Глава двадцать пятая. … если вы хотите тепла, достаточно просто попасть под горячую руку
Глава двадцать пятая. … если вы хотите тепла, достаточно просто попасть под горячую руку
"Сразу видно, дерьмовый человек.
В воде не тонет, в огне не горит…"
Разочарованная толпа
Можно бесконечно долго смотреть на то, как горит огонь только в том случае, если он горит не под твоими ногами! В данный момент я предпочла бы посмотреть, как течет вода! И желательно не по ногам… Огонь подбирался ко мне, вызывая инстинктивное желание залезть повыше. Я дергала руки, пытаясь освободиться, но наручники больно впивались в запястья. Едкий дым забивался в легкие. Огонь поднялся настолько, что я реально трухнула, стараясь не смотреть вниз.
Я зажмурилась, молясь всем богам, чтобы задохнуться раньше, чем сгореть. Сейчас должно быть очень больно… Я мысленно сосредоточилась на предстоящей боли…
«Альберт будет жить… Альберт будет жить…» - повторяла я, чувствуя, как из носа, по губам, подбородку и шее течет кровь. Я слизнула ее. Соленая...
Огромная кровожадная, многоголовая гидра, чудовище, рожденное ненавистью и страхом, обвивала костры, упиваясь страданиями тех, кто на них горит. Сейчас она сильна. Сейчас она кровожадна и жестока. Сейчас она вдыхает дым пожарища, а в ее многочисленных глазах отражается фанатичный отблеск костров. Завтра она распадется. Ее головы разойдутся по домам, вспоминая пьянящее чувство, когда сопричастность и безнаказанность сливались воедино. Они про себя назовут это ощущение - "свободой", а утром, с похмелья, им будет страшно смотреть друг-другу в глаза. «Все пошли, и я пошел! Какие ко мне претензии?», «Все жгли, и жег! Я ни в чем не виноват!». Они будут оправдываться перед собой, занимаясь повседневными делами. Руки, которые сегодня калечили жертв и поджигали костры, завтра будут гладить своих детей. Губы, с которых срывались проклятия и оскорбления, завтра будут целовать своих любимых. Но, как однажды сказал Альберт, пока еще «сегодня».
Страшнее боли может быть только ее ожидание. Приоткрыв слезящиеся глаза, я видела, как огонь пляшет вокруг меня, обвивая мое тело языками пламени. Огонь не причинял боли, не обжигал тело. Он даже щадил мою испачканную и порванную одежду. Я смотрела с изумлением на то, как почернели под моими ногами доски, как вместе с пламенем поднимаются вверх черные куски горящей бумаги. Один почерневший обрывок попал мне на губы, рассыпавшись прахом. Огненное кольцо сжималось вокруг меня. Дым набивался в легкие, но пламя гладило меня, ласкало, осторожно прикасаясь ко мне, вызывая лишь легкое покалывание.
«Анна-а-а, Святая Анна! И вот священный огонь пылает, и диво дивное видят люди, огонь преступницу обнимает, ласкает плечи, целует губы!» - пронеслась у меня в голове дворовая песня, которую когда-то мне бросили в соцсети на день рождения, глубокомысленно заметив, что «про Аню!». Возможно, это был намек на то, что я очень красивая и зажигательная. Я так и не поняла.
Опыт поднял голову, изумленно глядя на Любовь. Любовь сама смотрела на Опыт с удивлением.
«Это что-то новенькое!» - удивился Опыт, оглядываясь по сторонам. – «Что-то я такого даже представить себе не мог!» «А я верила в чудо!» - возликовала Любовь, расправляя прекрасные крылья.
«Нет, в это чудо, по имени Аня, я тоже верил, но это как-то выше моего понимания!» - озадачился Опыт. – «Теперь главная цель – не задохнуться от дыма! Огнетушитель и противогаз! Срочно!»
И я попыталась дышать через раз, чувствуя, как слезятся глаза. Огонь под ногами стал постепенно угасать, зато гнев и азарт «поджигателей» только разгорался. Доброжелатели-поджигатели посмотрели на меня озадаченно, с легким оттенком сомнения. «А не ведьма ли она?» - читалось в подозрительных прищурах. «Ага, а сжигают нас для профилактики! Мы тебя сожжем, а ты больше не колдуй!» - пригрозил пальцем крайне озадаченный Опыт. «А вдруг они решат, что Аня – святая?» - спросила Любовь. – «Вдруг нас канонизируют?». «Ну да, есть такая народная забава, сначала бить камнями, а потом челом!» - усмехнулся Опыт. – «Почти во всех религиях есть товарищи, которых сначала зверски замордовали свои же, а потом «ниспошли нам благодать, денежек побольше, здоровьица, счастьица в личной жизни и всех-всех благ! Пожа-а-алуйста!»»
Я посмотрела на зрителей, взглядом далеким от святости. Если вдруг канонизируют, то у них здоровьица не хватит себе блага вымаливать. Наверное, таким взглядом смотрела на меня престарелая резиновая маринованная курица из духовки, когда я ее тыкала вилочкой, пытаясь определить степень готовности. В толпе нарастал недовольный ропот. Народ перешептывался, чувствуя себя явно неуютно. Еще бы!
- Тащите еще доски! – заорал, кашляя от дыма, какой-то неугомонный мужик. – Больше досок! Все, которые есть!
«Анна Д’Арк! Ремейк на «Жанну Д’Арк». Дубль второй, сцена последняя. Сожжение!» - заметил Опыт. Любовь скептически посмотрела на людей, а потом на головешки под моими ногами. «А мне казалось, что второй раз не казнят!» - удивилась она, глядя не бессовестных зрителей. «Расскажи об этом декабристам!» - усмехнулся Опыт, закатив глаза.
