– Позвольте, господа, - вдруг удивлённо сказал он. - Я отлично помню, что козырной король вышел. Ну как же, он убил мою даму… Разумеется, вышел!
– Что пан хочет этим сказать? - высокомерно спросил Навроцкий. Его красивое лицо приобрело оскорблённое выражение. - Пан находится в порядочном обществе. Здесь не принято бросаться подобными выражениями.
– Я никого не хотел обидеть… - растерялся юноша. - Но, право же, король…
Может, это ошибка? Проверим карты?
"Порядочное общество" вокруг стола взорвалось возмущёнными голосами. Львов вздрогнул, осмотрелся, словно лишь сейчас сообразив, где находится. На его мальчишеском лице явно выразился испуг.
– Продолжаем игру! - отрывисто сказал Навроцкий.
Губы Львова дрогнули. Тихо, но твёрдо он сказал:
– Не буду. Вы передёргиваете.
– Что? -Навроцкий поднял бровь, нехорошо усмехнулся.
Илья понял, что пора вмешаться, и, проклиная про себя последними словами Митро, Кузьму и свою дурную голову, шагнул к молодому князю.
– Ну-ка, Михаил Иваныч, идёмте-ка отсюда. Вас папаша уже с фонарями обыскавшись. Третьего дня из имения приехали, вся полиция на ушах стоит, по городу носятся.
Львов вздрогнул, повернул голову. С его лица ещё не сошло испуганное выражение, когда он выговорил:
– Илья, это ты?
– Ну, место ли вам здесь? - как можно суровее сказал Илья. - Идёмте, говорю, да поживее.
Молодой князь неловко поднялся. Навроцкий встал тоже. Илья посмотрел на него, оглянулся по сторонам и понял, что их отсюда просто так не выпустят.
– Послушай-ка, приятель… - В голосе Навроцкого сильнее обозначился польский акцент: он начинал выходить из себя. - Ты здесь откуда? Сюда легко войти, дверь не заперта, а вот выйти… Матка боска[115], у тебя могут быть неприятности!
– Как бы я тебе неприятностев не налепил, - как можно спокойнее сказал Илья, хотя у него уже тряслись все поджилки. Он не сомневался, что справится с Навроцким, но вот со всей его шайкой…
– Прошу по-доброму: уходи! - вполголоса сказал Навроцкий, и Илья понял, что это последнее предупреждение.
– Илья, оставь, ступай… Это мои заботы, - дрожащим голосом вмешался мальчик.
– Пан говорит дело, - усмехнулся Навроцкий.
Краем глаза Илья заметил, что их уже обступили. А посему не стал терять времени и молча "закатал" Навроцкому в челюсть. Тот кубарем отлетел к стене, вскочил с перекошенным лицом, кинулся на обидчика. Илья чудом успел перевернуть стол, карты и деньги посыпались на пол, диким голосом завопил сбитый им походя с ног оборванец, но на Илью уже навалились трое.
Неизвестно, чем бы всё закончилось, если бы с места, отбросив носок, не вскочила толстая баба, про которую Илья совсем забыл. В тусклом свете лампы он увидел широкое курносое лицо.
– Молча-а-ать! - гаркнула вдруг она хорошо поставленным голосом частного пристава. К изумлению Ильи, оборванцы, державшие его, тут же вскочили на ноги и чуть ли не вытянулись, как рекруты на плацу. Баба, кряхтя, нагнулась за своей жестяной кружкой. Деловито сказала:
– Рвите когти, зелёные ноги! - и запустила кружкой в лампу. Раздался звон, стало темно, послышались вопли и проклятия. Илья на ощупь подобрал с пола несколько ассигнаций, схватил за руку молодого князя и рванулся к двери. У выхода их попытались схватить, но тут уже и Львов пришёл в себя и дал нападавшему сдачи. Тот завыл, дверь распахнулась - и Илья с князем вылетели на залитый солнцем Цветной бульвар…
– Илья, я не могу больше! - взмолился юноша уже на Трубной площади.
Илья остановился, перевёл дыхание. Оглянувшись назад, с облегчением понял: не догонят. Да и вокруг уже было полно народу, на углу прохаживался потный городовой, у тротуара толпились извозчики.
– У тебя кровь… - испуганно сказал молодой князь.
– Где?
Илья провёл ладонью по лицу, поморщился, нащупав ссадину, кисло подумал, что сегодня вечером ему с хором точно не выйти. Не замазываться же тестом с кирпичной пылью, как Кузьме… Так и не нашёлся этот паршивец! Только зря из-за него в чужую заваруху влез.
– Совести в вас нету, Михаил Иванович, - сердито сказал Илья. - Ну за каким чёртом вас в эту дыру потащило? Да ещё в очко играть сели! Ваше дело - в ниверситете книжки разные читать, а не в карты дуться. Ваша мамаша, поди, трижды в гробу перевернулась, на вас глядя! Воля же вашему батюшке держать вас так свободно. Да если б мой Гришка в такое вляпался – из-под кнута бы у меня не встал!
