В лаборатории уже появились несколько его коллег. Они громко обсуждали проблемы только что закончившегося симпозиума.
— Не мешайте! — прикрикнул на них профессор. Он встал на цыпочки, чтобы получше заглянуть в саркофаг, и спросил: — Из Эпидавра? Типичное вырождение!
— Из Эпидавра, — сказал Милодар. — После окончания я с вами уединюсь и все объясню.
— Я предпочитаю, чтобы мне все объяснила Пегги, — возразил профессор. — Я ее больше люблю, чем тебя, старый козел Милодар.
Профессор засмеялся и постучал пальчиком по стеклу саркофага.
— Как ты там, сорванец? — спросил он.
Второй министр не услышал, но робко улыбнулся.
— Пускай газ! — приказал профессор Пегги, и саркофаг стал заполняться серым непрозрачным газом.
— А как же наблюдать? — спросила Кора.
— А мониторы на что? — удивился профессор. И приказал: — Включить большой дисплей!
Тут же загорелась вся стена лаборатории, представлявшая дисплей.
— Вот здесь, — сказала Пегги, направляя на стенку светящуюся указку, — мы увидим то, что делал, видел или совершал предок Второго министра в тот или иной момент…
— В какой момент? — спросил профессор Гродно у Лица.
— Ровно сто лет назад, — ответил тот, словно уже заготовил ответ заранее.
— Даем сто лет назад! — Профессор Гродно провел ладонью поперек головы, прижимая волосы.
— Мой ласковый, — любовно прошептала ему Пегги.
На экране началось мелькание цветных линий и неясных образов.
— Не обращайте внимания, — сказал Гродно Лицу и Милодару. — Идет ускоренная перемотка воспоминаний его папы и дедушки.
Профессор погладил бедро Пегги, и та прижалась им к уху гения.
Профессор притом не спускал глаз с приборов пульта.
— Что там? — спросил он у одного из ассистентов.
— Есть сто лет.
И на экране загремел бой!
Звук, правда, проходил через сто лет неровно, с перебоями, да и само изображение иногда двоилось или шло косыми полосами. На мгновение свет отключался и начинал таинственно мерцать.
— Сложная штука — человеческий мозг! — воскликнул профессор, видно, объясняя неполадки в изображении.
Так как экран был велик и несколько нависал над залом, то эффект присутствия был ощутим всеми присутствующими. И когда небольшой полосатый броневик, преследуя группу всадников, вооруженных карабинами и мечами, попытался выехать с экрана в зал, послышалось общее «Ах!», перепуганное зрение оказалось сильнее разума.
Всадники умчались и скрылись в дыму, который, как показалось Коре, горько пахнул порохом. Тут она увидела прихрамывающего воина в блестящей кирасе, разрисованной драконами, в плоском, как сковорода, шлеме, с пистолетом в руке. Сапоги и штаны воина были измараны грязью и кровью.
— Это он, — сказало Лицо, увидев воина в профиль, — у того был такой же, как у Второго министра, горбатый и крючковатый нос.
— В битве при Варынге. Конечно же… с восьмого по десятое фецуария сто лет назад… Как славно!
Что было славного в битве при Варынге, Кора так и не узнала. Но тут дедушка Второго министра направился в сторону, а так как камеры следили за тем, что отпечаталось в генетической памяти вельможи, то вскоре воин оказался в низине, где его ждали два человека в сапогах и в серых плащах с капюшонами, нависавшими над лицами.
— Мы уже хотели уезжать, предводитель, — произнес один из ожидавших.
— Я не мог. Я задержался в штабе. Надо было все проверить.
— И что же?
— Как и договаривались, я перенес крестик на схеме в болото Больших Червяков.
— Славно, ах, славно, полковник! — откликнулся человек в плаще.
Кора кинула взгляд на Лицо. Глава Эпидавра смотрел на экран, будто перед ним разворачивалось действие приключенческого фильма, построенного на сказочной выдумке.
— Не может быть… не может быть, — шептали его тонкие губы. Конечно же, Кора еще не знала языка Эпидавра, но, что шепчут мужские губы, умела понимать без знания соответствующего языка.
Отойдя в сторону, люди в капюшонах обнаружили стоявшую за ними и запряженную карликовым дромадером крытую повозку. Один из них щелкнул языком, и верблюд легко потянул повозку по низине.
— Фактически два шага… — сказал дедушка Второго министра.
— Может быть, мы кончим демонстрацию? — спросил профессор Гродно. — Надеюсь, вам достаточно ясно, как мы работаем?
— Нет! — вдруг закричало Лицо. — Ни в коем случае! Еще пять минут!
Повозка тащилась по тропинке, сильный дождь со снегом молотил по плечам путников, где-то близко гремел бой, слышались выстрелы и крики, из серой мглы вдруг показались корзина и часть обшивки воздушного шара, который бесшумным видением промчался над повозкой и с треском рухнул в кусты.
— А нельзя перемотать? — спросил Милодар.
— Нет, — ответила умненькая Пегги.
Кора кинула взгляд на нее и, к своему изумлению, обнаружила, что красные космы были всего лишь париком — теперь они исчезли, и под ними оказались прямые каштановые волосы, ничего особенного, волосы как волосы. И лицо сразу обрело миловидность и душевную скромность.
— Нельзя, — подтвердил ее слова профессор. — Перемотка идет только назад — мы перематываем генетическую память в прошлое. А если нам нужно двинуться в будущее, то мы попросту выключаем систему, пробуждаем клиента и затем погружаем его вновь в момент, который нам нужен. И это не так просто, как кажется. Вы меня поняли?
— То есть, — произнес Милодар, — вы можете прекратить сеанс, разбудить министра, а затем, повторив всю процедуру вновь, перенести его на девяносто лет до нас…
— Вот именно, умница! — обрадовался профессор. Он протянул Милодару маленькую ручку и пожал твердую кисть разведчика. Милодар смущенно улыбнулся. Кора знала, что он сейчас ощущает глубокую приязнь к профессору, потому что тот сильно уступает ростом невысокому комиссару.
— Тогда подождем… что-то очень заинтересовало гостя из Эпидавра.
Ждать пришлось недолго. Как только завершился обмен репликами, низина, по которой двигалась повозка, превратилась в овраг, густо заросший кустарником, отчего стоявший впереди фургон казался скалой и угадывался скорее по белой простыне снега на крыше.
Путники оставили повозку в низине, а сами осторожно приблизились к двум солдатам, которые переминались возле фургонов.
Уже знакомый нам дедушка Второго министра смело вышел к фургонам и сказал:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
