– И позволить подонку убежать? Извините, но мы уже приняли решение.
В голосе Самудио появились деловитые нотки. Он зачитал показатели приборов, затем начал отсчет:
– Гашение скорости через пять секунд… Топология «горлышка» выглядит стабильной… Ограничиваем поток горючего… Три… два… один…
Его голос утонул в вое статических помех. Одно из новых солнц внезапно превратилось в сверхновую, затмив соседей. В пространстве распустилась белая роза, окаймленная глубоким, на грани черного, пурпуром. Я как завороженный глядел на адский костер, который пылал прямо передо мной. Корабль исчез в одно мгновение – точно так же, по словам Тита, погиб «Исламабад». Это белое пламя казалось очищающим… почти священным. Потом оно стало бледнеть на глазах. Мой корабль опалило потоком ионов – словно призрак «Палестины» коснулся его обшивки. Все дисплеи на капитанском мостике мигнули и запестрели помехами, но корабли Флотилии давно разошлись на достаточное расстояние, и гибель одного из них не могла повредить остальным.
Когда помехи пропали, я услышал голос Арместо:
– Ты действительно подонок, Хаусманн. Это твоя вина.
– Потому что я оказался умнее вас?
– Потому что ты солгал нам, негодяй! – Теперь я узнал голос Омдурмана. – Тит стоил миллиона таких, как ты, Хаусманн. Я знал твоего отца. В сравнении с ним ты просто… ничтожество. Дерьмо. И знаешь, в чем твоя беда? Точно так же ты убиваешь и своих людей.
– Не думаю, что я способен на такую глупость.
– Еще как способен, – усмехнулся Арместо. – Я говорил тебе, что наша разведка очень хорошо работает. Мы знаем твой корабль, как свой собственный.
– Наша разведка тоже не сидит без дела, – подхватил Омдурман. – У тебя не осталось ни одного козыря, будь ты проклят. Придется тормозить, или ты проскочишь мимо цели и зависнешь посреди космоса.
– Сомневаюсь, – возразил я.
События развивались совершенно непредсказуемо, но иногда приходится отступать от четкого плана, чтобы тем не менее достичь цели. Это все равно что слушать симфонию, не различая голосов отдельных инструментов.
Норкинко помог мне немного усовершенствовать кресло. Откинув обтянутую черной кожей крышку на подлокотнике, я выдвинул плоскую консоль, усеянную множеством кнопок, и опустил ее себе на колени. Несколько прикосновений к панели управления, и на экране появилась схема, похожая на кактус. Это был план корабля, показывавший местонахождение «спящих» и их состояние на текущий момент.
На протяжении многих лет я упорно работал, отделяя зерна от плевел. В результате капсулы с мертвыми момио располагались на определенном участке «хребта». Вначале приходилось нелегко: «спящие» умирали в произвольном порядке, не считаясь с моими кропотливо разработанными планами. Но это лишь поначалу. Затем я взял ситуацию под контроль. Мне оставалось лишь пожелать, чтобы умерли те или иные момио, – и схема срабатывала как по волшебству. Разумеется, для этого мне приходилось выполнять определенные ритуалы. Например, как и прежде, посещать момио, прикасаясь к их капсулам. Иногда – кажется, это происходило бессознательно – я слегка корректировал режимы систем жизнеобеспечения. Нет, я не причинял им вреда… но каким-то непостижимым образом мои действия приводили именно к такому результату. По сути, это была настоящая магия.
И она действительно принесла пользу. Теперь мертвые и живые были отделены друг от друга. Полный ряд из шестнадцати колец – сто шестьдесят капсул, занятые исключительно мертвецами. И еще половина ряда – восемьдесят шесть мертвых. К этому времени погибла четверть «спящих».
Я ввел с пульта последовательность команд, которую давно заучил наизусть. Ее втайне от всех составил Норкинко. Поистине гениальная идея – поручить ему эту работу. Лучшие специалисты, опираясь на массу технических выкладок, в один голос утверждали, что мой план неосуществим, что я завязну в мощной защитной системе. Однако на протяжении многих лет, медленно продвигаясь по ступеням иерархии контролеров, Норкинко искал и находил пути в обход всех якобы непреодолимых препятствий, оставаясь незамеченным благодаря своей скрытности и сообразительности.
Но чем дальше продвигалась работа, тем более самоуверенным становился Норкинко. Поначалу эти перемены меня удивили, но я вскоре понял, что они были неизбежны. Зачислив его в контролеры, я собственноручно разбудил в нем амбиции человека, живущего в нормальном окружении, – это так отличалось от привычной добровольной самоизоляции. И по мере укрепления позиции Норкинко в команде он приспосабливался к новой жизни с пугающей гибкостью. Спустя немного времени мне уже не приходилось прилагать усилий, чтобы продвигать его.