Юноша поёжился. Помолчав, спросил:
– Скажи, а верно, что отец приехал? - Илья недоумевающе взглянул на него, и Львов, покраснев, пояснил: - Я ведь уже неделю не был дома…
– Пороть вас некому, ваше сиятельство, - заметил на это Илья. Но, взглянув в смущённое лицо молодого человека, сжалился: - Да нет, нету Ивана Васильича. Из имения так и не возвращались. А вы бы ехали туда, к нему. Вам лучше в городе-то пока не показываться. Я этих жуликов знаю, лихой народ.
Услышав о том, что отца нет в Москве, молодой князь даже сумел улыбнуться.
– И то дело, Илья. Сегодня же и поеду, вот только зайду в университет…
– Деньги возьмите. - Илья вытащил из кармана смятые бумажки и сам удивился, как много их оказалось. Хватал-то вроде первое, что под руку сунулось, а вот поди ж ты - почти весь львовский капитал.
– Оставь себе, - решительно отказался Львов. - Ты рисковал жизнью из-за моей глупости.
Теперь пришёл черёд смутиться Илье.
– Ну, вот ерунда… Не разбрасывайтесь, ваша милость. Вам ведь и к папеньке нужно будет с чем-то ехать. И в ниверситете небось книжка какая понадобится…
– Нет! Не возьму! Позволь мне тебя отблагодарить! Возьми хотя бы это! – Львов силой засунул несколько ассигнаций в карман Илье. - А вот эти деньги передай, пожалуйста, Ирине Дмитриевне, я ей обещал.
– Ну, бог с вами. Спасибо. Смотрите уж, больше с мазуриками не вяжитесь.
Последнее "благодарю" молодой Львов выкрикнул уже из извозчичьей пролётки. Илья помахал вслед, подождал, пока экипаж скроется за углом, и лишь тогда вытащил навязанные князем ассигнации. Пересчитав их, повеселел, тут же решил, что Ирина Дмитриевна обойдётся, и уже повернул было к трактиру, когда сзади его окликнули:
– Эй! Смоляков! Илья! Сто-о-ой!
Голос был женский, и Илья, от неожиданности едва не давший стрекача в переулок, остановился. Через площадь к нему, размахивая руками, неслась та самая толстая, курносая баба из суковского заведения.
– Илья! Ну, что ж такое! Кричу-кричу, а ты как оглох! - Подбежав, она с размаху ухватилась за его рукав, и на растерявшегося Илью весело взглянули жёлтые, круглые, наглые очи Катьки Пятаковой.
– Ты?!. - ахнул он.
– Слава тебе, святая пятница, - признал! - хмыкнула Катька. - А я вот тебя сразу узнала. Глазищи твои чёртовы ни с чьими не спутаешь. Ну как живёшьпоживаешь, дух нечистый? С побываньицем тебя!
Илья молчал, разглядывая Катьку. Бывшая горничная Баташевых была одета в коричневую набивную юбку и, несмотря на жару, длиннющий заплатанный шушун. Волосы скрывал нарядный шёлковый платок. Катька сильно раздобрела и выглядела необыкновенно важной - особенно когда, чинно взяв Илью под руку, зашагала рядом с ним по Трубной.
– Давно ль в Москве, аспид?
– С Пасхи.
– А зачем, нам на радость, в заведение прибыл?
– По делу.
– Живёшь на старом месте? Жена с тобой? Детей много родил? Да будешь ты отвечать или нет?! - наконец лопнуло Катькино терпение. - Или я так и буду из тебя клещами тянуть? Может, ты теперь, антихристова морда, такую важность заимел, что со старой любовью зазорно словом перекинуться? Да, может, я об тебе все эти годы вздыхала, а?! Может, сохла?!
– Это ты-то сохла? - ухмыльнулся Илья, оглядывая внушительные Катькины формы. - А что ты сама-то у Сукова делала? Видит бог, если б не ты – пропал бы.
– Да если бы не я, ты бы ещё чёрт знает когда пропал, - успокаиваясь, проворчала Катька. - А у Сукова… Али ты не слыхал, что я там хозяйка?
– Ты-ы-ы?!
– Ну, я. - Катька снова улыбнулась, уже без ехидства. - Я ведь, Илья, в своей жизни не потерялась. Когда ваша с Лизаветой Матвеевной история закончилась, я к купцам Григорьевым горничной прыгнула. Там замуж вышла за Фаимку-дворника. А когда он хозяев обокрал да на Хитровку нырнул, я за ним подалась. А на Хитровке, сам знаешь, честной мадамой не проживёшь. Понемногу-полегоньку и мы с Фаимкой в люди выбились, своё заведение открыли.
– Ну и дела… - только и смог сказать Илья. Помолчав, фыркнул: - Фаимкато - татарин? С нехристем, выходит, живёшь?
– Я его Фомой Иванычем зову. А ночью, Илья, всё едино - что нехристь, что православный. Оченно хорошо у него с детьми получается, каждый год из меня по двойне вылазит. Правда, - Катька хихикнула, - все на него не похожи. Но, значит, моя кровь гушше.
– Как была потаскухой, так и осталась, - подытожил Илья.
