— Но почему я тогда не могу без приборов помнить о том, что знал мой дед?
— Да потому, что ваш мозг мгновенно лопнет, не в силах вместить всю ожившую информацию! Неужели вы не понимаете?! — Пегги была возмущена.
— Теперь поняла.
— Ваш мозг защищен от безумия именно забывчивостью. То есть ничто в природе не пропадает, но все забывается, чтобы живые не сходили с ума от памяти и страданий мертвецов.
Оба эпидаврийца захлопали в ладоши — так им понравилась краткая речь Пегги. Девушка зарделась, и щеки ее стали одного цвета с волосами.
— Зайдите после эксперимента ко мне, — сказал Милодар. — Мы подыщем вам место в ИнтерГполе.
— Я не хочу работать в ИнтерГполе и стать полицейской ищейкой, — мягко возразила девица, чем повергла Милодара в шок. — Лучше я получу скромный процент от Нобелевской премии.
Милодар молчал и этим дал возможность Пегги закончить объяснение:
— Мы погружаем вас в физиологический раствор, чтобы полностью отрезать от мира, чтобы ни одно постороннее возмущение к вам не проникло. Это слишком опасно. В полной тишине, в полной оторванности от мира вы сначала войдете в мозг своей матери…
— Или отца?
— Это сложнее, — призналась Пегги. — Как правило, генетическая память женщин передается по женской линии, мужчин — по мужской.
— А если линия обрывается?
— Пока мы не можем помочь… но в будущем добьемся восстановления через боковые линии родственников.
— Не отвлекайтесь, — попросило Лицо.
— Пока вы будете пребывать в саркофаге, — продолжала Пегги, — и частицы памяти вашей матери будут пробуждаться в вас, мы сможем контролировать этот процесс приборами.
— Вы тоже увидите мою маму?
— Нет, но мы будем знать, когда вы с ней находитесь в контакте.
Кора подняла ладонь, как бы испрашивая слова.
— Кажется, я вас поймала на ошибке.
— Нас нельзя поймать. Эта система испробована и абсолютно безопасна для испытуемого. Для спящей красавицы, как мы называем… вас.
— Но я же не могу пролежать в саркофаге восемьдесят лет, если столько лет было моей прабабушке, когда она умерла.
Пегги снисходительно улыбнулась.
— Мы уже слышали это возражение, — сказала она. — И вот что я вам отвечу: представьте себе самый обычный древний магнитофон.
— Представили, — ответил за Кору Второй министр.
— Вы можете воспроизводить на нем музыку. А можете быстро перематывать пленку.
— Все понятно, — сказала Кора. — Вы начинаете воспроизведение в нужный вам момент.
— Не совсем понятен механизм действия, — сказало Лицо, — но приходится согласиться с тем, что нам сообщено.
Они стояли полукругом вокруг саркофага. И молчали. Теперь, когда Пегги все объяснила, а остальные почти все поняли, оставался пустяк. Поверить в слова Пегги.
Молчание прервало Лицо:
— Можно ли наблюдать за жизнью и действиями предка кого-то из нас?
— За ним наблюдает гененавт. А мы — за гененавтом. — Пегги показала на саркофаг.
— Я не верю, — сказало Лицо.
— Мы не верим! — поддержал его Второй министр.
— Есть выход, — ответил Милодар, и глаза у него сделались хитрыми, как у кота, который играет с мышонком.
— Какой именно?
— Вы можете занять место в саркофаге, а мы запишем то, что вы увидите и почувствуете, — предложил комиссар. — И вместе подведем итоги.
— Хорошая идея, — сказало Лицо. — Славная идея. Прошу!
Последнее слово относилось ко Второму министру.
— Почему я? — удивился министр.
— Потому что, если они будут подсовывать мне воспоминания дедушки комиссара Милодара, я никогда не смогу проверить, это правда или инсценировка. А вот кем был ваш дедушка, я знаю. И кем были ваши предки, тоже известно.
— Мой отец — генерал, а мой дедушка — полковник и герой! — воскликнул министр, словно не был в том уверен.
— Вот мы и посмотрим.
— О нет! Это опасно для жизни! — возразил Второй министр. — Мы не можем мною рисковать. Народ этого не поймет.
— У нас даже младшие научные, даже аспиранты уже испробовали, — сказала Пегги.
— У вас другие организмы. Грубые и выносливые, как у кошек.
— У кого как, — ответил Милодар. Он любил наблюдать конфликты со стороны, когда ему это ничем не угрожало.
— Нет! — крикнул министр.
— Да! — ответило Лицо. — Или вы останетесь здесь. Но не живым.
И тогда Второй министр сдался.
— Раздеваться надо? — спросил он.
— Желательно побрить голову, — ответила Пегги. — Но, так как путешествие будет небольшим, помехи нам не так страшны.
— Не страшны, — согласилось Лицо.
— Только ботинки пускай снимет, — предупредила Пегги, — а то за каждым не настираешься.
* * *
Второй министр покорно улегся в саркофаг. Ему велели закрыть глаза. Лежа, он как-то уменьшился ростом, но согласился снять шлем, только когда крышка саркофага под нажимом тонких пальцев Пегги въехала на место, отрезав сановника от внешнего мира. Именно тогда он снял шлем, положил темный блестящий шар рядом с собой, и Кора увидела, какие у него загнанные, перепуганные глаза. Она испытала нечто вроде злорадства: не ей одной предстоит такое унижение… Впрочем, полезно посмотреть со стороны на испытание, которому тебя намерены подвергнуть, хотя, честно признаться, Кора так и не понимала, как она, полежав в этом саркофаге, сможет отыскать и вернуть в Эпидавр Зеркало Зла.
— Эй-хо-хо! Кто здесь проводит опасные эксперименты в мое отсутствие? — послышался громовой голос. Все замерли, как застигнутые за воровством яблок сорванцы.
— Это я, — пискнула Пегги, — но ведь это только демонстрация.
— Я взял на себя ответственность, — сказал Милодар маленькому, даже ему лишь по пояс профессору в белом халате, из-под которого выглядывали сапожки на высоких каблуках. Профессор был к тому же почти лыс и зачесал последние волосинки поперек головы. Нос у него был круглым, как картошка, и в нескольких местах продырявлен.
— Профессор Ахмет Гродно, — представился он, а Кора догадалась, что раны в носу — следы любовного общения с лаборанткой Пегги. — Тебе можно, крошка, тебе можно! — Профессор подбежал к аспирантке и, встав на цыпочки, поцеловал ее в высокую грудь. Остальные смутились и сделали вид, что не заметили откровенного жеста профессора. — Так что мы демонстрируем? — спросил профессор.
В лаборатории уже появились несколько его коллег. Они громко обсуждали проблемы только что закончившегося симпозиума.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
