химер. А был ли в курсе, что этот кто-то — Эдзе?
— Антон поддавался, — сообщает Бен. Не знаю, зачем. Это нисколечко не обнадёживает и не делает ситуацию более приемлемой. — В любом другом случае, даже будучи волком Лизе было бы его не одолеть.
Я открываю глаза. Христоф мне больше не мерещится, но сейчас мне хочется обратиться именно и только к нему.
Во мне клетки Антона. Теперь я — химера. Ну что, ты доволен, Христоф?
— Я ходить-то вообще смогу? — спрашиваю я.
— Конечно. Но нужно время. А пока, вот. — Даня уходит, а возвращается уже с костылями.
Прекрасно. Просто прекрасно.
— Давай сюда, — прошу я.
Провести лёжа целую вечность я, конечно, тоже могу, но это уж точно не выход. Не за это погибли Антон, Кирилл, Валентин, Марья и все те, кого больше с нами нет.
Мне требуется много времени, много матов и много отказов на помощь от Бена и близнецов, но вот я наконец на ногах. Точнее, на одной. Вторую я не чувствую, и пока её мне заменяют деревянные кривые палки.
— Слав? — зовёт Бен.
Я поднимаю на него глаза, и внезапно ощущаю, как по щеке катится слеза. Одинокая. Будто и не моя вовсе. Единственная, которая не выдержала всего происходящего.
— Порядок, порядок, — отмахиваюсь я. Правда, неловко; приходится всё время быть в напряжении, чтобы придерживать костыли. — Готова.
К счастью, никуда подниматься не надо.
Мы приходим в общую гостиную, где не так много народа, сколько было в момент возвращения Вани, но всё же достаточно, чтобы чувствовать себя неуютно под их пристальными взглядами. Они явно не жаждали меня видеть. Скорее, просто занимались своими делами, и лишь совершенно случайное стечение обстоятельств подстроило нашу встречу.
— Слава! — восклицает Полина. — Ты встала!
— Сама в шоке, — сквозь зубы цежу я.
И дело не в излишнем энтузиазме и радости Полины, а в том, что я с этими чёртовыми костылями.
— Как себя чувствуешь?
— Нормально, спасибо.
— Что-то не похоже.
Это говорит Дмитрий. Подходит с книжкой, зажатой под мышкой. Касается моего лба. Я вздрагиваю, но не отстраняюсь.
— Тебе объяснили, в чём дело?
— Да. И я не понимаю, как ты позволил Антону пожертвовать собой ради нашего блага.
— Слава, — произносит Дмитрий устало.
Ему не хочется спорить со мной в очередной раз. И я, хоть и начала всё это, внезапно понимаю, что и у меня нет желания. Устала. Поэтому просто делаю корявый шаг ближе к Дмитрию и упираюсь лбом в его грудь, протяжно выдыхая.
Папашка же. Пусть проявит немного любви, когда дочери это особо необходимо.
Так он и поступает, к счастью. Обнимает за плечи, забывая, что держит книгу, и та с грохотом падает на пол.
— Я вроде рада, что жива, — говорю я.
— Я тоже очень рад, — соглашается Дмитрий.
Я всё ещё не доверяю ему полностью, но то, что происходит — определённо прогресс.
Возможно, до полного сближения осталось совсем чуть-чуть?
Стоит только отстраниться от Дмитрия, как кто-то обнимает меня со спины. Гляжу вниз. Ручки тоненькие, маленькие ладошки. Мне трудно повернуться вокруг себя, и мой обниматель, похоже, понимает это, поэтому сам возникает перед моим лицом.
Вета. Живая. Одной проблемой меньше.
— Спасибо, — говорит юная фейри.
Теперь обнимает меня спереди.
— Тебе не только меня благодарить стоит…
— А остальных она уже и так затискала до смерти, — говорит Бен, плетущийся позади меня. — Крайне любвеобильная девчонка.
— Я бы посмотрел, каким был ты, если бы тебя держали в плену среди бездушников чёрт возьми сколько времени, — бурчит Ваня в ответ.
Отлепить от себя Вету удаётся не сразу. Фейри будто боится, что в любой момент вернётся в то ужасное место.
— Расскажите мне всё, — прошу я, когда снова чувствую, хоть и ограниченную, но свободу в действиях. — Что с оборотнями?
— Лиза победила Антона и стала альфой стаи своего отца, — говорит Дмитрий. — Даже Магдалене пришлось ей подчиниться.
— Значит, война окончена?
— Да. Мы решили взять временный нейтралитет до тех пор, пока не придём к консенсусу в наших будущих отношениях. Некоторые члены стаи всё ещё настроены крайне враждебно, благо они не могут пойти против своей альфы.
— Хорошо, — выдыхаю я. Одной проблемой меньше. — А что с гнори?
Дмитрий вопросительно глядит выше моей головы. Туда, где стоят близнецы и Бен.
— Она не видела, — говорит Ваня. Выходит вперёд. Обращается ко мне. — Когда я вернулся к вам с Ветой, я вступил в сражение с одним из гнори. Когда я начал проигрывать, он воспользовался моим секундным параличом и решил попробовать на вкус мою кровь… знаешь, странно было. Гнори вспорол мне бок когтями, приложился и вдруг начал биться в припадке. Что-то белое пузырилось на его губах, а из беззубого рта слышалось бульканье вперемешку с утробным плачем. — Ваня замолкает. На автомате тянется поправить очки, которых сейчас нет на его носу. — Во мне такое намешано, и, видимо, в этом всё дело. Моя кровь отравлена дважды: магией стражей, эхно, с самого рождения, и геном оборотня после клинической смерти. Гнори этого не вынести.
— Это как с алкоголем — правильно же говорят, что лучше не смешивать, — вставляет Бен.
Ваня глядит на него устало, но всё же кивает, соглашаясь.
— Мы не будем уподобляться королеве Зимнего двора и не станем переводить угрозу на другой мир, — говорит Дмитрий. — Мы дадим гнори и перитонам бой. И данное открытие сослужит неплохую службу в изготовлении оружия против них.
— Про королеву — это уже точно, что ли? — уточняю я, прищурившись. — Не догадки?
— Точно. Магдалена рассказала Лизе о том, что королева воспользовалась ненавистью оборотней и желанием причинить нам, стражам, всяческий дискомфорт, и передала им в руки не просто заклинание для вывода призмы из строя, а магию, создающую временный путь в Волшебные земли. Так она прогнала гнори и перитонов, пришедших в её мир. Правда… Магдалена говорила, что об этом им стало известно лишь после того, как всё произошло.
Я утвердительно качаю головой. Клео точно смогла бы такое провернуть. Могущества у неё для этого достаточно, как и сумасшествия.
— Но как создать оружие? Мы же не будем выкачивать из Вани всю кровь!
— Мы работаем над этим вместе со…
— Вместе со мной.
Сжимаю челюсть так сильно, что эмаль на зубах скрипит. Не оборачиваюсь. Не хочу лишний раз позволять Эдзе думать, что все вокруг то и делают, что жаждут его внимания.
— Я погляжу, ты уже на ногах! — восклицает Эдзе.
Вперёд выходит сам. Жмёт руку Дмитрию. Я почти уверена, что нарочито при этом остаётся ко мне боком, чтобы я разглядела белое клеймо
