Атсуши пообещал впредь никаких резких движений в сторону Юки не делать без предварительного согласования с ней, а также не приближаться к «Литературному клубу» на две морские мили, без опять‑таки предварительного согласования.
Акеми в свою очередь также обещала, что поддержит брата в его начинаниях и не будет предпринимать никаких движений в сторону Юки. Расплывчатую формулировку и хитрый прищур ее глаз я увидел, оценил. Подумав – пожал плечами. Понятно, что эта лиса не собирается убирать меня из своего внутреннего списка «гадов, которых надо заставить страдать», ну и ладно. Страдания – это не по моей части. Чтобы страдать, надо вон, богатым внутренним миром обладать, со свей этой духовностью, совестью, моральными рамками и комплексами. У меня во внутреннем мире не разгуляешься. Справлюсь.
После уроков, как и обещал, зашел в клуб Иошико. Клуб тхэквондо – это вам не Литературный, это небольшая комнатка, скорее даже такой склад инвентаря и место для брифингов, чем клуб в нашем понимании. Потому что занятия у них обычно в спортзале или на стадионе, вот и не нужно помещение нормальное. Хотя – наверное и нужно, уж от диванчика, холодильника и прочей роскоши Иошико бы точно не отказалось, но это уж администрация школы так решила. Иошико, капитан команды и председатель клуба – сидела на столе и что‑то черкала в тетради у себя на коленях.
– А, Син. Заходи, гостем будешь. – сказала она, не отрываясь от тетрадки: – дверь только закрой. – я закрыл за собой дверь и огляделся. Небольшая комната со шкафчиками для инвентаря по стенам. В центре – стол и вокруг стола даже не стулья а скамейки. На подоконнике – старый электрический чайник, чей‑то шлем, зачем‑то бокен (утащили у кендоистов наверное) и открытая коробка печенья. И запах. Да, мальчики пахнут козлом, а девочки – цветами. Но и мальчики и девочки носят инвентарь, переодеваются, потеют. Этот запах известен всем, кто хоть один раз был в спортивной раздевалке. Легкий, да, но тем не менее. Запах спортивных побед и достижений – это не благоухание цветов, врученных на пьедестале почета, и не аромат бокала шампанского, которым отмечают медали, это именно вот этот запах – дух преодоления себя, пота, сбитых костяшек и перебинтованных коленок.
Я аккуратно закрыл за собой дверь и присел на край скамейки. Посмотрел на Иошико. Та продолжала что‑то черкать в своей тетрадке. Хоть ногами не болтала, как когда на моей парте сидит, подумалось. Вообще Иошико была на удивление ладной девушкой, как и полагается спортсменке. Нет, конечно ее бы не напечатали на развороте «Токио Хот», хотя это только потому, что сейчас в Японии почему‑то в моде девушки – макарошки. Почему макарошки? Да вы посмотрите на их ручки и ножки. Клянусь, я там даже суставов не вижу – ни коленных ни локтевых, о мышцах и сухожилиях и говорить нечего – ровная макаронина от плеча и до кисти. То же самое и с ногами – еще одна макаронина от попы до стопы. Что же касается попы…
Ну нет у японских девушек попы. Не у всех, я согласен, но у большинства, а особенно у тех, кого в этом самом «Токио Хот» печатают. И ведь даже в этих бикини, которые больше веревочки – тоже нет. С грудью, кстати – полный порядок, а вот попы нет. Понятно – немного и генетики тут есть, но на мой взгляд стороннего наблюдателя, тут дело в том, что попа – это мышца. Даже не так. Попа – это мышцы. А мышцы требуется тренировать. Силовыми нагрузками, все эти приседы со штангой, все эти подходы до упора, дрожащие коленки на следующий день. А тут почему‑то образ красивой девушки – это вот такая девушка‑макарошка. Не знаю, откуда у них титьки выросли, но это же жировая ткань при всем моем благоговении к предмету. Отрастить жировую ткань при генетической предрасположенности – дело нехитрое. И даже не сильно от вас зависящее – ешь нормально и все. Будут тебе титьки. Или не будут – тут уж как с генетикой повезло. А вот попа – предмет такой, что без пота и усилий японской (или корейской – азиатке в общем) девушке ее не отрастить.