Но я так и не простил ему того предательства на борту «Калеуче».
Мы встречались лишь изредка, и с каждым разом Норкинко держался все наглей и самоуверенней. В первое время это не слишком бросалось в глаза. Работа продвигалась быстро, Норкинко подробно докладывал о каждом взломанном им слое защитной системы. Я требовал продемонстрировать результат, и он подчинялся. У меня не возникало сомнений в том, что задача будет выполнена удовлетворительно и в нужный мне срок.
Однако без проблем не обошлось.
Четыре месяца назад Норкинко нашел способ преодолеть последний уровень защитных механизмов. Задача была выполнена, работа закончена. И я неожиданно узнал, почему он так старался мне угодить.
– Хочу заключить с тобой соглашение, – заявил мой бывший друг. – Правда, здесь куда уместней было бы слово «шантаж».
– Ты это серьезно?
Мы встретились в тоннеле, который тянулся вдоль «хребта», во время очередной инспекции, возле узла номер семь.
– Я вообще очень серьезный человек. Небесный, разве ты этого еще не понял?
– Вроде начинаю понимать. – Я посмотрел вглубь тоннеля. Там вдали пульсировало оранжевое сияние.
– Чего ты хочешь, Норкинко?
– Власти, Небесный. Мне недостаточно руководить контролерами. Возможно, для того, кто помешан на компьютерах, это предел мечтаний. Но техническая работа меня больше не интересует. Я побывал на борту чужого корабля. Тогда я понял, на что могу рассчитывать. Теперь мне нужны более широкие перспективы. Я помню, какие блага ты обещал мне на борту «Калеуче». Пришло время получить мою долю власти и ответственности.
– Есть огромная разница между взломом программного обеспечения и управлением кораблем, – сказал я, тщательно подбирая слова.
– Только не надо меня учить, да еще так высокомерно. Я все прекрасно понимаю. Поэтому и говорю, что мне необходимы перспективы. Не бойся, я не мечу на твое место. Пусть лучше оно перейдет ко мне естественным путем – по наследству. Я хочу быть старшим помощником – должность в высшем эшелоне власти меня вполне устроит. К тому же даст массу возможностей, когда мы приземлимся. Хочу себе отрезать небольшой надел, когда закончится наше путешествие.
– Кажется, я понял, к чему ты клонишь, Норкинко.
– Понял? Ну еще бы. Шантаж – весьма действенное средство.
Оранжевое свечение в коридоре приближалось, к нему добавился слабый гул.
– Назначить тебя в команду контролеров – это одно дело, Норкинко. У тебя, по крайней мере, есть необходимая квалификация. Но сделать тебя старшим офицером я не могу, за какие бы нитки ни дергал.
– Небесный, это не моя проблема. Ты постоянно твердил мне, до чего великолепная у тебя голова. Пораскинь мозгами, проверни какую-нибудь интригу. Ты же знаешь, как обеспечить мне погоны офицера.
– Есть вещи, которые в принципе невозможны.
– Только не для тебя, Небесный. Для кого угодно, только не для тебя. Неужели ты хочешь огорчить старого друга?
– А если все-таки ничего не выйдет?
– Тогда кое-кому станет известна твоя затея со «спящими». Не говоря уже об истории с Рамиресом. Или о смерти Бальказара. Ну и на сладкое – о личинках.
– Ты тоже замешан в этом.
– Я просто выполнял приказы. И только недавно понял суть твоих намерений.
– Ты знал с самого начала.
– А кто докажет?
Я хотел ответить, но к нам приближался грузовой состав, и пришлось бы слишком напрягать связки. По рельсам с грохотом неслась цепочка капсул, возвращаясь из отдаленной секции. Мы молча шагали назад, пока не достигли ниши, где можно было переждать. Эти вагоны, и не только они, давно нуждались в реконструкции или, по крайней мере, в ремонте. Но пока они не рассыпа́лись, и основная часть второстепенного оборудования была давно снята с них и использована для других целей, а то, что осталось, работало кое-как.
Мы стояли молча, плечом к плечу, а машина приближалась к нам, заполняя собой тоннель, – оставался лишь узкий просвет по бокам ее округлого корпуса. Интересно, о чем думал Норкинко в эту минуту? Неужели и впрямь воображал, что я серьезно отнесусь к его предложению?
Когда грохочущий состав был в трех-четырех метрах от нас, я толкнул Норкинко.
