А как я отношусь к происшедшему сегодня?
Во время войны влияние Гитлера на военно-морской флот было слабее, чем на армию. Для него война на море была чем-то далеким и не слишком понятным. На последних этапах войны он вообще избегал вмешиваться в дела флота. Поэтому между ним и флотом не было противоречий, которые так часто возникали из-за его непосредственного командования сухопутными силами. Не касалась флота и неприглядная деятельность Гиммлера на востоке, которая, скорее всего, не была тайной для армейских генералов и штабных офицеров. Военные корабли постоянно находились или в море, или на военно-морских базах, поэтому довольно редко контактировали с партийными организациями, в процессе чего между ними могли бы возникнуть трения. В армии, подразделения которой были распределены на обширной территории, положение было иным. В результате офицеры флота не имели связей с группой оппозиции и не участвовали в подготовке заговора.
С другой стороны, если в Германии существовали мужчины и женщины, готовые пойти на государственную измену, поскольку твердо верили, что только так они смогут освободить свою страну от Гитлера, я не считаю, что имею моральное право упрекать их за это, особенно если им было известно о тех зверствах, о которых мы узнали только сейчас.
Более того, если их убежденность простиралась так далеко, что они были готовы при необходимости совершить политическое убийство, я не могу не относиться к ним с уважением. Ведь ради достижения цели они были готовы рисковать жизнью. Для меня готовность отдать свою жизнь является искуплением убийства.
Таким образом, в целом я одобряю моральные мотивы заговорщиков, особенно если они знали о массовых убийствах, совершенных гитлеровским режимом. Но тем не менее я не могу не размышлять, как бы действовал сам, если бы знал о преступлениях национал-социализма. Уверен, что я ни при каких обстоятельствах не стал бы терпеть некоторые вещи и непременно выступил бы против них. Но я не могу сказать, что бы я сделал, будучи солдатом вооруженных сил страны, находящейся в состоянии войны. Не знаю. И вряд ли имеет смысл строить на этот счет какие-то гипотезы и предположения.
Была ли попытка убийства 20 июля политически оправданной и какую оценку дала бы ей история, окажись она успешной, – вопросы сложные и неоднозначные.
Сегодня уже точно известно, что заговорщики просчитались, они оказались обманутыми в своих ожиданиях относительно политических последствий своих действий за границей. Требование безоговорочной капитуляции, выдвинутое нашими противниками, осталось неизменным. Кровопролитие не могло прекратиться, на что надеялись многие, только по причине смерти Гитлера. Хотя об этом тоже можно только гадать. Наиболее вероятным последствием успеха 20 июля стало бы обострение внутренних противоречий, ослабление наших позиций на фронтах либо их полный развал, безоговорочная капитуляция, пленение миллионов наших соотечественников на Восточном фронте, захват Восточной Германии и депортация ее населения русскими, иными словами, новое кровопролитие.
Я верил в то время и верю до сих пор, что заговорщики ошиблись в оценке своих целей. Придя к власти, они все равно не смогли бы предотвратить ни поражения, ни его последствий. Каким бы стало поражение в сравнении с тем, что постигло нас в мае 1945 года, остается только гадать.
Лично мне кажется вероятным возникновение легенды о том, что поражение стало причиной государственной измены кучки убийц и что война завершилась бы куда более благоприятно для Германии, если бы Гитлер остался жив. Думаю, что появление такой идеи посеяло бы больше семян раздора среди немцев, чем те, что проявляются сегодня, когда заходит речь о событиях 20 июля.
Насколько сложнее стал бы впоследствии процесс восстановления! Насколько труднее было бы немецкому народу вернуть себе способность объективной самооценки, что является необходимым первым шагом к обеспечению внутренней стабильности и соответствующего положения в огромной семье народов.
Учитывая, что заговорщики хотели (и доказали это) рискнуть жизнью ради своих убеждений, полагаю, было бы неправильно обвинять этих людей в том, что они, повинуясь зову рассудка и обладая твердой уверенностью в том, что их действия могут спасти страну, решились пойти на предательство и убийство. Но не менее неправильно было бы упрекать людей, сохранивших верность присяге и считавших своим единственным долгом сражаться до конца. И еще более серьезной ошибкой стало бы облачение любой из перечисленных концепций в пышные одежды национальной легенды. Всегда найдутся люди, которые не поверят предложенной им версии. Таким образом невозможно достичь единства, можно только усилить рознь.
Я уже говорил и повторяю сейчас, что при определенных обстоятельствах с точки зрения общечеловеческой морали могу рассматривать государственную измену с изрядной долей понимания и даже симпатии. Но я считаю чудовищной выдачу врагу военных тайн. Тот, кто это делает, переходит все границы общепринятой морали, нарушает существующие этические нормы.
Можно понять и оправдать человека, который поднимает мятеж против главы государства, которого считает виновным в несчастьях, постигших его страну. Но ни при каких обстоятельствах нельзя оправдать присвоения человеком права подвергать опасности или намеренно посылать на смерть своих соотечественников, которые имеют не больше влияния на деятельность правительства, чем он сам, перейдя на сторону врага и таким образом внося вклад в поражение своей страны. Предатель – это пария, презираемый каждым человеком любой национальности. Даже противник, которому служит предатель, не уважает его, а только использует. Любой народ, не окружающий таких предателей всеобщим презрением, подрывает сами основы существования своего государства, какое бы правительство ни стояло во главе.
21. ПОДВОДНАЯ ВОЙНА С МАЯ 1943 ГОДА И ДО КОНЦА
Необходимость продолжать подводную войну. – Новое оружие, орудия ПВО, акустические торпеды, бункеры для подлодок. – Угроза атак с воздуха в море. – Ловушка для самолетов. – Потери подлодок. – Шноркель. – Подводные лодки и высадка в Нормандии. – Наступление во вражеских водах. – Новые типы подводных лодокСобытия мая 1943 года наглядно показали, что противолодочная оборона двух крупнейших морских держав стала значительно мощнее, чем необходимо, чтобы справиться с нашими подводными лодками. Должно было пройти много месяцев, прежде чем последние могли быть оборудованы новым вооружением, разработка которого активно велась, но до массового производства дело еще не дошло. Новые подводные лодки с высокой подводной скоростью ожидались только в конце 1944 года.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
