бедняки стали на сторону статхаудера против восставших представителей среднего класса. Все эти мятежи не увенчались осуществлением значимых политических или экономических изменений. Первые военные успехи патриотов были обнулены прусским вторжением в 1787 году.[1047]
В XVIII веке Нидерланды были первой страной, предоставившей денежные пособия беднякам (главным образом низкооплачиваемым работникам), а также вдовам, сиротам и безработным. Поскольку нужда в XVIII веке нарастала, помощь бедным со стороны церкви, которая оплачивалась из пожертвований и ежегодных излишков, подкреплялась прямыми затратами крупных и мелких городов. Во второй половине XVIII века пособия для бедных от церкви и государства увеличились до совокупных «3–4% национального дохода середины столетия».[1048] Данный объём в большей степени отражал тот факт, что помощь получает значительная часть населения, а не то, что каждому её получателю доставались скромные средства. Поскольку количество частично занятых и низкооплачиваемых работников росло, а заработные платы после 1770 года снижались, сумм, которые были доступны на пособия для бедных, становилось всё более недостаточно.
«Дефолт по правительственному долгу 1811 года (tiercering)[1049] обесценил облигации, с помощью которых финансировались церковные благотворительные учреждения, и на смену церквям в поддержке бедняков пришло преимущественно государство. В 1815–1829 годах государственные расходы на пособия для бедных более чем удвоились».[1050] Однако в конце XVIII — начале XIX веков основные дискуссии по поводу пособий для бедных велись относительно того, каким образом сократить, а не увеличить эту поддержку. Богатые граждане жаловались, что благотворительность и правительственная помощь способствовали тому, что бедные забрасывали работу. Пособия для бедняков действительно позволяли трудящимся проявлять разборчивость по поводу того, соглашаться ли им с конкретными работами и заработными платами, что наделяло их реальной силой в переговорах с работодателями. Так или иначе, дефолт 1811 года в совокупности с урезанными бюджетами Батавской республики и её преемников гарантировали, что Нидерланды XIX века будут, как того желали элиты, более суровой страной для бедняков и среднестатистических работников, чем республика XVIII века.[1051]
Нидерландские государственные расходы на образование и общественные работы, а также правительственные программы во благо населения в целом в первой половине XIX века оставались скаредными — их объём варьировался от 10% совокупного бюджета в мирное время до 5% во время войн. Лишь после отречения короля Вильгельма I в 1839 году и «установления стабильного, централизованного и ограниченного монархического режима в 1848 году», который снёс многие базовые привилегии элит, эти расходы достигли 18–20% — на этом же уровне они сохранялись начиная с 1880 года до «начала Первой мировой войны».[1052]
Нидерландские налоги до Первой мировой оставались регрессивными. Умеренно прогрессивный подоходный налог был введён в период Батавской республики, а затем на постоянной основе в 1893 году. Однако он обеспечивал лишь десятую часть государственных доходов и не отменял общую регрессивную природу голландской налоговой системы вплоть до того момента, пока в 1914 году для погашения военных расходов не был введён крайне расширенный подоходный налог.[1053] Предшествующие попытки учредить подоходный налог получили поддержку народных масс, на которую опиралась Батавская республика, а «общественное мнение стало в целом вполне благосклонно к подоходному налогу после 1870 года».[1054] Однако в оба эти периода введение подоходного налога отклонялось, поскольку государство контролировалось элитами. До 1914 года большинство доходов поступало от акцизных налогов на товары, потреблявшиеся всем населением, и земельных налогов, которые устанавливались по квотам провинций, в результате чего на бедные провинции возлагалось более высокое бремя. Богатых удавалось брать на прицел благодаря налогам на переход земельных прав и налогам на наследство, однако масштабы этих налогов были слишком низкими, чтобы компенсировать регрессивную природу налогов на потребление.[1055]
В Британии политика и государственное управление, в отличие от навязанного элитами в Нидерландах застоя, в течение полувека перед Первой мировой войной существенно трансформировались. Избирательное право было расширено законами о парламентской реформе 1867 года и о народном представительстве 1884 года: за первым из этих документов стояли консерваторы, а за вторым — либералы. Оба эти закона гарантировали, что к всеобщим выборам 1885 года «66% взрослых мужчин имели право голоса, включая до 40% мужчин — работников физического труда (хотя многие из них не допускались к голосованию с помощью необъективных процедур регистрации). Рабочие, как представляется, составляли до половины электората».[1056] Растущие силы трудящихся и их Лейбористской партии способствовали тому, что в преддверии выборов 1906 года и в дальнейшем либералы заключали электоральный пакт с лейбористами. В результате либералы выиграли выборы 1906 года и двойные выборы 1910 года,[1057] что позволило им сначала впервые образовать собственное правительство, а затем кабинет в коалиции с лейбористами, которые в 1906 году провели в парламент 29 депутатов, а в ходе двух выборов 1910 года — уже 42 депутата, и Ирландскую парламентскую партию.[1058] Парламентский закон 1911 года, ограничивший полномочия Палаты лордов, гарантировал, что на предпочтения массового электората, опосредованные политическими партиями, не будет наложено вето наследственных элит.
В 1908–1911 годах либералы провели целый пакет законов. Закон о пенсии по старости 1908 года предоставлял низкие, основанные на проверке уровня материального положения пенсии лицам старше 70-летнего возраста, которые выплачивало правительство страны, а также страхование по болезни и безработице, финансируемое за счёт взносов трудящихся и правительства. Закон о национальном страховании 1911 года гарантировал, что страхование здоровья будет оплачиваться за счёт взносов работников, работодателей и правительства страны. Кроме того, «закон о трудовых спорах 1906 года [наделил трудящихся] полными правами коллективной организации».[1059]
В 1910 году Британия направляла 8% своих правительственных расходов на социальные льготы, а ещё 19% шло на образование — втрое больше, чем аналогичные доли расходов в Нидерландах за 50 лет до этого, и немногим меньше, чем Германия. В 1870–1910 годах основные социальные расходы британского правительства приходились на образование — за эти сорок лет они выросли на 531%, что стало наибольшим приростом в процентном выражении, чем в Австрии, Франции, Германии или Соединённых Штатах.[1060] В течение нескольких десятилетий после утраты гегемонии совокупные расходы центрального британского правительства оставались низкими, увеличившись с 1876 по 1913 годы с 6% до 8% ВВП, а в 1901–1902 годах, на пике Англо-бурской войны, они составляли 11%.[1061]
Реформы Либеральной партии в преддверии Первой мировой войны формировали представление о социальном гражданстве, которое были шире, хотя и по-прежнему менее щедрыми, чем