В любом случае, наша Иошико в тренды японской моды на женскую фигуру не попадает. У нее‑то попа есть. И какая! Если вам постоянно требуется наносить удары ногами в голову – мышцы, приводящие в движение эту самую ногу – непременно развиваются. Поэтому ноги у Иошико просто скульптурно вылепленные произведения искусства. Так и хочется припасть к ее ногам и … так. Снова берем себя в руки, одергиваем и убираем из головы все эти ноги. Трудно, да, но необходимо.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Кстати, не всем такие вот ножки нравятся, пару раз я слышал шепотки среди девчонок, дескать «горилла и сплошные мускулы». Пфф, ничего вы не понимаете в женской красоте, детки.
– Ну? – поднимает голову Иошико и сдувает в сторону локон, выбившийся из прически: – зачем хотел встретиться?
– Иошико‑сан! Мне необходимо признаться. – не стал тянуть кота за обстоятельства я.
– Ого! Это круто. Сейчас, погоди, я только покраснею. – Иошико отложила тетрадь в сторону и поднесла ладони к щекам: – Арара, Синдзи‑кун решил признаться. Не боишься, что я разобью тебе сердце?
– Сердце невозможно разбить. Порвать, например, ну или проткнуть там – запросто. Хотя, если заморозить сперва… – легко отвлекся я. Подсознательно неохота мне этот разговор затевать, вот и съезжаю на шуточки.
– Какой ты зануда, Син, нету в тебе романтики. – покачала своими произведениями искусства Иошико: – и как тебя твои бабы терпят. О, а как они к твоим признаниям отнесутся? Я ж видела, как эта… которая из топика своего выкипает титьками – на тебя смотрела. Они потом не припрутся мне карачук делать? Ты ж у нас не просто школьник, ты ж у нас любовник самой Сумераги‑тайчо.
– Что?! – ну, серьезно, – что?! И откуда у нее в голове… хотя понятно откуда. Она видела всех троих вместе и сделала вывод что Читосе – это как раз и есть Сумераги. А дальше – девичье воображение и немного японского менталитета. Ну и плюс все эти слухи о развратности и похотливости самой Сумераги.
– Кхм. – кашлянул я: – эти вот слухи – не соответствуют действительности. Преувеличены.
– Да, я тоже не сильно слухам верю. – отмахивается Иошико: – но тут‑то я своими глазами видела, как они обниматься с тобой лезли. И не надо говорить, что они твои дальние родственницы, потому что если так, то у вас еще и инцест там.
– Да, я и не говорил, в общем‑то.
– Ага! – торжествующе произнесла Иошико, подняв вверх указательный палец: – устал отрицать очевидное! – глаза у нее заблестели, она наклонилась ко мне.
– А скажи, как у вас это происходит? Прямо все со всеми или по очереди? А кто главный? Ты там доминируешь, или тебя там доминируют? А еще ходят слухи, что Огненная Сестра ходит в трусах с огромным дилдо и всех – того… тебя тоже?! Говорят, что потом, – кого она – того – на люстру вешает! Тебя уже вешали? Каково это?! Ну мне же любопытно, Син!
– Кхм… – завис я. Нет, понятно, что фабрика слухов и сплетен в нашем городе работает и днем и ночью, да и тема такая приятная – обсудить что на личном фронте в команде суперов происходит, но такого я не ожидал.
– А правда, что Тигрица любой облик принять может и вы ее заставляете в итальянских актрис перекидываться и потом … того?! А какие привычки у Сумераги‑тайчо? Правда, что она немного некрофилка? У вас есть в холодильнике отрезанные … мужские достоинства?! Кьяяя! – краснеет Иошико: – как романтично!
– Кхм… – продолжаю зависать я. Хотя идея насчет Майко и преображения ее в Орнеллу Мути – зачетная и надо бы попросить, но вот что идея насчет хранения в холодильнике отрезанных мужских членов – романтична – это неожиданно. На всякий случай я отодвинулся от краснеющей Иошико подальше. Может, ну его? Зачем такой вот девушке рассказывать про мой импринтинг? Это же, всякое может случится. Потом, такие рассказы приведут к моей уязвимости – могут. Да, вот и подсознание вмешалось. Подсознанию вся эта идея с самого начала не нравилась. Оно считает, что все нормально, пусть Иошико и дальше мучается от «неясного томления» в груди, а как захочет разобраться – пусть приходит, а уж после секса мы ей… хотя и тогда не скажем, чего человека расстраивать. Это вон Майко с Акирой догнали, потому что от их обычного паттерна поведения отличалось, а тут – ровесник, парень, да все сходится. Никаких подозрений. Начал бы я свой охмуреж с ровесниц – никто бы и не догадался.
