тайна — это залог моей свободы, — строго отвечает он. — Я старый человек и не нуждаюсь в излишествах. Для меня достаточно моего бесконечного спокойного существования, и мне все равно, где я ее проживу, лишь бы подальше от чужого любопытства и жадности. Но вы, Родион, могли бы выбрать себе любую другую жизнь, устроив ее по своему вкусу и усмотрению, если были бы чуть мудрее и явились ко мне не с оружием в руках, как тать в ночи, а как друг и союзник. А в итоге вместо этого бесславно помрете здесь, в этих трущобах, с сотней граммов свинца во внутренностях. Ваша главная ошибка в глупой принципиальности и странных играх в благородство, которые совсем вам не к лицу.
— А знаете, в чем ваша главная ошибка, лорд Марвер? — спрашиваю я.
Он удивленно поднимает брови.
— В чем же, позвольте узнать?
— В слишком долгих разговорах.
Я вскидываю пистолет, одновременно делая шаг в сторону, и в тот же миг раздается оглушительный грохот ружейного выстрела.
* * *
Темнота ожила и зашевелилась. Пробегая по душному, наполненному висящей в воздухе старой пылью коридору заброшенной квартиры, Алина видела краем глаза мелькание серых теней и черных силуэтов, похожих на отверстые провалы в потустороннюю тьму небытия. На продавленной ветхой кушетке что-то копошилось, как будто пытаясь выбраться из мешанины рваной ткани и ржавых пружин. В пустой кухне рядом с покосившейся плитой, нависая над почерневшей кастрюлей, маячила какая-то согбенная фигура, повернувшая голову вслед промчавшейся мимо Алине.
За спиной глухо стучал по старым полам топот преследующей ее нежити, слышалось злобное шипение и утробное ворчание, как будто бурлили и булькали забродившие в мертвых телах гниющие внутренности. Алина выскочила на черную лестницу и помчалась вниз. Носферату неслись следом неуклюжими прыжками, перелезали через перила, обрушивались с верхних пролетов прямо у нее за спиной. Тяжелый огнемет больно колотился о спину, дробовик то и дело сползал с плеча, но Алина, промахиваясь мимо почти не различимых во мраке ступеней, ударяясь о грязные стены и несколько раз чудом не переломав себе ноги, опередила своих преследователей на целых два этажа и бросилась к ведущей наружу двери подъезда.
Выход был заколочен. Алина врезалась в двери всем телом, отлетела в сторону, ударила еще раз, но ветхое дерево только трещало и осыпалось облупившейся краской, а дверь оставалась стоять на месте, удерживаемая прибитыми снаружи досками и листами железа.
Сверху на лестничную площадку в одном пролете от Алины выкатилась носферату в обрывках короткого красного платья. Она присела на четвереньки и зашипела, оскалив черные обломки зубов. Алина вскинула пистолет и трижды выстрелила. Пули ударили в гниющую плоть, одна с визгом заметалась рикошетом меж стен. Алина, прицелившись прямо в черный оскал, нажала на спуск четвертый раз. Отрывисто громыхнул выстрел, пуля попала покойнице в шею, а затвор пистолета замер, отскочив назад и оставив торчать наружу стальной вороненый ствол.
Алина бросилась вниз, к двери в подвал, на ходу вытаскивая из пистолета пустую обойму и пытаясь вспомнить, сколько патронов осталось в другой, которую она судорожными рывками пыталась выдернуть из кармана.
Восемь. Да, всего восемь.
Обойма с легким щелчком вошла в черную пластиковую рукоять. Алина опустила длинный рубильник у входа в подвал, прыжками пронеслась по плавно загибающейся пологой лестнице, на последних ступенях подвернула ногу, вскрикнула и упала на земляной пол.
По подвалу как будто прошелся злобный и мстительный вихрь. Железные столы с ржавыми потеками крови были сдвинуты с мест и опрокинуты, тяжелые кожаные ремни растянулись на полу, как мертвые змеи. Дверцы трех холодильников выворочены изнутри и смяты, словно фольга. Из сбитого крана над сорванной раковиной хлестала мутная ржавая вода, темным пятном впитываясь в пол. Сквозь разбитые стекла лаборатории виднелось исковерканное оборудование. Кладка вокруг дыры в дальнем левом углу обрушилась, а земля, усыпанная кирпичным крошевом, была изрыта и истоптана десятками ног.
Сверху слышались звуки приближающейся погони: мягкий топот, шипение, хриплые взвизги, исторгаемые мертвыми легкими. Алина вскочила на ноги, морщась от боли в лодыжке, и, прихрамывая, побежала к низкой железной двери в противоположной стене. Она с усилием навалилась на холодный металл, и на этот раз изнутри не раздалось звяканье засова. Дверь медленно подалась вперед, открывая вход в длинный коридор подземного хода. Алина надавила еще, и в этот момент в подвал, скатываясь по пологим ступеням, одна за одной стала вваливаться нежить. Казалось, что их стало еще больше за время короткой и стремительной погони. Душный спертый воздух подземелья наполнился тяжелым смрадом мертвой плоти. Алина последним усилием распахнула дверь и побежала по узкому коридору.
Редкие тусклые лампы в железной оплетке на низком сводчатом потолке освещали пространство подземного хода. Алина прохромала по утоптанному земляному полу, к следующей двери, грубо сбитой из неструганых досок, за которой оказался еще один коридор, похожий на квадратную кирпичную трубу. В сотне метров впереди виднелся неровный пролом в стене, а за ним следующий низкий полутемный ход, ведущий еще дальше, в сырые подвальные подземелья.
Инфернальная погоня не отставала. Изуродованные смертью лики кадавров маячили за спиной, появляясь из-за поворотов, просовываясь сквозь узкие покосившиеся двери, через которые только что пробежала Алина. Она давно уже сбила дыхание, сердце с натугой колотилось в груди, тяжелый вьюк с огнеметом давил на плечо, которое наливалось ноющей болью, ружье билось прикладом о бедро. Если бы не редкие лампы, тонким светящимся пунктиром обозначавшие путь через подземелья, она неизбежно бы сбилась с пути: по сторонам то и дело чернели провалы боковых ответвлений, проржавевшие толстые решетки, из-за которых несло чудовищным зловонием или тянуло могильным холодом, и приоткрытые створки дверей, едва ли в половину человеческого роста, которые вели куда-то еще ниже, в недра осевших в болотистый грунт старинных руин.
