Это было не слишком приятное объятие. ДосПехи Иэна были все в грязи, и он ужасно провонял. Звенья его кольчуги причиняли Элинор боль на руках и спине. Тем не менее она стояла совершенно неподвижно. Иэн мог отказаться говорить, мог действовать, ничего не говоря, но лгать он не станет, и то, что он сказал, было правдой. Она посмотрела ему в глаза.
— Почему же ты отослал прочь моего гонца и не сообщил, где ты?
— Я не отсылал его. Это сэр Питер. В то время я был пленником. Нет! Черт! — Он прижал ее сильнее, почувствовав, что в ней опять просыпается гнев. — Я сказал, что не буду ничего объяснять по этому делу, пока ты в таком настроении. И по правде говоря, Элинор, у меня есть более настоятельные потребности, нежели месть сэру Питеру. Я немного ранен и не могу даже сказать, как устал.
— Назови меня глупой злобной ведьмой — ты поднимешься в спальню наверху или я прикажу принести кровать для тебя сюда?
— Сюда, — не раздумывая ответил Иэн, сам удивившийся тому неприятному ощущению, когда была упомянута комната, в которой его держали взаперти. Затем он улыбнулся и покачал головой в ответ на мелькнувшее в глазах Элинор беспокойство. — Не потому, что я слишком слаб, чтобы подняться по лестнице. Именно там я сидел под замком.
— В главной спальне? — удивленно спросила Элинор. Она никак не ответила на утвердительный кивок, а лишь усадила его на стул, на котором перед тем сидела, и ненадолго покинула его, чтобы распорядиться насчет ванны и кровати. Она вернулась к мучившему ее вопросу только после того, как Иэн помылся, раны его были перевязаны, и он растянулся в постели.
— Каким нужно быть дураком, чтобы додуматься запереть тебя там? — пробормотала она больше себе, чем Иэну, который уже засыпал.
— Потом, — устало произнес он, но лоб его уже нахмурился. — Это единственная фальшивая нота в его истории. Навесить в передней тюремную дверь — это дело не одного часа, и это не могло быть сделано в тот день, когда я приехал. Дверь должна быть изготовлена по размеру проема, да и сам проем нужно переделывать — это долгая песня. Следовательно, он это спланировал заранее.
— О нет, — ответила Элинор, — насчет двери ты можешь сэра Питера не винить. Она висит там со времен моего деда. У одного из кастелянов бывали припадки безумия, когда он пытался убить всякого, кто оказывался под рукой.
— И твой дед тем не менее оставил его управлять замком? — рассмеялся Иэн, и сон ненадолго покинул его.
— Кастелян тогда был уже очень стар. Замком управляли его сыновья и справлялись хорошо и с замком, и с землями, и со своим отцом. Что мог сделать дед? Ты же не станешь выбрасывать на улицу старого слугу только за то, что от старости он стал бесполезным.
— Ты права. — Иэн вздохнул, и глаза его опять начали закрываться. Но он тут же распахнул их во всю ширь. — Сэр Питер случаем не тех же кровей? — поинтересовался он. — Это могло бы кое-что разъяснить. По правде говоря, мне его действия все больше кажутся скорее безумием, чем злонамеренностью.
— Нет. Это не объяснение. Младший сын того кастеляна тоже сошел с ума и покончил с собой. Старший погиб в бою. Детей у них не было — к счастью, я думаю, — и мой дед назначил сэра Питера. Спи, родной мой. Мне кажется, сюда идут остальные, и за ними я тоже должна поухаживать.
Глаза Иэна опять закрылись, и опять усилием воли он раскрыл их.
— Элинор. — Она тут же обернулась и наклонилась к нему. — Посмотри голову Джеффри, — пробормотал он. — Цирюльник говорит, что с ним все в порядке, но и ты взгляни.
Он проспал несколько часов, пока Элинор обрабатывала довольно легкие ранения, полученные Ллевелином, Солсбери и Гвенвинвином, и осмотрела Джеффри и Оуэна, чтобы убедиться, что их лечили должным образом. После того как Гвенвинвина заперли в той самой спальне — в точности подходящей как его титулу, так и его положению пленного, — она наконец подошла к сэру Питеру, который в испуге не знал, куда девать глаза.
— Я совершил большую ошибку, — произнес он, делая над собой усилие, — но я желал вам добра. Я считал, что буду более преданным слугой, чем тот, кого назначил бы ваш муж в угоду лорду Ллевелину. Моей ошибкой является то, что я неправильно оценил лорда Иэна, а не мои намерения.
— Разве я не говорила вам, что лорд Иэн никогда не сделает ничего мне во вред? — Слова звучали резко, но были бы куда резче и холоднее, если бы Элинор сама не стала жертвой подобных же подозрений. — Он, конечно, любит своего брата по клану, — добавила она уже мягче, разжалобленная серым лицом, окровавленными доспехами и полными отчаяния глазами. — Но мы с ним одной плоти, одной крови и одной кости. Вы больше никогда не должны в нем сомневаться. А что касается вашей судьбы — мы все сегодня слишком устали. Завтрашний день наступит уже скоро.
Она еще более смягчилась, неожиданно вспомнив, когда смотрела на обреченное лицо сэра Питера, что боль в глазах Иэна исчезла, и Изабель оказалась права.
— Идите отдыхайте. Поскольку все окончилось достаточно благополучно, вам не нужно бояться меня. Думаю, мы с вами помиримся.
К сожалению, явное сочувствие Элинор лишь развязало язык сэру Питеру, вместо того чтобы успокоить его. Ей пришлось выслушать от него всю историю, и уже была полночь, когда она смогла вернуться в комнату, где спал Иэн. Она вошла тихонько, жестом приказав слугам, сопровождавшим ее, положить тюфяк и одеяло на пол рядом с кроватью. Затем, не произнося ни слова, она велела им удалиться.
Иэн спал, и она не хотела будить его. Она поставила на стол блюдо с холодным мясом и хлебом, которые принесла с собой, и накрыла его салфеткой. Он пропустил ужин, но сон, как она полагала, был ему куда нужнее. В сумрачном свете одинокой свечки она развязала пояс и сбросила с себя тунику. В тот момент она не имела понятия, куда поместили ее багаж с одеждой, который был при ней. Сорочку она не стала снимать. Обычно Элинор спала обнаженной. Но пол был слишком холодный, а ее халат находился среди вещей в багаже. Если ей придется вставать к Иэну ночью, она не хотела стесняться своей наготы или искать в темноте какую-то одежду. От усталости ноги ее подкосились, и она плюхнулась на табурет.
Почти в то же мгновение рука Иэна отдернула занавеску вокруг кровати. Увидев Элинор, он расслабился, но, когда она направилась к нему, он увидел на полу тюфяк и Одеяло.
— Ты голоден? — спросила Элинор. — Я принесла еду…
Он не ответил на это, лишь резко спросив:
— Ты уже не собираешься спать со мной в одной постели?
— Ну что ты, — мягко ответила Элинор. — Но ты такой израненный и уставший. Я не хотела тревожить тебя. Ты будешь есть, Иэн?
Хитрая и чувственная улыбка коснулась его губ.
